Из воспоминаний Вячеслава Игрунова, 2001 г.

О библиотеке Самиздата, о Группе содействия культурному обмену и о Ларисе Богораз-Брухман.

"Вот эта персональная ответственность за свою страну, персональная ответственность за свою историю - вещь, конечно, очень странная, вполне возможно, что у Ларисы ее не было, вполне возможно, она вызрела во мне, но я ее получил, читая тексты Ларисы Богораз: я отвечаю за все, что здесь происходит, и если я ушел в сторону, значит, я соучастник".

Вторжение в Чехословакию

О Ларисе Богораз я впервые услышал 25 августа 68-го года. Я тогда начал слушать зарубежное радио - вернее, я впервые отнесся к этому серьезно, потому что прежние мои попытки слушать "Голос Америки", "БиБиСи" приводили к тому, что я их быстренько вырубал, а потом многие годы, во всяком случае, 67-ой, 68-ой, я не слушал этих радиостанций. Да и в 66-м я не слушал, в общем-то, тоже. Только в самом начале пытался. А когда наши войска вторглись в Чехословакию, выхода не было - слушать надо было. Какую-то дополнительную информацию получать надо было - не только то, что давали нам наши средства массовой информации, "Известия" да "Правда".
И вот когда я начал слушать, буквально через несколько дней  состоялась демонстрация на Красной площади, в которой приняла участие, в частности, и Лариса Богораз. Для меня это было чрезвычайно важно, потому что они сказали, что она жена арестованного Юлия Даниэля. А я был таким себе идеалистом, для которого семейная традиция имела большое значение: если муж арестован за дело, если жена арестована за дело, значит, там все хорошо в семье. Мои взгляды сейчас совершенно другие, да и у них в семье было не все в порядке. Лариса Богораз за год до этого уехала в Новосибирск, преподавать в Новосибирском Университете… Она филолог.
Когда мужа арестовали, Лариса вернулась в Москву. Но, на самом деле, она к этому времени уже жила с Анатолием Марченко, которого арестовали накануне вторжения, по-моему, 20 августа1, и я, естественно, о нем ничего не знал. А официально говорили о ней, как о жене Даниэля, и меня это потрясло. Особенно потрясло, когда Александр Даниэль2, 17-летний в то время мальчик, написал письмо то ли Генеральному секретарю, то ли в ЦК КПСС. Это было нормальное такое правозащитное протестное письмо. Это письмо меня потрясло еще больше, и я захотел познакомиться с этим семейством.

О начале библиотеки Самиздата

В это время, вскоре после вторжения, я сделал попытку переехать в Москву. Уже тогда стало окончательно ясно, что надо ехать в Москву, поселяться там, находить людей. До этого ведь мы не знали о существовании развитого Движения. У нас были друзья в Петербурге, от них мы знали о деле ВСХСОН3, но, в сущности, о том, что существует Движение, мы не знали. Газет мы тоже не читали. Мы все больше по фундаментальному материалу работали - книжки читали. Поэтому мы ничего не знали о существовании, например, таких людей, как Буковский, как Гинзбург, хотя советская пресса вполне об этом писала. Понятно, КАК она писала, но ничего кроме "Перевертышей" о Синявском и Даниэле мы не читали. Поэтому для меня было чрезвычайно важно, что в Москве есть люди, которые в состоянии оказывать сопротивление режиму.
Я понял, что надо было ехать в Москву, искать людей, оставаться там. Я тогда поехал через Петербург, и по одной из задач потом в Москву - мы тогда занимались сразу несколькими делами. Одно из них -  восстановление исторической правды о Новочеркасском расстреле, другое - это собирание людей. И, кроме того, одна из задач - обустроиться в Москве.
Через знакомого Додика Штрихмана мы вышли на его двоюродного брата - а может, и на родного, - который был знаком с окружением Ларисы Богораз и обещал достать "Раковый корпус", "В круге первом" - нам тогда хотелось прочитать эти книги, у нас их еще не было, так как не было доступа к Самиздату. Несмотря на то, что мы были достаточно продвинуты в теоретическом смысле, практических контактов с тем, что уже стало реалиями нашей советской жизни, а именно с Самиздатом, у нас еще не было. У нас только-только начала формироваться библиотека. Там были последние слова Синявского и Даниэля, но ничего больше. Было, конечно, письмо Лариной и сопровождающее его предисловие к письму Бухариной, письмо Раскольникова, с которого начиналась наша библиотека. Было такое знаменитое письмо Федора Федоровича Раскольникова Сталину - это отдельная история, может быть, расскажу (...и он рассказал: см. комментарий В.Игрунова к статье Даниэля о Самиздате).

В общем, у нас было очень мало материала и очень хотелось прочесть "Раковый корпус" и "В круге первом", о котором так много говорили. Как раз брат Додика Штрихмана сказал, что да, это можно достать, стоить это будет 25 рублей - пожалуйста, приезжайте. Для нас 25 рублей были деньги бешеные, на такие деньги можно прожить, по крайней мере, полмесяца, а, может, и месяц. И было, конечно, тяжело, но мы поднапряглись, собрали все деньги, решили покупать, все что было: "В круге первом", "Раковый корпус"… Приехали, остановились у него в Люберцах, и тут узнаем, что нет, никто никаких книг нам не продаст, потому что ТАК обращались с этими ребятами на Красной площади, что все поняли, что теперь всех будут крутить. Там кричали: "Бей жидов! Спасай Россию"… еще что-то такое было. И в самом деле, Файнбергу выбили зубы на Красной площади - обращались грубо. Это произвело сильное впечатление на их друзей, и они залегли на дно. Никакого "Ракового корпуса", никакого "В круге первом", естественно, достать было невозможно. Мы уехали не солоно хлебавши, но, по крайней мере, убедившись, что там действительно есть какие-то люди, на которых надо выходить.
К сожалению, поведение Вити Сазонова4 оказалось таким, что я понял: с ним работать было нельзя, надеяться на него было нельзя. Кроме того, он отказался оставаться в Москве. Я согласен был работать дворником - пожалуйста, а для него дворником это было западло: как это так - работать дворником! Я, ради того, чтобы получить квартиру в Москве, конечно, готов был работать дворником. Витя отказался - я уехал. Мне потом пришлось через некоторое время вновь возвращаться в Москву, убеждать дать нам такие книги как "Доктор Живаго", "Новый класс", "Истоки и смысл русского коммунизма". Но в это время в Одессе Анатолий Гланц5 познакомился с Сашей Живловым. И нам открылся довольно широкий канал получения информации. Там был и Орвэлл - в общем, настоящий ТАМИЗДАТ.
В свою очередь этот самый Тамиздат открыл путь будущим очень близким нашим друзьям. Прежде всего, это была Белла Елизерская, она заведовала читальным залом публичной библиотеки имени Ленина в Одессе, где мы все и читали, и где мы впервые нашли Раскольникова. Там собирались многие знакомые, кого-то мы и раньше знали, с кем-то она нас познакомила. Именно она познакомила нас с Гольденбергом - Исидором Моисеичем Гольденбергом, который сыграл довольно важную роль в нашей жизни, которому я очень благодарен  и перед которым у меня есть так и не смытая вина6. Я чувствую себя очень виноватым перед ним. Мы с ним познакомились и сразу же дали ему читать "Доктора Живаго". Потом другие книги. В ответ на это он достал нам "Хронику текущих событий". А еще раньше Саша Живлов мне рассказал об Анатолии Марченко…

"…пока я жив, я отвечаю за все, что моя страна делает"

В общем, перед нами ОТВЕРЗСЯ МИР. Нам дали "Хронику текущих событий", дали письмо Григоренко по поводу вторжения в Чехословакию. И пошли другие тексты. И среди этих текстов маленькая статеечка - "Об одной поездке". Автор - Лариса Богораз-Брухман . Эта статья произвела на меня неизгладимое впечатление. Было в ней что-то настолько человечное и живое, что Лариса Богораз прямо же вот с этой первой статьи стала чем-то чрезвычайно важным. А когда вслед за этим я прочел последние слова на суде после демонстрации 25 августа, я просто стал ее поклонником. Проблема заключалась в том, что она отрицала потом, что она так говорила. Я же не перечитывал с 68-го года тех речей, и, может быть, я в самом деле ошибаюсь, но ее текст повлиял на меня следующим образом: я несу ответственность за свою страну и пока я жив, я отвечаю за все, что моя страна делает. Если моя страна вводит танки в Чехословакию, я в ответе, пока я не сделал все, что в моих силах, только моя смерть искупает мою вину. Если моя страна вторгается в Афганистан, то виноват я, потому что я не сумел изменить режим в этой стране, и я должен с ним бороться, пока он не станет другим, и так далее. Вот эта персональная ответственность за свою страну, персональная ответственность за свою историю - вещь, конечно, очень странная, вполне возможно, что у Ларисы ее не было, вполне возможно, она вызрела во мне, но я ее получил, читая тексты Ларисы Богораз: я отвечаю за все, что здесь происходит, и если я ушел в сторону, значит, я соучастник. Я обязан оказывать сопротивление всему злу, которое происходит в этой стране, потому что это МОЯ страна.

Подпольная библиотека как культурный центр

Когда я начал читать "Хроники текущих событий", я, конечно, понял роль Ларисы Богораз в том, что происходило. Но она была на тот момент в ссылке. Естественно, встретиться с ней не было никакой возможности, да и, на самом деле, контакты с Москвой были сильно ограничены. Исидор Моисеич познакомил нас с Авраамом Исаковичем Шифриным7, который был главой сионисткой команды в Одессе. Так вот, Авраам Исакович познакомил нас, в конце концов, с рядом московских диссидентов. Самым главным из них для нас оказался Владимир Тельников8. Через него мы получили доступ к разного рода материалам. В общем, именно тогда у нас начала складываться библиотека. То, что случайно попадало в Москву к тем или иным людям, у нас централизовано собиралось. Это был настоящий функционирующий образовательный центр. Там  с самого начала были уже десятки и десятки статей, художественных произведений: и "Доктор Живаго", и, скажем, "Собачье сердце", "В круге первом", "Раковый корпус"… Там были и серьезные философские работы. Там был не только Бердяев, Булгаков, Флоренский, но и другие весьма серьезные книги. Были "Вехи", конечно. Но "Вехи" мы получили тогда еще в библиотеке. Еще в научной библиотеке можно было получать. Чуть позже их нельзя было получать в библиотеке. Мы их сразу откопировали и пользовались "Вехами". Но там были и другие сборники, книжки… Конечно, я не могу поставить на одну доску с "Вехами" многие книги, которые там были. Там были и журналы, издававшиеся за границей - Володя Тельников нас снабжал. Это были не только журналы новые, например, "Вестник РСХД"9 , но это были и журналы старые, например, "Новый град". Короче говоря, это было очень сильно.
Когда КГБ мне предъявило список почти из 200-х книг - во время обыска у Пети Бутова10 была найдена бумажка с перечнем двух сотен книг - я очень возрадовался, потому что в этом перечне очень многого из того, что у нас было, не доставало. Я никогда не считал, сколько книг было. У нас было, по крайней мере, я думаю, 4 - 5 сотен книг. Для того времени это была очень большая и очень серьезная библиотека. Конечно же, у нас там были книги не вполне нелегальные. Были книги, которые издавались у нас ограниченным тиражом по 120 экземпляров для сотрудников аппарата ЦК КПСС. У нас были книги для научных библиотек, некоторые из которых бывали в свободной продаже, а некоторые - нет. У нас были, конечно, и такие книги, которые раньше были в открытом доступе, а потом исчезли из открытого доступа, такие как Юнг, Фрейд, Ницше, или Лев Шестов, например. По знакомству нам давали выносить их из научных библиотек, и мы их копировали. Так что кроме этих нескольких сотен нелегальных книг, у нас была еще довольно приличная библиотека из раритетных изданий, например мемуарные книжки. У нас в 20-е годы активно издавались "белые мемуары", и таких книг у нас было довольно много. Кроме того, Шпенглера многие имели не в ксерокопиях, а просто купили книжку - 40 рублей тогда отдать за "Закат Европы" было для нас крайне тяжело, но мы отдавали.
Это был вполне серьезный образовательный центр, и опираясь на него, мы получили довольно серьезные выходы в Москве. И, тем не менее, даже эти выходы нас сильно не удовлетворяли. Володя Тельников , с которым мы прекрасно работали, в 71-м году уезжает из Москвы - и правильно делает, потому что если бы он не уехал, я думаю, через несколько месяцев его бы просто арестовали, и думаю, что он бы загремел в очередной раз на солидный срок. Он ведь уже отсидел 10 лет до этого, полагаю, еще десять лет он мог бы получить. Он уехал, однако, при этом оставил мне таких знакомых как Хаустов, Шиханович…

О Саше Рыкове

Дело в том, что Саша Рыков11, который был нашим представителем - представителем нашего подполья в Москве - в 72-м году уехал из Одессы. Мы с ним, по-видимому, рассорились. У нас было много возможностей для ссоры. Это была, конечно, ссора юношеская, я думаю, что во взрослом состоянии мы бы вряд ли разошлись, хотя все-таки одна проблема между нами стояла. Серьезная проблема… Моя жена, моя первая жена, была девушка, за которой безнадежно ухаживал Саша Рыков. Кроме того, Саша Рыков считал, что я его сильно недооцениваю, а я, действительно, его не очень высоко оценивал, в смысле интеллектуальном. И все это постепенно привело к нашему разрыву. Кроме того, он на самиздате начал делать деньги, а я был категорическим противником коммерческого использования самиздата, категорически был против того, чтобы на этом зарабатывать деньги. И это было последней каплей. Саша Рыков уехал в Москву и стал просто книжным торговцем. Он стал зарабатывать деньги на книгах. На этом политическая жизнь Саши Рыкова закончилась, и больше я его никогда не встречал. В общем с 72-го года - с января или февраля 72 года - я его не видел. Через несколько месяцев исполнится 30 лет, как не видел.

Лариса Богораз и Толя Марченко

Так вот, Саша Рыков уехал, все наши контакты оборвались, и оставались только Хаустов и Шиханович, а они весной 72 года один за другим были арестованы, и фактически мои связи исчезли. Правда, Шиханович познакомил меня с Чалидзе, но с Чалидзе у меня отношения как-то не сложились. Виделось высокомерие… И, кроме того, осенью 72 года он покинул страну - и все! И на этом мои связи с диссидентами оборвались. Шифрин в 70-м уехал благополучно из страны. Все, выхода у нас на диссидентов не осталось, и у нас начался очень долгий период отрезанности, который продолжался 72-ой год, 73-й год… 73-й год был особенно тяжелый, потому что после ареста Красина и Якира пошли раскаяния, и, в общем, как-то иначе начали себя вести диссиденты, чем мы рассчитывали, или, во всяком случае, не так, как оно было прежде по "Хронике текущих событий" на протяжении предыдущих пяти лет. Правда, летом 73-го года началась публичная травля Сахарова и Солженицына - эти люди вели себя достойно, это давало некоторую уверенность, но отрезанность от Москвы сказывалась очень больно.
И вот в конце 73-го в Одессу приехала Ира Корсунская. Она нашла Тымчука. Леня Тымчук 12  был прежде знаком с Ларисой Богораз. Она нашла Тымчука и восстановила наши связи с москвичами. И вот в январе 74-го года я уже еду в Москву ко всем нужным людям. Я еду к Корсунской, и Корсунская отправляет меня ко всем, кого я называю. И, естественно, первой, кого я назвал, была Лариса Богораз.
Лариса Богораз. 60-е гг. Я поехал на Ленинский проспект, зимой, позвонил в дверь, меня впустили - я был довольно потрясен… Мне кажется, что открыл Саня Даниель, если я не ошибаюсь… Он меня как-то немножко раздражал во время разговора, потому что я разговаривал с Ларисой и с Толей Марченко, а он все время вел себя чуть ли не как старший. Там были еще родители Ларисы. И вот это его поведение вызывало во мне какой-то протест - не могу сказать, какой. Но самое главное, Лариса Богораз, та самая Лара, Лариса, о которой слагались романсы, на меня произвела впечатление очень старого человека. Она не очень хорошо выглядела, она и сейчас выглядит не очень хорошо - вообще у нее есть такая специфика. Я был в некотором смысле потрясен, на меня это произвело очень сильное впечатление. И, несмотря на то, что с большинством из диссидентов у нас быстро устанавливались равные отношения, с Ларисой Иосифовной было иначе. Она удивляется, почему она для меня Лариса Иосифовна, а для всех - Лариса. Вот с Толей мы были на "ты". С Ларисой на "вы", и Лариса Иосифовна. Что-то в этой встрече произвело такое впечатление на меня.
Мы стояли уже после общей беседы у нее на кухне, она курила, мы смотрели друг на друга и разговаривали. Потом на этой кухне были сотни наших разговоров. И мы разговаривали, и это был разговор мальчика с умудренным жизнью человеком. Это не был разговор равных. Я не думаю, что так воспринимала это Лариса. Я думаю, что она воспринимала это прямо наоборот. Мы разговаривали как партнеры, но я воспринимал этот разговор как разговор ребенка, который пришел к взрослому человеку. Я думаю, что эта первая встреча сильно травмировала меня и наложила отпечаток на наши отношения, тем не менее, первый же наш разговор был прекрасный. Возникла дистанция между мной, ребенком, и ею, взрослым человеком. Эта дистанция была только с моей стороны. В последующем я часто вел себя как старший по отношению к ней, у нас всегда, безусловно, были равные диалоги, все было нормально, но, повторяю, первое впечатление наложило очень сильный отпечаток на все, что происходило потом. Его нельзя, наверное, описать словами, я просто упоминаю об этом.
Короче, она меня пригласила в Тарусу, где они жили с Толей Марченко и, конечно же, в следующий свой приезд я был у них в Тарусе. С тех пор я, приезжая в Москву, прежде всего, ехал туда, к ней, в Тарусу. И для меня это было огромное удовольствие, когда на их кухне, в полуподвале, мы пили чаи, разговаривали с ней, с Толей. Лариса оказалась одним из наиболее понимающих меня людей. Толя, например, очень жестко критиковал мою статью "К проблематике общественного движения". Я им в Тарусу привез сразу же "К проблематике общественного движения". И мы очень спорили. Толя говорил: "Ну что это за человек, который пишет о внутренней свободе, и при этом подписывается псевдонимом?" А Лариса спокойно понимала это. Понимала, почему я так себя веду. Мне удалось объяснить, что моя задача - не заявлять протест, моя задача добиваться результата, и я хочу долго находиться на свободе, я хочу долго работать, я хочу выращивать поколения новых людей. И для этого, естественно, мне нужно быть недоступным для КГБ. Короче, мы с Толей очень много спорили. Толя был сторонником многопартийной системы, а я и Лариса были противниками многопартийной системы. У меня были свои соображения: я полагал, что многопартийная система ни чуть не лучше однопартийной - то есть, лучше конечно! Но в ней тоже существует такая вещь, как партийный эгоизм, которая ведет не к достижению общенациональных целей, а к достижению частных целей определенных групп людей. Я думаю, что сильное впечатления на меня имела средневековая китайская история, когда были запрещены политические партии в Китае. Не важно. Важно, что мы с Ларисой понимали друг друга. Самое главное, что мы жили нормальной человеческой жизнью, у нас были нормальные проблемы: наколоть дров, отремонтировать печку. Что-то было такое… Я когда-то рассказывал, что нас с Олегом Курсой13  очень сближало то, что мы вместе чистили, жарили картошку, ели… Вот приблизительно такая же атмосфера в отношениях с Ларисой Богораз и Толей Марченко сближала нас. Во всяком случае, меня с ней - у нас было что-то настоящее, человеческое…
Понятно, что Вера Лашкова жила в Тарусе, на даче Оттона, Алик Гинзбург (см. рассказ о нем В. Игрунова - прим. ред.) жил там. Я ходил и к тем, и к другим. С Аликом у меня сложились прекрасные отношения, но жил я у Ларисы и Марченко… В Москве когда я был, я очень часто останавливался на Ленинском проспекте. Если не останавливался у Кузи - Ирины Корсунской - то, конечно же, я останавливался у Ларисы Богораз. Изредка у Нины Петровны Лисовской, но у Ларисы Богораз я бывал гораздо чаще, чем где бы то ни было. И, естественно, в Тарусе, куда я приезжал, я останавливался у них. В 74-м году я был несколько раз у них там.

Группа содействия культурному обмену

Тогда же я работал над словарем-справочником по общественному движению, который должен был превратиться в Альманах. Постепенно идея развивалась. Когда я приехал к Ларисе, уже было ясно, что это должен был быть Альманах, собирающий материалы об истории общественного движения и периодически их публикующий. Ведь как только составляешь словарь-справочник, сразу становится ясно, что ты этого не знал, то упустил, это изменилось, то уточнилось, здесь появились новые подходы, новые позиции. Короче говоря, надо издавать Альманах, посвященный истории общественного движения в стране. Потом, когда я уже сидел, я узнал о появлении "Памяти" и был счастлив, что этот журнал появился.
И вот - это было, наверное, начало 74-го года… Я точно помню, это была зима, я нес воду, я помню, как я поднимался по горке к ее дому. Я просто это помню и помню, что это было именно начало 74-го года. Мы с Ларисой обсуждали мои идеи - как раз статью "К проблематике общественного движения"… Она говорила, что да, конечно, у Вас самая разумная программа общественных движений из всех, с которыми я знакома, но и она нереалистична. И, тем не менее, чтобы все это построить, нужны деньги, а у нас нет денег. Чтобы учить людей, менять внутреннюю культуру человека и для того, чтобы формировать новую политическую силу, нужны деньги, а у нас нет денег. Мы с ней обсуждали эту проблему, и она говорила: "На Западе, на самом деле, есть деньги, но только они не понимают, кому давать, потому что должна быть организация, а если мы создадим организацию, нас тут же уничтожат за антисоветскую деятельность." И я тогда объяснял идею персональной ответственности. Кстати, о персональной ответственности у меня в "К проблематике общественного движения" есть.
Лариса сразу же была готова мне помогать в этом. Она взялась написать статью о Павле Литвинове, а Марченко взялся написать статью об Амальрике14. К сожалению, ситуация сложилась таким образом, что Марченко вскоре был арестован, и, понятно, что всем стало не до этого. А вскоре был арестован и я. В сущности, уже в августе 74-го Госбезопасность на меня круто наехала.
Я был всегда сторонником персональной ответственности. Мы с Толей спорили, нужны ли политические партии или нет - Лариса была вообще против политической жизни и политических партий - а я был, наоборот, сторонником, и очень активным, политической жизни и политических партий. Но только я делал упор на правильном для России институте персональной политики15, когда политик принимает на себя всю ответственность за то или иное движение. Это должны быть люди морально прозрачные для общества, морально достойные, интеллектуалы - только так. И человек, которому дают деньги, должен был бы брать на себя ответственность за их распространение.
"Да, - говорила Лариса, - но на Западе это так не понимают". И тогда я придумал такую форму, которую я пытался реализовать еще в 72-м году. Я тогда предлагал Чалидзе следующую вещь: мы откроем в Одессе отделение комитета прав человека. У нас будут легально - легально! - стоять ИХ журналы. И если нас будут за это преследовать, то в этом случае, естественно, будут включаться Сахаров, Чалидзе и так далее. Потому что за что же нас преследовать: тут у меня журнал, в котором пишут, как такой-то и такой-то казус рассматривается в Великобритании, или как действует такая-то и такая-то норма, связанная с тем-то и с тем-то. И вот у меня обыски по этому поводу - быть такого не может! У меня открытый дом - все приходят, изучают право. Хотите - пожалуйста, вот в Великобритании так. Конституция Соединенных Штатов? - вот она, пожалуйста. За что сажать? За конституцию Соединенных Штатов? Это же совершенно невозможно. Чалидзе на это не согласился, эта идея умерла. Но теперь-то я понял - не теперь, а уже тогда, вскоре, - что он уже вострил лыжи, собирался уезжать из России и совершенно не думал о том, что здесь останется, и зачем это все нужно, и не верил, что все это можно осуществить.
А когда мы стали говорить с Ларисой о необходимости получать ресурсы, я предложил такую форму: мы открываем культурный центр. Да, в моем личном доме, да, вот у меня есть дом на Дубовой, и я делаю салон. Присылайте мне книжки! Вот книжки стоят у меня на полке. Вот это Мондриан, а это Винсент Ван Гог, это, например, Гоген, или Пикассо, или Кандинский, или Брандт - вот, все. Ко мне приходят художники, пьют у меня чаи, разговаривают на умные темы, снимают альбомы, читают… Но этих альбомов мне присылали достаточно много для этого салона, может быть, еще и потому, что за меня поручались такие люди как Лариса Богораз, или Алик Гинзбург, или Наташа Горбаневская... И я мог часть библиотеки продавать - и в букинистические магазины, и с рук, получая за это вполне приличные деньги. То же самое происходило с пластинками. Была замечательная музыка, которую у нас здесь нельзя было купить, а мне могли прислать пластинки - а они дорого стоили. Битлы стоили у нас довольно дорого. У меня на полке они тоже оставались, мы всегда могли их послушать: я Битлов любил, и это правильно, что можно было слушать Битлов. Но кроме этого, я мог их продать. И таким образом, мы получали возможность открыть культурный центр, знакомиться с тем, что у нас в России мало доступно или не доступно. И, вместе с тем, это превращалось для нас в источник существования. Кстати, клиенты, которые ко мне приходили, могли быть и покупателями. И мне не надо было ходить и создавать систему продажи. Хотя в то время у меня была прекрасная система продажи - скупки и продажи - литературы. Опыт был.
И вот, отталкиваясь от этой идеи, я начал задумывать Группу содействия культурному обмену16. Но когда меня арестовали, это дело прервалось. Но в 75-м году заключаются Хельсинкские соглашения. А уже когда меня отправляют в сумасшедший дом, я узнаю о возникновении Хельсинкской группы. И тогда у меня возникает мысль: "Хельсинкская группа! Так чем же плоха моя Группа содействия культурному обмену?" И я начинаю готовиться к тому, что когда я выйду, мы все-таки создадим Группу содействия культурному обмену. Хельсинкские соглашения теперь открывают нам возможности, и я  окрылен. И сразу, как только я выхожу, я пишу этот текст. Заявление о создании группы содействия культурному обмену. И я, естественно, еду в Москву, чтобы этим заниматься. Но группа культурного обмена теперь становится солидным предприятием - не просто, как достать денег и при том попользовать западную культуру, а серьезным предприятием.
Уже я понимаю, что в рамках этой группы можно делать то-то, то-то и то-то и, в частности, "Альманах-77" 17 . Тогда он, естественно, так не назывался. Мы перебирали разные названия. Это был "Диалог-77", "Альтернатива" - было много разных названий, вплоть до того, что мы продумывали названия разделов: скажем, поэзия была в "Метрономе". Короче говоря, журнал становится толстым, там есть литература и поэзия, там есть философия, экономика, экология и так далее - то есть, совершенно нормальный такой, хороший журнал, в том числе, с материалами из-за рубежа.
Я полагал, что кое-что из того, что делаем мы, будет интересно и западным людям. Была такая у меня самоуверенность и, надо сказать, она не была правильной - западные люди воспринимали нас чаще всего как экспонатов зоопарка. Скорее наблюдали, какие там есть умные мужественные люди: Андрей Амальрик, Лариса Богораз - и я не думаю, что значительная часть публики, специалистов, как-то серьезно относилась к нам. Я думаю, что, как правило, это были политические маргиналы, которые интересовались тем, что же они пишут, эти люди.
К сожалению, я не был поддержан, я сильно не был поддержан. Например, Кронид Любарский мне сказал так: "Вот мы здесь, в Москве не можем защитить друг друга, а вы там, на Украине, оторванные от всех - кто-то во Львове, кто-то в Киеве, кто-то в Одессе - вы, тем более, защитить друга не сможете. Вас передушат, никакого журнала не будет". В общем, в Москве я не получил никакой поддержки. Только где-то в сентябре, когда я копал яму для прокладки водопровода в свой дом, над моей головой прошли два человека, в которых я узнал Леню Тымчука, своего старого приятеля и незнакомого человека, который оказался Петром Винсом из Киева. И вот Петр Винс дал новое дыхание всему проекту. Он сказал: "Ну что ж, москвичи не хотят, мы на Украине издадим, сил у нас хватит, деньги будут, авторы есть". Он меня познакомил впоследствии с Марком Белорусцем, самым важным для меня в Киеве тогда человеком, с Володей Малинковичем и со многими-многими другими.18
Я обрел новое дыхание, когда поехал в Москву: я уже знал, что я БУДУ издавать этот журнал, даже если москвичи не согласятся. Теперь я ехал уже не обсуждать с ними издание журнала, а предлагать им работать со мной. Я уже знал, к кому я иду, кого я хочу. Я знал, что в этом журнале должен быть Гефтер19, конечно, в этом журнале должна была быть Раиса Лерт20, и конечно же, там должен был быть Валера Абрамкин21. С Абрамкиным я познакомился у Старчика22- это было на вечере памяти Галича. Это было довольно поздно, Галич только-только погиб, и буквально через день или два, самое большее, через несколько дней, у Петра Старчика состоялся вечер Александра Галича, где я и познакомился с Валерой Абрамкиным. Петр Старчик вытащил журнал "Воскресенье"23 и вдруг выяснилось, что один из авторов этого журнала - Лиятов - мой старый одесский знакомый Миша Яковлев. В общем, стало ясно, что надо работать с этой группой. Саня Даниэль рассказал мне о Вите Сокирко24. Петр Григоренко рассказал о Юре Гримме25. И начала вырисовываться структура.
Правда, потом, в конце 77-го - начало 78-го года, когда "Поиски" выходили, Павловский26 решил, что он без меня все это сделает. Павловский был моим представителем там. Я его познакомил с Померанцем27, с Абрамкиным, опять же он вышел на того же Сокирко по моей просьбе - все они оказались в журнале "Поиски". Но там оказались еще Гершуни и Абовин-Егидес. Об Абовине-Егидесе я вообще ничего не знал, а к Гершуни относился скорее отрицательно, чем положительно.
К Петру Марковичу Абовину-Егидесу я был очень несправедлив. Я прохожусь по нему в моих письмах, и мне стыдно - я ПОМНЮ об этом, я помню, что было одно место, где я о нем очень жестко высказался, но я должен сказать, что мое мнение было подготовлено Глебом Павловским, который очень негативно относился к Абовину-Егидесу, и в описаниях которого он выглядел карикатурно, и когда я узнавал о некоторых вещах, я воспринимал их уже через призму Павловского. И поэтому была такая жесткая реакция. Мне стыдно до сих пор, что там есть такие строчки - об очень уважаемом и очень приличном человеке. Я с ним не согласен по многим вопросам: он социалист, а я никогда социалистом не был, но человек он был, безусловно, достойный. А Гершуни - это радикал, с которым вряд ли мне было по пути. Впрочем, и "Поиски" сильно отличались от "Альманаха-77" по своему замыслу.

***

Запись и редакция Шварц Е.С.


Примечания:

1. Анатолий Тихонович Марченко (р. 1938 - 1986) - рабочий, ставший диссидентом , после того, как попал в политлагеря в связи с неудачной попыткой перехода границы. Впоследствии - участник правозащитного движения, член Московской Хельсинкской группы, автор книг "Мои показания", "От Тарусы до Чуны" и "Живи как все". Умер в тюрьме в 1986 году. См. о нем в книге Л. Алексеевой "История инакомыслия в СССР" , а также книги самого А. Марченко.
Анатолий Марченко был арестован через несколько дней после своего выступления 22 июля 1968 года с открытым письмом советским и иностранным средствам массовой информации об угрозе советского вторжения в Чехословакию.
Вернуться

2. Александр Даниэль - член правления общества "Мемориал", сын писателя Юлия Даниэля и Ларисы Богораз. См. о нем страницу "Александр Даниэль" на нашем сайте.
Вернуться

3.  ВСХСОН: Всероссийский социал-Христианский союз освобождения народа. Ленинградское подпольное общество, организованное "для преобразования СССР на национально-православной основе" в 1964 году и раскрытое в 1967 г. См. об этом в книге Людмилы Алексеевой "История инакомыслия в СССР" . (Глава "Становление" и "Русское национальное движение".)
Вернуться

4. О Сазонове см. также рассказы и мемуары В. Игрунова "Становление: школа, марксистский кружок...", "Об экономике, о мастерской и культуре", <О Глебе Павловском и о том, как появилась статья "К проблематике общественного движения">
Вернуться

5.  Анатолий Гланц - известный одесский писатель. См. о нем раздел сайта Анатолий Гланц, в рассказе В. Игрунова "О стихах" и страницу Гланца на нашем сайте.
Вернуться

6. О Исидоре Гольденберге см также "О стихах", "Об экономике, о мастерской и Культуре", <Размышления об образовательной реформе>
Вернуться

7. О Ефиме Шифрине см. также "О стихах", "Об экономике, о мастерской и Культуре".
Вернуться

8. О Владимире Тельникове см. также в мемуарах В. Игрунова "Об Альманахе-77" и <О Глебе Павловском и о том, как появилась статья "К проблематике общественного движения">.
Вернуться

9. Вестник РСХД - Вестник русского студенческого христианского движения. Журнал выходил в Париже и Нью-Йорке. Ответственный редактор - Никита Струве. В журнале печатались работы "классиков" русской религиозной философии: Бердяева, Флоренского, Булгакова и др., а также современных православных священников и мыслителей, как, например, о. Сергия Желудкова. Журнал имел правозащитный уклон, помещая, кроме религиозных, материалы о положении с правами человека и выступая в защиту инакомыслящих в СССР.
Вернуться

10. О Петре Бутове см. раздел сайта Петр Бутов, а также "О 82-м годе", "Об аресте и заключении", Беседу с Борисом Херсонским и в книге Людмилы Алексеевой "История инакомыслия в СССР" (Глава "Хельсинкский период". "В 1982 г. арестовали физика Петра Бутова. Этому аресту предшествовали обыски, начиная с лета 1981 г. — у самого Бутова и его знакомых. Изъяли "Хроники текущих событий", "Хроники Литовской католической церкви", фотокопии многих произведений самиздата и тамиздата. На допросах выяснилось, что следователи хорошо знают содержание разговоров в комнате, где работал Бутов. Видимо, там был установлен подслушивающий аппарат. После ареста Бутова жене его объяснили, что причина ареста — отказ выдать "библиотеку и архив — пленки с антисоветской литературой", и назвать человека, делавшего фотокопии. Бутов был осужден на 5 лет лагеря строгого режима и 2 года ссылки.  Библиотека, видимо, продолжает действовать").
Вернуться

11. О Саше Рыкове см. также в рассказе "Становление: школа, марксистский кружок...", "О Мемориале" и письмо к Павловскому весны 1984 г..
Вернуться

12. О Леониде Тымчуке см. также "Об Альманахе-77", а также в книге Людмилы Алексеевой "История инакомыслия в СССР"   (Глава "Хельсинкский период""В петиционной кампании 1968 г., почти сплошь (на 70%) московской, были еще подписи участников украинского национального движения (139 чел.) и из Новосибирского Академгородка (46 чел.). Из 14 подписавшихся, приходившихся на всю остальную страну, двое были из Одессы — Л. Тымчук и В. Крюков." Далее>>).
Вернуться

13. Об Олеге Курсе см. также раздел сайта Олег Курса, "О стихах", "О 82-м годе", "2 сентября. Черкизово...", в рассказе "Об экономике, о мастерской и Культуре" и в "Хронике текущих событий", вып. 35 - 38.
Вернуться

14. Павел Литвинов - правозащитник, соавтор (вместе с Ларисой Богораз) открытого письма "мировой общественности" (1968) по поводу "процесса четырех". Участник демонстрации протеста на Красной площади против вторжения Советских войск в Чехословакию (был осужден). Впоследствии уже в эмиграции вошел в редколлегию "Хроники защиты прав". См. он нем также в книге Людмилы Алексеевой "История инакомыслия в СССР" .

Амальрик Андрей Алексеевич (1938, Москва - 1980, Испания) - историк, писатель, диссидент, автор ряда статей и книг: "Записки диссидента", "Доживет ли Советский Союз до 1984 г.", "Западные корреспонденты в Москве", "Открытое письмо Кузнецову" и др. Один из немногих авторов Самиздата, посвятивший значительную часть своего творчества проблеме "внутренней свободы". Активный деятель правозащитного движения. См. об Амальрике также раздел сайта Андрей Амальрик, фрагмент письма В. Игрунова "Амальрикитяне", книгу Л. Алексеевой "История инакомыслия в СССР", часть "Движение за права человека": "Первым постоянным "связным" с Западом был Андрей Амальрик. В 1966-1969 гг. он оставался практически единственным таким "специалистом" среди правозащитников. Через него уходили и возвращались документы правозащитного движения — такие, как записи судебных процессов, а также художественный самиздат и публицистика". Далее >>
Вернуться

15. О персональной ответственности см также "Комментарий к письму Явлинскому", "История ИГПИ. Часть 1", письма от 7/8.06.81,  05.08.84  и фрагмент беседы с В. Игруновым .
Вернуться

16. О Группе содействия культурному обмену см. также "О Григории Померанце", "Об Альманахе-77", "Заявление Группы..."
Вернуться

17. Об Альманахе-77 см. также "Об Альманахе-77", "О Григории Померанце", "О Викторе Сокирко", диалог Игрунова и Павловского в Одессе (1984) и письма к Павловскому от 84.14.07 - 84.21.07.
Вернуться

18. См. "Об Альманахе-77"
Вернуться

19. Михаил Яковлевич Гефтер (1918 - 1995) - писатель, историк, с 1970-х - участник диссидентского правозащитного движения, в 1978 - 1979 гг. один из авторов самиздатского журнала "Поиски". С 1991 Президент научно-просветительского центра "Холокост". О Михаиле Гефтере см. также на страницах Русского журнала и рассказы В. Игрунова "О Григории Померанце", а также письма к М. Гефтеру и публикации М. Гефтера и воспоминания о Гефтере .
Вернуться

20. Раиса Борисовна Лерт - член редколлегии журнала "Поиски" (см. ниже).  См. о Лерт также  "Об Альманахе-77".
Вернуться

21. Валерий Абрамкин (р. 1946) - член редколлегии журнала "Поиски". В 1980 г. был осужден за участие в журнале. Находился в заключении до 1985 года. В настоящее время - руководитель Общественного центра содействия реформе уголовного правосудия. См. об Абрамкине также раздел сайта Валерий Абрамкин"Об Альманахе-77", "О Викторе Сокирко", "О Григории Померанце" и в книге Л. Алексеевой "История инакомыслия в СССР", часть "Хельсинкский период".
Вернуться

22.  Петр Старчик - московский правозащитник, в 70-е годы - политзаключенный, узник спецпсихбольницы. См. также "О Григории Померанце", "Об Альманахе-77", а также в книге Л. Алексеевой "История инакомыслия в СССР" часть "Репрессии против правозащитников".
Вернуться

23. "Воскресенье" - толстый литературно-публицистический журнал, издававшийся Валерием Абрамкиным (см.). Вышел один выпуск.
Вернуться

24. Виктор Сокирко - член редколлегии журнала "Поиски". Писал под псевдонимом К. Буржуадемов. О Викторе Сокирко см. "О Викторе Сокирко" и письмо к Виктору Сокирко. О "Поисках" см. также "Об Альманахе-77", "О Григории Померанце" , письма к Павловскому, диалог Игрунова и Павловского в Одессе, а также Этапы истории инакомыслия, главу из мемуаров Г. Померанца "Корзина цветов нобелевскому лауреату" и в книге Л. Алексеевой"История инакомыслия в СССР " , часть "Хельсинкский период": "В 1979 г. появился литературно-публицистический толстый (200-300 страниц в выпуске) самиздатский журнал "Поиски" с подзаголовком "Свободный московский журнал" и с именами членов редколлегии на титульном листе: Валерий Абрамкин, Петр Абовин-Егидес, Раиса Лерт, Павел Прыжов (псевдоним, позднее раскрытый — Глеб Павловский). В следующих выпусках "Поисков" дополнительно были объявлены члены редколлегии Владимир Гершуни, Юрий Гримм, Виктор Сокирко и Виктор Сорокин". Далее >> 
Вернуться

25. Петр Григорьевич Григоренко (1907 - 1987) - советский генерал, коммунист, впоследствии ставший одним из активнейших участников правозащитного движения, одним из учредителей и членов Московской Хельсинкской группы (МХГ) и членом Украинской Хельсинкской группы. См. о Григоренко также в книге Л. Алексеевой "История инакомыслия в СССР".

Юрий Гримм (р. 1938) - по профессии - фотограф. Член редколлегии самиздатского журнала "Поиски" (см. выше), участник правозащитного движения. Дважды подвергался заключению по политическим мотивам: первый раз в 1965 году за распространение листовок с карикатурами на Хрущева и в 1980 за участие в журнале "Поиски". [Справка дается по матералам книги "К истории Московской Хельсинкской группы", Москва, 2001 г.]
Вернуться

26. О Глебе Павловском см. раздел сайта Глеб Павловский, переписку  с Г. Павловским, а также здесь и здесь (ответы Павловского читателям РЖ).
Вернуться

27. Григорий Соломонович Померанц (р. 1918) -  философ, писатель, культуролог, автор многих литературно-философских эссе и статей, одна из которых - "Нравственный облик исторической личности", впервые вышедшая в самиздате - особенно сильно повлияла на многих участников диссидентского движения и, в частности, на Вячеслава Игрунова. См. о нем подробнее в рассказе Игрунова  "О Григории Померанце", а также статьи, книги, интервью и лекции Померанца.
Вернуться

 


Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!

 

Редактор - Е.С.Шварц Администратор - Г.В.Игрунов. Сайт работает в профессиональной программе Web Works. Подробнее...
Все права принадлежат авторам материалов, если не указан другой правообладатель.