От автора: В начале 2008 года Лоренц Эррен, директор Германского исторического института в Москве предложил мне выступить на конференции "Советская общественность..." с докладом об М-БИО, поскольку, по его мнению, это было очень заметное явление эпохи Перестройки. Поскольку у меня были другие планы, и осенью 2008 года я не намерен был присутствовать в Москве, я предложил доктору Эррену обратиться к В.Прибыловскому. Не знаю, по какой причине доклад не был заказан Володе (а также Илье Кудрявцеву, которого я также предложил как вариант), но тема доклада из программы конференции выпала. Неожиданно для себя вернувшись в Москву в августе 2008 года, я поинтересовался судьбой доклада. Узнав, что он не подготовлен, я решился написать текст, тем более что к этому времени стало известно, что кто-то из предполагаемых участников конференции не сможет принять в ней участие, и таким образом, возможность прочитать доклад вновь появилась. Так родился этот текст. К сожалению, в бюллетене даны только тексты докладов. Дискуссия по докладам была не менее интересной. Жаль, что у читателя нет возможности ознакомиться со стенограммой.

В. Игрунов. Москва: М-БИО. Краткий очерк. // Бюллетень №5 Германского исторического института в Москве. Советская общественность в эпоху перестройки. М., 2009. Стр. 206-263.

М-БИО. КРАТКИЙ ОЧЕРК¹

Московское общественное бюро информационного обмена – М-БИО – известно, как одно из самых активных общественных объединений эпохи Перестройки. Просуществовав почти ровно два года и приняв участие во множестве событий того времени, М-БИО стало родоначальником Института гуманитарно-политических исследований (ИГПИ) и Информационно-аналитического центра «Панорама», все еще существующих почти двадцать лет спустя. Короткая история М-БИО имеет не только продолжение, но и предысторию, без которой, наверное, трудно было бы понять и успех, и размах деятельности этой организации.

ПРЕДЫСТОРИЯ

История М-БИО начинается 12 августа 1988 года, когда на собрании, в котором, кроме редакции газеты «Хронограф», приняло участие еще несколько неформалов, было принято решение о создании подразделения кооператива «Перспектива», занимающегося сбором информации о новых общественных объединениях и созданием соответствующей электронной базы данных. Такая возможность появилась после того, как Григорий Пельман², председатель КСИ, получил заказ от директора НИИ Культуры Вадима Чурбанова. Для меня в те времена оставалось загадкой, почему именно нам, неформалам, был поручен этот проект, хотя в НИИ Культуры Чурбанов собрал многих прекрасных исследователей с именами и степенями. Сейчас я уже не так удивляюсь этому факту.³

Конечно, важную роль здесь играла личность Чурбанова, талантливого и довольно свободомыслящего человека, гонимого в прошлом, а вскоре ставшего членом ЦК КПСС. Но не меньшую роль играла репутация КСИ, Клуба социальных инициатив, от именно которого вел переговоры Григорий Пельман. Клуб социальных инициатив – первый публичный политический клуб эпохи Перестройки. С первых же месяцев своего существования его члены начали выстраивать социальные сети. К лету 1988 года списки контактов Пельмана охватывали большую часть Советского Союза и включали сотни людей и десятки общественных объединений. Выстраиванием социальных сетей в КСИ занимались едва ли не все, и между его участниками велась постоянная борьба за лидерство, в итоге которой к началу 1988 года из клуба были вытеснены такие выдающиеся его члены, как Борис Кагарлицкий и Михаил Малютин, сыгравший важную роль в ключевом событии – всесоюзном съезде неформалов под названием «1-я информационная встреча-диалог: общественные инициативы в Перестройке».

Думаю, клуб к этому времени существовал номинально, хотя еще функционировал Совет клуба⁴ из пяти человек: Пельман, Павловский, Игрунов, Золотарев и Корсетов, каждый из которых прямо или косвенно сыграл важную роль в истории М-БИО. По большому счету, все решения принимались тремя людьми – Павловским, Пельманом и Игруновым, хотя, несомненно, именно Павловский и Пельман связывали с этой структурой далеко идущие планы и были моторами в его работе. «Ложа П-2» так называли бывшие члены КСИ эту группу – в значительной степени потому, что своих результатов неразлучный тандем добивался при помощи интриг, которые, в конце концов, содействовали окончательному разрушению клуба. Впрочем, их оппоненты занимались тем же. Однако перед исчезновением КСИ удалось реализовать целую серию проектов, чье значение до сих пор остается мало оцененным.

Первые попытки создать координационный центр новых политических клубов были предприняты во время августовского съезда, так я позволю себе называть «встречу-диалог», поскольку официальное название было натужной попыткой придать «приличную» форму событию, которое некоторые из его организаторов рассматривали как учредительный съезд политического движения. Тогда Павловский учредил пресс-центр съезда, который задумывался им как зародыш постоянно-действующей информационной структуры будущего движения, а также была создана Межклубная инициативная группа, призванная координировать совместные мероприятия московских политических клубов. Если работа Межклубной инициативной группы можно считать успешной – в тех условиях, в которых она существовала, – то пресс-центр явно не смог достичь целей, к которым стремились его конструкторы.

Тем не менее, потребность в бюллетене, посвященном развитию общественного движения, остро ощущалась его участниками. Но для выпуска газеты или журнала не хватало многого. Не хватало средств, как финансовых, так и технических. Не хватало авторов, корреспондентов, налаженных сетей. Но прежде всего, не хватало опыта. В итоге, проходил месяц за месяцем, а решения проблемы не находилось. Неожиданной находкой оказался маленький информационный листок «Молва», который его издатель и редактор Дмитрий Леонов называл журналом. Весь «журнал» представлял собой сложенный пополам лист бумаги формата А4, густо заполненный машинописным текстом с обеих сторон. Этот листочек пошел нарасхват. Не могу точно сказать, когда он появился, но это случилось накануне раскола клуба «Перестройка».

Получив его, я вспомнил давнюю историю десятилетней давности. Тогда «Хроника текущих событий» выходила с большим запозданием из-за разросшегося объема и высокой требовательности редакторов к точности информации. Вместе с тем, «Хроника» уже стала «наркотиком» для диссидентов, и запаздывание сведений о состоянии общественного движения и всего, что с ним связано, воспринималось очень болезненно. Тогда я обратился к редакторам «Хроники» с предложением издавать «Листок ХТС», который, не претендуя на полноту описания истекшего периода, мог бы давать хотя бы краткую, но оперативную информацию по достоверным материалам. В России эта идея не смогла реализоваться, поскольку выпускать «Листок» можно было, только еще больше задерживая выпуск основной «Хроники». Однако Кронид Любарский, с которым мы много говорили об этой идее накануне его эмиграции, стал выпускать за рубежом такой листок, известный как «Вести из СССР». Это начинание имело огромный успех.

Мне пришло в голову, что ситуация, сложившаяся в общественном движении в 1987 году, была сходной с ситуацией 1977 года, и я предложил Леонову сделать его «Молву» маленьким экспресс-изданием для массового распространения. Я взялся тиражировать эту газету на компьютере, который был одним из самых важных ресурсов Григория Пельмана. Третий номер «Молвы» в новом оформлении вышел тиражом в 120 экземпляров, что по тому времени было довольно много. Достаточно сказать, что предыдущий, второй номер, вышел тиражом 28 экземпляров, а это было вдвое больше тиража первого номера. Однако по разным причинам четвертый номер пришлось ждать очень долго. Тиражирование газеты многократно повышало нагрузку на компьютер и принтер Пельмана, а потому, чтобы добиться разрешения использовать этот ресурс, необходим был амбициозный проект. Решение Межклубной инициативной группы, состоявшееся в феврале 1988 г., учредить два информационных органа – журнал, который вызвался редактировать Ю.Митюнов, и который никогда не был реализован, и газету «Молва», которая с этого момента переставала быть частным начинанием – дало достаточные основания Г.Пельману рассматривать «Молву» как приоритетный проект. Редактором газеты был утвержден Леонов.

К сожалению, Леонов фактически не смог продолжить издание, и разногласия с ним привели меня к решению издавать параллельно газету «Хронограф», ориентирующийся на формат «Молвы». После долгих согласований в апреле было проведено совещание на квартире Пельмана, где я в то время обитал, куда были приглашены кроме хозяина квартиры и владельца компьютера, Д.Леонов и В.Прибыловский, которого Леонов привлек к тому времени к редактированию «Молвы», а также С.Митрохин и В.Писарева. Это и был начальный состав редакции «Хронографа». «Хронограф» сразу обрел популярность и стал самым массовым изданием того времени в среде неформалов. Хотя, конечно, он не мог идти ни в какое сравнение с лучшей газетой того времени, «Экспресс-хроникой» А.Подрабинека, но он, тем не менее, был посвящен новому общественному движению и имел гораздо большую аудиторию, чем диссидентская, по преимуществу, «Экспресс-хроника». Небольшой объем «Хронографа» позволял не только ксерокопировать его, что было основной техникой размножения, но и перепечатывать на машинке. Такие экземпляры попадали к нам из других городов. Иронический стиль «Хронографа», совершенно не характерный для советской печати оставил заметный след в журналистике. Явные следы влияния «Хронографа» можно обнаружить даже в таких маститых изданиях как «Московский комсомолец» и «Коммерсантъ».

«Хронограф» стали искать, и через очень короткое время у нас образовалась довольно обширная сеть, поглощавшая сотни экземпляров газетки. Одновременно мы получили доступ и к самиздатским журналам, которые в 1988 году стали появляться, как грибы после дождя. Мой опыт библиотеки самиздата требовал безусловного сохранения каждого документа, каждой бумажки, порождаемой движением неформалов. Таким образом, мы к лету имели довольно большой архив «нового самиздата» и уже вырисовывавшуюся всесоюзную сеть участников новых политических клубов и движений.

К этому надо добавить и следующие соображения. КСИ был организатором заседания Президиума Правления Советской Социологической Ассоциации в октябре 1987 года, посвященной новым общественным движениям, и получил статус клуба при ССА АН СССР. Многие члены клуба получили удостоверения членов социологической ассоциации. Кроме того, именно на заседании КСИ в мае 1987 года впервые прозвучала идея памятника жертвам сталинских репрессий⁵, и КСИ сделал довольно много для распространения и модификации этой идеи. К лету 1988 года движение «Мемориал» приобрело всесоюзный размах и стало самым мощным общественным движением того времени, в котором ЦК КПСС видел зародыш альтернативной политической партии. КСИ сохранял довольно тесную связь с «Общиной», бурно развивавшей всесоюзную сеть и вскоре инициировавшей Конфедерацию анархо-синдикалистов.

Следует учесть также активность КСИ по объединению неформалов, которая в 1988 году приняла довольно большой размах – и благодаря работе в Социологической Ассоциации, которой уделял огромное внимание Пельман, и благодаря Павловского и моей работе в бюллетене «Век ХХ и мир». Очень заметным был проект «Гражданское достоинство» Золотарева, а Корсетов ассоциировался с начатками независимого профсоюзного движения. Также осенью 1987 года я стал проводить встречи активистов движения неформалов на частных квартирах, которые не требовали никаких формальностей, поскольку люди приглашались частным лицом на чаепития. В январе или феврале 1988 года по инициативе социологов, участвовавших в этих чаепитиях, в НИИ Культуры начал работать клуб лидеров общественных движений. Ну и, наконец, мы уделяли большое внимание диалогу неформалов и старых диссидентов, обеспечивали социологам возможность собирать материалы движения 60-х – 70-х годов и встречаться с активистами того времени.

Таким образом, я думаю, у Чурбанова были достаточные основания, чтобы поручить КСИ создание базы данных по общественному движению, начавшему набирать силу именно в это время. Надо сказать, что в то время мы, по крайней мере, это касается меня, недооценивали роль, которую играли в общественном движении.

Другим условием возникновения М-БИО оказалась идея создания социально-ориентированного кооператива. Собственно говоря, без такой структуры и получение оплачиваемого заказа было бы маловероятным. Мысль о создании кооператива, который одновременно решал бы и организационные задачи движения, и приносил бы деньги для реализации этой цели, возникла параллельно у меня, Пельмана и Павловского практически синхронно. В июне-июле 1987 года мы с Пельманом искали возможность создания политического клуба-кафе, пока не убедились в отсутствии доступных ресурсов для такого предприятия. Другие проекты каждый из нас планировал самостоятельно. Во время августовского съезда Павловский и В.Яковлев задумали кооператив «Факт» и информационное агентство «Постфактум». В сентябре неожиданно обнаружилось, что идея кооператива приблизительно одинаково видится всем троим. Шире других задачу ставил Павловский. Он говорил, что в условиях перестройки так меняется жизнь, что необходимо создавать институты адаптации советских граждан к новой реальности. Мне такая общая постановка вопроса казалась фантастикой. Я имел гораздо более скромные амбиции и мыслил более традиционно.

Мне казалось, что необходимо создать самоокупающийся центр, который бы занимался созданием социальных сетей, отбором лидеров, обеспечением роста их квалификации и подготовки к политической деятельности. Одной из важнейших целей я видел создание интеллектуальных центров, ориентированных на выработку концепций трансформации СССР – в экономической, социальной, интеллектуальной и политической сферах. Ближе к моей точке зрения была позиция Пельмана, который стремился к созданию центра влияния на происходящие процессы, стремился найти форму для повышения статуса той лидерской группы, к которой сам относился.

Так или иначе, общее желание создать структуру, обеспечивающую реализацию собственных идей и стремлений было налицо. Была достигнута договоренность о совместном проекте. И хотя этому проекту не суждено было реализоваться, возникли два параллельных кооператива – один, в сущности, частное предприятие Яковлева, кооператив «Факт», куда пошли работать Павловский и Золотарев, другой – «Перспектива», который возглавил член КСИ А.Беркович, и куда пошли Пельман, Корсетов, я и еще ряд членов КСИ. Вот этот кооператив и стал площадкой, на которой суждено было состояться Московскому общественному Бюро Информационного обмена.⁶

О ПРИНЦИПАХ РАБОТЫ М-БИО В ИСТОРИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ

С самого начала работы М-БИО⁷ его специфика определялась требованиями заказа. Впрочем, это ни в коей мере не расходилось с намерениями его основателей. Нам необходимо было получать по возможности полную информацию о возникновении и деятельности любых общественных организаций, возникших или активизировавшихся на волне Перестройки. Для закупки документов этих организаций и движений в смете предусматривалась специальная статья. Вместо того чтобы тратить эти деньги по прямому назначению, мы решили использовать их на тиражирование «Хронографа», своеобразной «валюты». Поскольку «Хронограф» расходился все шире и шире, а в выходных данных указывались контактные телефоны, к нам устремилось немало неформалов со всех концов страны. И каждый привозил с собой собственные материалы – уставы, обращения, манифесты и даже газеты и журналы. Частично мы получали эти материалы в дар. Частично – в обмен на новые выпуски «Хронографа». «Хронограф» оказался более весомым платежным средством, чем деньги.

Но «Хронографа» для этой цели явно недоставало. Тем более что я вынужден был минимизировать свое участие в выпуске газеты, так как в самую активную фазу вступила борьба за создание движения «Мемориал» и определение его направленности. Одновременно проходили выборы на Съезд народных депутатов, и я активно участвовал в переговорном процессе. А, кроме того, все выше вздымалась волна общественного движения, и Народные фронты Прибалтики стимулировали проекты с аналогичными названиями в России. В июне 1988 года я стал работать над созданием Высших социологических курсов при ССА АН СССР. Всем этим надо было заниматься, во всем участвовать, и регистрация фактов и собирание документов были лишь сопутствующей деятельностью. Времени на работу с «Хронографом» хронически не хватало. Газета почти перестала выходить, пока Прибыловский не решился взять на себя основную работу по ее редактированию.

Следующим шагом стала скупка «самиздатских»⁸ журналов и газет для обмена на материалы организаций и движений. Наше финансирование помогало осуществлять тиражирование этих изданий, испытывавших постоянные трудности, и, тем самым, содействовало становлению и независимой журналистики, и возникновению новых связей, новых сфер распространения, становлению рынка неформальной печати. Особенно в этом нам помогли прибалтийские издания. Сначала это были «Вестники народного фронта» Эстонии, затем латвийская «Атмода» и литовское «Содействие». Первоначально мы закупали всего по нескольку десятков экземпляров разных изданий. Но впоследствии, с начала 1989 года, закупать стали уже многие тысячи экземпляров «Атмоды» и «Содействия». К этому времени спрос на подобного рода литературу стал стремительно расти, и мы решили продавать эти газеты, чтобы торговая прибыль стала источником финансирования проекта, когда в конце 1988 года был сдан отчет Чурбанову, а новый договор так и не был реализован в связи с уходом Чурбанова на работу в ЦК КПСС. С этого момента к нам в М-БИО устремились десятки ходоков из разных концов страны за оптовыми закупками газет, и к 1990 году мы распространяли, я думаю, не меньше 100 000 экземпляров газет ежемесячно.

Разумеется, это были не только балтийские издания разной тиражности. К январю появился первый выпуск «Ведомостей Мемориала» тиражом в пять тысяч экземпляров, и я немедленно отпечатал еще пять тысяч у Пятраса Вайтекунаса⁹

в Вильнюсе, у которого до этого мы набирали для своей коллекции малотиражные издания, не только литовские. Затем появилось множество региональных газет, не говоря уже о московских изданиях, таких как газета «Хроника», журнал «Община». Многие газеты печатались при организационной поддержке М-БИО. К нам привозили макеты газет из Тамбова или Новокузнецка, Донецка или Саратова, а мы отвозили их в Литву или Латвию. Готовые тиражи, которые, как правило, составляли порядка 5 тысяч экземпляров, завозились в М-БИО, где их и забирали заказчики. Со временем, когда у литовцев пропал страх перед репрессиями, мы стали направлять издателей напрямую в балтийские типографии. А один из таких издателей, Вадим Михайлов, редактор тамбовского «СоДействия», изначально издававшегося фотоспособом, даже осел на некоторое время в Литве, включившись в работу вильнюсского «Согласия» и поддерживая в тесном сотрудничестве с нами печать российских газет.

Здесь надо бы сказать о той особой роли, которую сыграл Пятрас Вайтекунас в становлении новой печати в СССР. Познакомились мы с ним осенью 1988 года в Вильнюсе, а уже в ноябре он был в М-БИО и предложил нам выпустить массовым тиражом, скажем, десять-двадцать тысяч экземпляров, русскую демократическую газету, которую сам и профинансирует¹⁰. Единственным его условием было – объединение всех-всех демократов в этом издании. Зато условием непременным. Мне было очевидно, что добиться этого невозможно. Я редактировал тогда «Ведомости Мемориала» и видел, что даже близкие по ориентациям мемориальцы не всегда соглашались оказаться на одних страницах друг с другом. Да и драматическая подготовка к учредительному съезду «Мемориала» находилась в то время в самой острой фазе. Я фактически руководил подготовкой всесоюзного съезда как раз в то время, когда большинство лидеров полагали, что съезд не состоится, и одновременно готовил выпуск «Ведомостей Мемориала». Сил на еще одно проблематичное издание просто не было. И я отказался. Однако Анатолий Папп, один из основных сотрудников М-БИО, который был уверен, что такое издание возможно, предложил объединиться с анархистами из «Общины» для издания такой газеты. К моему удивлению, Вайтекунас согласился, несмотря на то, что было очевидно – ни Афанасьева, ни Сахарова, ни Старовойтовой, которых так хотел видеть Пятрас среди авторов газеты, там не будет. И «Независимый вестник», который был подготовлен несколькими группками неформалов, в основном, «Общиной» и «Гражданским достоинством», вышел в декабре 1988 года. Пусть не тиражом в двадцать или даже десять тысяч экземпляров, но только пять или даже меньше (тираж печатался двумя заводами), однако для неподцензурного издания это был самый массовый тираж того времени. Для такого тиража и такой газеты еще не было спроса, и желтые пачки газет пролежали у нас еще несколько месяцев вместе с пачками «Ведомостей Мемориала». Да и сама газета оказалась не того уровня, который ждал от нее Вайтекунас, и продолжения она не имела. Но стало ясно, что в Литве можно печатать огромные тиражи и наших собственных газет. С этого момента Прибалтика стала всесоюзной типографией, а М-БИО посреднической и транспортной конторой. Хочу, впрочем, подчеркнуть, что наша работа ни в какой мере не оплачивалась. Напротив, мы сами иногда оказывали небольшую материальную помощь региональным издателям и редакторам.

К марту 1989 года поток информации в М-БИО стал настолько высок, что было решено издавать собственную газету. Александр Морозов, занимавшийся в М-БИО выпуском бюллетеня новостей, был главным инициатором этого проекта. Его идея назвать газету «Новая политика» (первоначально «Вторая политика») вполне описывала замысел – и мы не сомневались, что такая газета может иметь успех. В это же время группа участников «Гражданского достоинства» из-за разногласий с Золотаревым решила издавать свою газету, «Панорама», и Анатолий Папп предложил объединить проекты, так как группа А.Верховского, не могла опираться на такую информационную сеть, как М-БИО и, безусловно, проигрывала бы «Новой политике». В апреле вышел первый номер газеты «Панорама», которая стала довольно популярной уже в 1989 году, и в нашей референтной группе – в среде московской интеллигенции – считалась лучшей политической газетой того времени. Даже выход «Коммерсанта» не слишком подорвал ее позиции. Только появление «Независимой газеты» сделало «Панораму» маргинальным изданием. К сожалению, в М-БИО не было менеджеров-рыночников, и мы не использовали определенный гандикап для освоения информационного рынка и, напротив, действовали наперекор рыночной конъюнктуре, ориентируясь на идеалистические ценности. Это послужило одним из оснований для раскола в М-БИО. Но в течение года «Панорама» была одним из важнейших инструментов в достижении целей М-БИО.

В связи с этим кратко следует остановиться на меркантильной стороне дела.

С самого начала работы М-БИО зарплаты сотрудников были чрезвычайно скромными. Достаточно сказать, что они были в 5-10 раз ниже зарплат остальных сотрудников кооператива «Перспектива». Основатели рассматривали свою работу, как служение, и рады были удовольствоваться минимумом – прежде их общественная работа не оплачивалась вовсе. В условиях выхода из подполья получение денег за общественную активность казалось вообще странным и удивительным. Прежде, напротив, приходилось тратить на эту деятельность скудные личные средства, которых едва хватало на жизнь.

Разумеется, в нашей воле было установить более солидные оклады (скажем, не 70-100 рублей, а 150-160), но тогда необходимо было сократить число сотрудников, ограничить свою деятельность непосредственно выполнением заказа, и прежде всего, отказаться от основной статьи расходов – командировок. Для нас же было важно создать информационный центр, который работал бы на развитие общественного движения и шире – на трансформацию общественной системы. Поэтому в начале работы над проектом Чурбанова мы договорились, что не рассматриваем свою работу преимущественно, как источник дохода. Те, кто особенно нуждался в средствах, должен был иметь дополнительный заработок (стипендия, зарплата сторожа и т.д.)

Однако эта старая диссидентская психология становилась анахронизмом. Весной 1989 года возник конфликт. М.Мейер и Т.Титова требовали превращения М-БИО в коммерческую структуру и даже пытались произвести смену руководителя. Тогда стремление коммерциализировать деятельность организации была отвергнута общим собранием (несмотря на отсутствие ключевых участников проекта), однако впоследствии эта тема поднималась неоднократно и в 1990 году стала одной из причин, приведших к разделу М-БИО на три отдельных структуры. Наиболее коммерциализированная группа СЕН¹¹, финансировавшаяся, главным образом, агентством «Постфактум», вскоре прекратила свое существование. Информационно-издательская группа «Панорама», напротив, в течение нескольких лет успешно существовала на рынке, пока изменившаяся конъюнктура не вынудила ее перейти на систему грантового обеспечения. ИГПИ (Институт гуманитарно-политических исследований), ориентировавшийся с самого начала на благотворительные пожертвования и поддержку кооператива «Перспектива», в конечном итоге, вынужден был создать собственную коммерческую службу, которая просуществовала вплоть до 2000 года.

Если смотреть на проблему с высоты сегодняшнего дня, жесткая стратегия на отказ от коммерциализации кажется ошибочной. Имея огромную сеть получения и распространения информации, М-БИО в течение1989 и отчасти 1990 годов могло бы накопить достаточно средств для создания крупного альтернативного информагенства или, по крайней мере, успешной политической газеты, не отказываясь от иных социальных функций. Время для реализации такой стратегии было чрезвычайно коротко, и надо было обладать специальными навыками, чтобы воспользоваться благоприятными обстоятельствами. Никто из сотрудников М-БИО такими навыками не обладал. Идеалистическая система ценностей оказалась слишком жесткой перед лицом наступающей рыночной эпохи, и конец М-БИО был вполне закономерен.

Одним из важных стимулов для сдачи документов в М-БИО был открытый характер архивов. С самого начала было решено, что архивы собираются не для отчета перед НИИ Культуры и никогда туда не будут сданы, а сделаются общедоступным фондом для участников движения, исследователей, журналистов.

Уже в 1989 году этот принцип подвергся испытанию. Весной сотрудники института начали обнаруживать пропажи наиболее ценных документов. Возникла идея ограничивать доступ к документации для посторонних пользователей. Мной предлагалось выдавать документы читателям, как это делается в библиотеках и архивах, по карточкам, а в папках оставлять описи их содержимого. Категорическим противником такого подхода оказался Владимир Прибыловский, который считал, что любое ограничение доступа обесценивает работу М-БИО, а контроль выдачи попросту некому осуществлять. Этот последний довод не был лишен резона, поскольку постоянно в офисе работали только секретари, а они настолько неотрывно находились у телефона, что заниматься скрупулезной проверкой содержимого папок просто не смогли бы. Да и исследователи, постоянно пополнявшие сотни папок, не имели навыков архивных работников – описи или попросту не велись, или велись крайне неаккуратно. Система выдачи материалов осталась без изменений.

Однако проблема исчезновения документов подстегнула работу по учету и систематизации поступающих материалов. Этой работой стали заниматься Е.Струкова и М.Паскалова. Система учета, созданная ими, сохранялась в общих чертах на протяжении всего времени существования Архива М-БИО¹². Необходимость аттрибутирования материалов содействовали росту квалификации исследователей, из которых только один – Прибыловский – обладал профессиональной подготовкой.

М-БИО не был структурой, отделенной от других объединений того времени. Мы активно участвовали в общественной жизни, хотя лишь изредка, да и то, только на позднем этапе существования, использовали самоназвание в качестве идентификатора. Почти каждый из нас состоял в одной или нескольких организациях неформалов. Более того, подбор сотрудников, по преимуществу, велся среди неформалов. Участие в активной организации рассматривалось, как неоспоримое достоинство. И каждый сотрудник М-БИО занимался описанием деятельности и собиранием документов своей организации и организаций ее круга. Таким образом, включенное наблюдение было едва ли не основной формой изучения деятельности неформалов. Однако термин «включенное наблюдение» не точен. Гораздо точнее определение А.Алексеева «наблюдающее участие». Участие, очень активное участие с продвижением идей, в какой-то мере формировавшихся в М-БИО, вот характерная черта «исследовательской» работы этой структуры.

О ЦЕЛЯХ И ДОСТИЖЕНИЯХ

1

Как уже было выше сказано, первоначально публичной целью деятельности М-БИО было создание электронной базы данных о новых общественных организациях (неформалах), их программах, целях, форме деятельности. Поскольку средства для этой работы были выделены государством, у нас не было никаких сомнений, что подобная информация может быть использована партийными органами для контроля за деятельностью неформалов и давления на них. Многие радикалы – это, прежде всего, относится к бывшим диссидентам – полагали, что М-БИО выступает в роли зубатовской организации при современной охранке, КГБ¹³. Такое мнение в значительной степени, особенно на первых порах, затрудняло сбор информации. Однако это затруднение вскоре было преодолено.

Во-первых, неформалы в гораздо меньшей степени, чем диссиденты, были заражены фобиями, их открытость была не вызовом режиму, а естественной формой деятельности, поэтому, как правило, они не скрывали ни своих целей, ни численности (напротив, большинство групп старались завысить свою численность, и определение реальных значений было самостоятельной задачей). Более того, распространение информации о своей организации воспринималось большинством неформалов, как услуга, помощь в ее деятельности, и это способствовало передаче в М-БИО материалов и сведений.

Во-вторых, организаторы М-БИО всерьез относились к горбачевской Перестройке, полагая, что это не коварные показные перемены, направленные на укрепление коммунистической диктатуры, как это представлялось большинству диссидентов. Поэтому задача заключалась неcтолько в том, чтобы дать реформирующейся власти дополнительный источник информации о процессах, происходящих в обществе, обходящий фильтры партийной бюрократии и КГБ, сколько в том, чтобы создать для самого общества информационную сеть, позволяющую консолидироваться новому общественному движению, облегчающую координацию действий родственных общественных групп. Разумеется, мы сразу договорились, что предаем гласности только часть информации – ту, которая является широко распространенной или на обнародование которой мы имели прямое согласие акторов.

При этом, поскольку для меня построение плюралистического общества было естественной целью, а сотрудники М-БИО были чрезвычайно толерантными людьми, то мы оказывали помощь самым разнообразным группам, за исключением радикальных националистов. Впрочем, для любых националистов мы были не только чужаками, но и враждебной организацией, поэтому сбор информации об этих течениях в общественном движении был для нас затруднен, хотя В.Прибыловский был наиболее информированным специалистом, если говорить о русском «патриотическом» движении. Разумеется, мне, как участнику КСИ или «Перестройки-88» естественно было выступать против анархо-социалистических групп или националистическо-социалистической направленности Народных фронтов, но это не мешало М-БИО содействовать созданию СДА (Социал-демократической ассоциации), а мне даже принимать активное участие в учредительном съезде СДПР, несмотря на статус гостя. Анархисты и социалисты разного рода были постоянными посетителями М-БИО, получали необходимые справки, прежде всего, контакты близких групп. Журнал «Община» получал некоторую техническую поддержку с нашей стороны и довольно широко распространялся по нашим каналам.

2

Функционирование открытого собрания материалов неформалов и помощь в распространении «самиздата», естественно провоцировала и спрос на литературу предшествовавшего периода, самиздат классический. Просветительская функция была совершенно естественна для М-БИО, а в какой-то мере была даже мечтой для меня, поскольку именно такой деятельностью я занимался в 60-е-70-е годы. Да и без серьезного просвещения и образования нельзя было рассчитывать на появление компетентных исследователей, а тем более – квалифицированных общественных и политических деятелей. Внутренние семинары М-БИО стали регулярными в 1989 году и продолжались позднее в рамках ИГПИ. Правда, их уровень – в свете моих амбиций – не мог быть назван удовлетворительным. Но создавать просветительский центр в рамках кооператива «Перспектива» не было решительно никакой возможности.

Во-первых, даже формирование фонда неподцензурной литературы в то время все еще было прямым вызовом советской власти. Кооператив же всецело зависел от благорасположения этой власти, и его бизнес мог быть сильно ограничен, если и вовсе не сведен к нулю. А у кооператива, помимо коммерческих целей, была задача развивать новые формы хозяйственной и общественной деятельности¹⁴, которая не могла быть реализована в условиях столкновения с властными органами. К тому же, никто из кооператоров не желал своей общественной позицией подрывать возможности своего экономического благополучия.

Тот уровень социальной активности, который отличал «Перспективу» от других организаций – и общественных, а тем более, коммерческих, – вызывал тревогу у части его основателей. А.Беркович, председатель «Перспективы», например, возражал против открытия нашего подразделения и моего включения в члены кооператива до тех пор, пока мы не получим реального заказа, и только договор с Чурбановым сделал возможным существование М-БИО. После прекращения договора – а второй договор, хотя и был подписан, не был реализован в связи с уходом Чурбанова на работу в ЦК КПСС – перед Берковичем возникла проблема нашего существования. С одной стороны, осенью 1988г. я был объявлен в розыск¹⁵, и Берковичу приходилось объясняться с представителями МВД, а с другой стороны, политика властей по отношению к общественному движению, к свободе печати носила непредсказуемый, спазматический характер, и рисковать существованием кооператива было, по крайней мере, не очевидно оправдано.

Беркович нашел блестящий выход из положения. Он провел заседание кооператива с приглашением известных социологов, которым было выдано задание оценить научную ценность работы исследовательского отделения¹⁶. Поскольку я довольно критически относился к научному уровню нашей деятельности, то воспринимал замысел Берковича¹⁷ как попытку закрыть обузивший кооператив «штаб неформалов». Однако неожиданные для меня блестящие отзывы Г.Ракитской, А.Назимовой и Л.Гордона не только позволили продлить существование М-БИО в помещении кооператива, но спровоцировали решение о выделении кооперативом средств на поддержание работы собственного отделения, которое «создавало положительный образ» «Перспективе» и было оценено специалистами как вклад в государственную политику перестройки. Надо сказать, что зарплаты сотрудников с этого момента даже выросли – и это было важное в психологическом отношении решение членов кооператива. Позднее вторым членом кооператива из нашего отдела по моей рекомендации стал С.Митрохин – это также нетривиальное решение, если учесть, что наше подразделение в это время не зарабатывало денег, а только тратило их. Правда, я сыграл важную роль в оформлении самой крупной сделки кооператива того времени, и это было оценено. Следует также подчеркнуть, что во всех этих действиях немалая роль принадлежала «повивальной бабке» М-БИО Григорию Пельману.

Поскольку давление МВД на кооператив продолжалось, колебания относительно нашей работы сохранялись вплоть до конца мая 1989 года. Со стороны руководства кооператива нам даже предлагали снять отдельное помещение, но смена адреса в тот момент, когда М-БИО стал центром подготовки к массовому митингу в Лужниках 25 мая¹⁸, было явно неприемлема. А после митинга все претензии ко мне со стороны властей ушли в прошлое. Однако даже в апреле-мае такой ход событий не казался очевидным. Во время весеннего давления на прессу нам даже пришлось отказаться от формулировки на титульном листе газеты «Панорама»: Издается Московским общественным Бюро информационного обмена¹⁹. Тем более, не могла идти речь о создании на базе кооператива постоянно действующего просветительского центра для неформалов.

Разумеется, были и другие причины, не позволявшие реализовать такие амбиции. Прежде всего, речь о ресурсах. Средств, которыми мы располагали, не хватало даже для приобретения документов и малотиражных изданий, количество которых постоянно нарастало. Уже в начале 1989 года мы принялись понемногу продавать неформалам периодику прибалтийских Народных фронтов, поначалу не извлекая прибыли. Материальные трудности вынудили нас, в конце концов, ввести наценку. Но возможности – хотя мы не воспользовались и ими – настоящей коммерческой деятельности в сфере распространения информации появились только после массового митинга в Лужниках в мае 1989 года. Таким образом, концентрируясь на материалах нового общественного движения, мы вынуждены были отказаться от создания более широкого собрания неподцензурных текстов. Предполагалось, что отказ государства от предварительной цензуры открыл путь к постепенному достижению реальной свободы печати, поэтому важнее зафиксировать неформальские эфемериды для истории, использовать огромный поток информации для выращивания сетей.

Но даже если бы мы решили собирать самиздат, то у нас попросту не было места для его хранения. Первоначально М-БИО размещалось в небольшом помещении, переделанном из скромной однокомнатной квартиры. Иногда нам удавалось обеспечить для работы с нашими документами стол или два в общем зале кооператива, но чаще это вызывало недовольство других сотрудников, у которых проблема помещений стояла еще более остро. Даже для продолжения своей работы, благодаря энергии А.Паппа, мы вынуждены были – незаконным образом, в одном случае совершенно безвозмездно, а в другом за минимальную взятку – во второй половине 1989 года занять большую квартиру на пятом этаже того же здания, а затем еще одну такую же (каждая площадью 110 кв.м), расселенные в порядке подготовки к капитальному ремонту дома. Этих помещений, наконец, оказалось достаточно. Но, к сожалению, такая роскошь продолжалась менее года.

Но главным ограничителем, конечно, были люди – людей катастрофически не хватало. В сфере ответственности каждого сотрудника М-БИО находилось несколько крупных общественных объединений, множество мелких, а кроме того, эти же сотрудники осуществляли мониторинг динамики общественной активности в разных регионах страны, тогда еще – СССР. Один человек мог отвечать, например, за информацию по Украине и Молдове (или Азербайджану, Казахстану и Средней Азии, или Грузии, Армении) плюс несколько областей России, не считая своей ответственности за ту или иную группу организаций в Москве. Итогом такого перенапряжения являлись и неравномерность в изучении разных движений, отсутствие времени для проведения более или менее широких семинаров, невозможность систематизировать материал и т.д. Мы с трудом искали пути решения этих проблем. Взваливать на себя ответственность за расширение сферы деятельности было попросту невозможно.

И все же от нас ждали большего. Осенью 1988 года у нас появился Юрий Кушков, партнер Валерия Никольского, редактора псковского журнала «12», активно взаимодействовавшего с М-БИО. Приехал он за очередной порцией «самиздата», но увидев разнообразие материалов, понял, что в Пскове ему не удастся создать аналогичного собрания. Тогда он решил переехать в Москву и предложил себя в качестве сотрудника М-БИО. Его желанием стало создание широкодоступной библиотеки неподцензурной литературы. Такой замысел можно было осуществить только как самостоятельный проект, никак территориально и юридически не связанный с М-БИО, да и то, только в том случае, если бы Кушков взял на себя полную ответственность за его реализацию. Кушкову пришлось смириться с такой постановкой задачи.

Некоторое время Кушков жил в М-БИО²⁰, участвуя в текущей работе и ксерокопируя материалы для своей будущей библиотеки, получая на это небольшие деньги. Когда ему удалось найти спонсора для аренды квартиры, он начал самостоятельное плавание, тем более что у нас возникла определенная напряженность: Кушков начал заниматься коммерцией, по повышенным ценам оплачивая заказы нашим партнерам, тиражировавшим «Хронограф» и редкие материалы, вследствие чего цены и для нас существенно увеличились. Мы рассматривали такое поведение как недружественное, хотя с течением времени стало ясно, что подобная эволюция была неизбежна. Но, увы, эта безличная тенденция была для нас персонифицирована, и Московская независимая общественная библиотека (МНОБ)²¹ начала существование не как проект М-БИО, а как вполне самостоятельное начинание Юрия Кушкова. Правда, мы снабдили Кушкова большим количеством журналов, и еще долгое время один из дублей любого издания безвозмездно передавался в МНОБ, много лет я оставался членом наблюдательного совета библиотеки. Номинально я персонально (в отличие от других доноров) был в числе спонсоров библиотеки, и кроме изданий, мы иногда передавали Кушкову небольшие суммы. Но по мере коммерциализации проекта, постепенно дистанцировались от него, тем боле, что после августа 1991 аналогичной работой гораздо более квалифицированно занялся «Мемориал». Тем не менее, МНОБ – заметный элемент общественной жизни Москвы конца 80-х годов.

3

Анализ материалов, собранных М-БИО, требует отельной работы, однако общепризнано, что Архив М-БИО был первой²² и в начале 90-х годов самой большой коллекцией периодики, документов и материалов общественных движений периода Перестройки. Несколько позднее, когда на конференции в Оксфорде была провозглашена Ассоциация собирателей и исследователей новой печати (прекратившая существование в связи с распадом СССР и последовавшими за ним драматическими событиями) нами была произведена грубая оценка объема архива-коллекции. К тому времени по самым скромным оценкам Архив М-БИО насчитывал не менее 20 тыс. единиц хранения.

Собрание документов М-БИО производило сильное впечатление на советских социологов и зарубежных исследователей. Насколько повлиял опыт М-БИО на комплектование аналогичных коллекций, говорить трудно. Сотрудничество с М-БИО, несомненно, обеспечило быстрый рост фондов нетрадиционной печати и материалов общественных движений в Ленинградском отделении Института социологии РАН (впоследствии «Алексеевский архив»). М-БИО был существенным источником для собрания Государственной публичной исторической библиотеки, совместно с которой М-БИО в 1989 году провело первую выставку самиздата и новой печати. Тогда впервые сюжет о самиздате и самиздатчиках был показан на центральном телевидении (программа «Взгляд»). В другие отечественные собрания, в том числе ГПБ им.Ленина, материалы из М-БИО поступали нерегулярно – по мере поступления заказов. Прямой калькой московской организации стала саратовская БИО-«Сфера».

М-БИО сыграло важную роль в комплектовании зарубежных архивов. Первым партнером стал Центр восточноевропе йских исследований Бременского университета, с которым установились прочные отношения уже в 1988 году после участия Пельмана, представлявшего М-БИО, на семинаре в Бремене, посвященном движению неформалов. Весной 1989 года А.Суетнов начал направлять материалы из собрания М-БИО в Британскую библиотеку. Впоследствии материалы из М-БИО поступали во многие исследовательские центры Европы, США и Японии. Немного помогали мы в комплектации коллекции Библиотеки Конгресса США, прекрасно работавшему в Москве представителю библиотеки М.Лернеру.

В 1990 году через В.Аксючица поступило предложение, якобы от Д.Биллингтона, продать Архив М-БИО Библиотеке конгресса США. Отказ от этой сделки привел к полному разрыву с кооперативом «Перспектива» и совпал с преобразованием М-БИО в несколько независимых структур. Предложения из США о покупке Архива М-БИО поступали и позже.²³ Нерадостная судьба собрания заставляет сегодня усомниться в правильности отказа от сделки. Не знаю, были бы востребованы эти материалы за границей или нет, но в России они остаются мало востребованными и труднодоступными. Негосударственные собрания испытывают невероятные затруднения, не могут обеспечить открытый доступ и даже сохранность собранных коллекций. Это в значительной степени относилось и к М-БИО, хотя нельзя согласиться с Е.Струковой, что «неформалы неохотно допускали в свою среду представителей государственных учреждений»²⁴. И ИС АН СССР и ГПИБ - государственные структуры, да и сама Струкова, сотрудник ГПИБ, много работала в М-БИО. Другое дело, что российские исследователи проявляли мало интереса к соответствующим тематике и материалам.

Зарубежные исследователи, напротив, были активными посетителями М-БИО и использовали его собрание для работы над диссертациями. Много известных исследователей, в том числе занимавшими высокие государственные посты в Европе и США, либо были постоянными получателями материалов М-БИО (это, в особенности, относится к венгерским исследователям), либо работали с его коллекцией, равно как и прибегали к помощи М-БИО в организации встреч и интервью с неформалами.

4

Огромное количество документов приводило к тому, что мы сами не знали, какими материалами располагаем. Этот недостаток скрашивался тем, что любой из нас мог задать вопрос ответственному за то или иное направление в общественном движении и получить ответ. Но не все сотрудники обладали такой исключительной памятью, как В.Прибыловский, и им зачастую тоже приходилось рыться в папках для того, чтобы дать ответ на вопрос. Попытки найти квалифицированного архивиста для М-БИО так и не увенчались успехом. По совместительству в 1989-1990 гг. в архиве работали Е.Струкова и М.Паскалова, но они были в состоянии выполнить только часть работы по разборке и учету материалов, преимущественно, периодики, которая была приведена в достаточно приемлемое состояние.

По крайней мере, описывать поступления мы считали необходимым. Случай помог нам. В январе 1989 года по рекомендации А.Морозова к нам обратился за консультациями А.Суетнов. Он вознамерился издать полную библиографию самиздата, но в его списке было только 16 названий, от «Хроники текущих событий» до «Синё-фантома». Естественно, он получил необходимую консультацию и по изданиям 70-х, и по изданиям 80-х. Но было очевидно, что беглая консультация недостаточна для научной работы, и Суетнову была предложена должность библиографа в М-БИО, которая позволяла ему не только регулярно получать консультации и работать с поступающими изданиями, но и издавать журнал «Независимый библиограф», а затем еженедельный библиографический листок. Суетнов был достаточно активен, и первое время мы обеспечивали его поездки в Ленинград и Прибалтику для закупки большого количества независимых изданий. В конце 1988 года Суетнов подготовил первый справочник нетрадиционной печати, включавший приблизительно 700 наименований²⁵. Личные особенности Суетнова и претензии к качеству его трудов сделали его работу в М-БИО кратковременной – около полутора лет – но за это время он не только стал известнейшим специалистом в области библиографии нетрадиционной печати в СССР, но и совершил целую революцию в этой области. Его первая публикация в «Советской библиографии»²⁶. обратила на себя внимание библиографов всего мира и стала отправной точкой консолидации собирателей и исследователей новой печати, прежде всего, в самой России.

5

Выборы на Съезд народных депутатов СССР привели к стремительному подъему общественной активности, которая и без того, начиная с лета 1988 года, развивалась лавинообразно. И соответственно, поток информации, устремившийся в М-БИО, был колоссален. Однако выход – ничтожен. Да, мы использовали знания об общественном движении для привлечения активистов в «Мемориал». Да, мы содействовали самоорганизации мелких инициативных групп и включению их в более широкий контекст общественного движения. Но все это казалось совершенно недостаточным. Общественное движение оставалось дезорганизованным, а люди, стремившиеся к его объединению (как правило, под именем Народных фронтов), казались безнадежно безграмотными, абсолютно не годившимися для политики. А именно политика для меня лично (это можно отнести из основателей М-БИО также и к Пельману) была абсолютным приоритетом. Чтобы нарастить лидерский актив и не ограничиваться только московскими структурами, необходимо было создать мощное информационное поле, в котором выстроились бы силовые линии объединения.

Конечно, я был далек от мысли создать серьезную организацию, которая могла бы возглавить нарастающую волну общественного движения, на что, как мне казалось, рассчитывали Павловский и Пельман. Но облегчить формирование «политического бульона», способствовать идейной кристаллизации политических течений казалось вполне возможным. Но для этого необходимо было объединить, прежде всего, несколько десятков лидеров. Вместе с тем, такой лидерской группы не было на горизонте.

«Московская трибуна» – единственный более или менее подходящий центр кристаллизации – казалась слишком элитарной и чужой (хотя я входил в число отцов-основателей, т.е. первого, узкого, состава ее членов) организацией. Требование Старовойтовой – поначалу принятое, а затем спущенное на тормозах – ввести ценз посредством высоких членских взносов, делало для меня затруднительным участие в клубе не столько даже по материальным причинам (хотя и они имели значение), сколько по моральным. Да и недооценка собственных возможностей помешала активной деятельности в этом клубе. Мотивы были приблизительно те же, которыми руководствовался я при отказе выдвигаться на выборах депутатов Съезда народных депутатов: лидерами могут стать только известные стране люди, мы же должны оставаться при них советниками и организаторами. Уверенность в своей компетентности не перерастала в пассионарность.

Конечно, это была ошибка – одна из многих. Но понять это стало возможным только годы спустя. Тогда же ощущение существования на разных этажах, относительная закрытость титулованной интеллигенции, хорошо описываемая термином Самодурова «великие», привели к параллельным процессам самоорганизации, пересекшимися только позднее – поверхностно и ненадолго в ходе избирательной кампании 1988-1989 годов и тесно и устойчиво во время избирательной кампании 1990 года. Но, к сожалению, к этому времени М-БИО превратилось уже в маргинальную площадку, а я, поработав в оргкомитете «Демократической России», счел разумным не участвовать в учредительном съезде. В это время мы не могли уже повлиять на неудержимый ход истории.

А в начале 1989 года стояла задача превратить свалку материалов – именно так я себе представлял наше собрание документов – в постоянный источник информации для общественного движения. Сделать это было возможно, только издавая собственную газету. «Хронограф», на продолжении издания которого настаивал Прибыловский, был далек от решения этой задачи. Но даже и для него у нас не хватало сил. Без привлечения все новых и новых людей развитие М-БИО становилось невозможным. В очередной раз нам улыбнулась удача, когда А.Морозов, принес нам девятый номер «Параграфа» - журнала, который мы единодушно считали самым эстетическим в потоке весьма непрофессиональных и «слепых» изданий, проходивших через наши руки, – и заявил, что он намерен через некоторое время прекратить выпуск журнала и хочет попробовать себя на новом поприще. Ему казалось, что политика – это то, до чего он дозрел, а М-БИО – наилучшее место, где он мог бы реализовать себя²⁷.

Первое, что показалось разумным, это выпуск ежедневных новостей. Ведь каждый день мы получали информацию об общественном движении со всех уголков СССР. Она была неполна, бессистемна, и не могла быть иной, пока мы опирались только на добровольную корреспондентскую сеть, но в ее потоке можно было выудить довольно много ценного. Однако использовать большую часть информации мы не могли – как я уже писал, не хватало рук. Более того, не хватало сил даже анализировать ее. Поэтому посадить на «новостную ленту» человека, способного систематизировать получаемые сведения и обеспечить выход бюллетеня новостей, казалось весьма заманчивым.

Служба ежедневных новостей (несмотря на мое постоянное недовольство ее качеством) оказалась весьма востребованной. Вскоре СЕН станет московским бюро газеты «Атмода», еще позже начнет постоянно обеспечивать информацией информационное агентство «Постфактум», станет постоянным источником материалов для А.Фадина, редактора политического отдела газеты «Коммерсантъ». Но коротенькие бюллетени СЕН выходили только два раза в неделю – на большее не хватало ни средств, ни рук. А Морозов увидел, что поток информации можно легко увеличить, и самое главное – обеспечить аналитику, которой остро не хватало в других изданиях. В марте 1989 года он предложил издавать собственную газету М-БИО. После долгих обсуждений мы пришли к выводу, что, хотя журналистов у нас немного, но несколько авторов – в первую очередь Митрохин и Прибыловский, а также сам Морозов – у нас могли бы писать довольно регулярно. В М-БИО работало еще несколько человек, которые стали впоследствии профессиональными журналистами, да и постоянными партнерами и посетителями были люди, приобретшие впоследствии некоторое имя в журналистике. Этот потенциал Морозов хорошо чувствовал. Рассчитывал он также и на интервью, которые в то время мы могли охотно получать у лидеров общественного движения, нарождавшихся политиков, ученых.

Решение было принято. Предполагавшемуся изданию Морозов придумал название «Вторая политика», которое мне не очень нравилось, поскольку я не мог согласиться с Морозовым, что в стране была «первая политика». Этой теме – отсутствия политики в СССР – был посвящен круглый стол, проведенный мною с известными учеными осенью 1987 года, но так и не появившийся в бюллетене «Век ХХ и мир». Морозов тогда предложил вариант «Новая политика». В силу обстоятельств, о которых пойдет речь ниже, это название не было востребовано тогда, но зато было использовано Морозовым при создания информационного агентства «Новая политика» при Партии ЖИЗНИ. «Возрождение политики в России»²⁸ – так называлась книга, написанная М.Урбаном при участии автора этих строк и С.Митрохина – тоже несет следы этих дебатов, поскольку задумывалась в М-БИО как раз в это время.

И как только решение было принято, А.Папп начал горячо агитировать за то, чтобы объединить усилия с группой авторов «Гражданского достоинства», которые решили окончательно расстаться с В.Золотаревым, с тем, чтобы издавать свою газету. Его справедливое замечание сводилось к тому, что будущая газета его друзей А.Верховского и А.Василевского не сможет конкурировать с изданием М-БИО, располагающим не только СЕН, но значительно большим числом сотрудников и корреспондентов. Да и авторитет М-БИО открывал возможности, которых не было у мало кому известных тогда начинающих журналистов. Для меня такое предложение было подарком судьбы. Но Верховский, которому и прежде предлагалось сотрудничество, долго колебался, поскольку ему хотелось самостоятельности. Из «Гражданского достоинства» он уходил в силу того, что его личные устремления расходились с линией Золотарева. Зачем же было попадать в зависимость от нового руководства? Однако понимание неравенства возможностей и активность А.Паппа привели к неизбежному решению присоединиться к начинанию М-БИО. Первый номер «Панорамы»²⁹ вышел в апреле 1989 года.

Газета «Панорама» выходила на базе М-БИО до фактического распада М-БИО летом 1990 года и стала одним из самых популярных и авторитетных изданий неформалов. В нашей референтной среде она признавалась в то время (справедливо или нет – другой вопрос) лучшей политической газетой Москвы. Однако неумение обеспечить себе финансовую базу и связанные с этим ограничения, в частности, в привлечении профессиональных журналистов, уже с появлением «Коммерсанта» предопределили неизбежный упадок, который стал неотвратим с выходом в свет «Независимой газеты» с блестящей материальной базой. Кроме того, опыт редакторов «Панорамы» нельзя было сравнивать с опытом работы одного из самых талантливых журналистов эпохи Перестройки В.Третьяковым. Разумеется, «Панорама» могла бы существовать как газета второго плана и найти для себя устойчивую нишу, но в условиях конфликта в М-БИО, имевшего и психологические, и финансовые корни, это сделать было уже невозможно. Но за год с небольшим определенную роль в развитии политической журналистики «Панорама», несомненно, сыграла, а ее авторы впоследствии сотрудничали со многими демократическими газетами России и Прибалтики. Прибыловский активно печатался и в описываемое время, и до конца Перестройки в эмигрантской русской прессе. В меньшей степени это относится ко мне, С.Митрохину, И.Кудрявцеву, А.Тарасову и другим.

Надо добавить, что «Панорама» не была единственным политическим изданием М-БИО. Во время первых заседаний Съезда народных депутатов СССР выходила в формате «Хронографа» ежедневная газета «Перископ». Впрочем, она выдержала только 10 номеров. После конфликта вокруг «Панорамы» Прибыловский выпускал «Новый Хронограф». Сотрудники М-БИО помогали редактировать и оформлять отдельные выпуски разных газет и журналов, главным образом, провинциальных. Я редактировал газету «Ведомости Мемориала». И хотя делал это в качестве мемориальца, но, конечно, моей базой было М-БИО. О технической помощи другим изданиям я писал выше.

6

«Мемориал» был еще одним начинанием, в котором использовался потенциал М-БИО. По поводу «Мемориала» у меня даже был дружеский конфликт с Прибыловским, который считал, что моя активность в этом движении парализует выход «Хронографа» и негативно сказывается на развитии М-БИО. Тем не менее, с мая-июня 1988 года я вынужден был согласиться на просьбу так называемых «радикалов»³⁰ и формально стать членом Оргкомитета движения – от чего я уклонялся в течение года, – поскольку «умеренные» проводили политику если не прямого подчинения партийному руководству, то, во всяком случае, вели весьма оппортунистическую линию. И, конечно же, М-БИО стал, в некотором роде, опорным пунктом «радикалов». Осенью 1988 несколько раз в помещении «Перспективы» проходили крайне конфликтные заседания Инициативной группы (например, посвященные участию «Мемориала» в демонстрациях и митингах в сентябре 1988 года), а накануне учредительной конференции, намеченной на 29-30 октября, но отмененной Учредителями-членами творческих союзов³¹, представители региональных организаций собирались на консультации в М-БИО.

Следует уточнить, что по требованию учредителей «умеренные» согласились отменить конференцию, что привело к открытому конфликту внутри инициативной группы. Вражда между Ю.Самодуровым, Л.Пономаревым и А.Рогинским (который был членом Оргкомитета, но не был членом Инициативной группы, как впрочем, и я), с одной стороны, и Д.Леоновым, Ю.Скубко и В.Кузиным, с другой, достигла крайней напряженности. «Умеренные» начали обзвон делегатов, предлагая им отменить поездку в Москву. Это решение не было принято ни Инициативной группой, ни Оргкомитетом. Незадолго до намеченной конференции в М-БИО было проведено «примирительное» совещание, закончившееся потасовкой. Тем временем «радикалы» заявили, что учредительная конференция состоится в любом случае, даже если обещанный Дом кино и не будет предоставлен Союзом кинематографистов. Телефон М-БИО работал едва ли не 24 часа в сутки – делегаты получали подтверждение, что конференция состоится. Чтобы остановить радикалов, Самодуров и Рогинский инициировали совещание Совета учредителей с Оргкомитетом, назначенное на 28 октября. Для убедительности был приглашен А.Сахаров. Но было уже поздно. Делегация «радикалов» привела с собой региональных делегатов, собравшихся в М-БИО, которые настаивали на проведении съезда. А.Сахаров, выслушав аргументы, несмотря на ультимативное заявление учредителей о выходе из Оргкомитета в случае несогласия с их требованием, заявил, что отказаться от проведения съезда невозможно. Это заявление оказалось неожиданным и для умеренных, и для учредителей. Благодаря ему, удалось достичь договоренности о проведении «подготовительной» конференции и переносе учредительной на два месяца.

В течение всей Подготовительной конференции М-БИО было центром самоорганизации радикального крыла «Мемориала». Многие из договоренностей я, будучи членом Президиума, проводил на конференции, благодаря поддержке А.Сахарова. Правда, это привело к крайнему напряжению в моих отношениях с учредителями, что впоследствии сыграло важную роль в роспуске Оргкомитета.

М-БИО продолжал оставаться важным центром «радикалов» и в дальнейшем. Оргкомитет по проведению всесоюзной конференции «Мемориала» был отдан на откуп «радикалам» («умеренные» взялись за проведение более реалистичной учредительной конференции «Московского Мемориала»), а я, будучи фактическим его координатором, проводил все заседания в М-БИО, использовал наши технические возможности для подготовки съезда. В дальнейшем борьба «радикалов» и «умеренных» продолжалась. Поскольку «радикалы» оказались в меньшинстве – особенно, учитывая дисбаланс материальных возможностей, – они искали формы самоорганизации. Вскоре после съезда, состоявшегося в конце января 1989 года, по инициативе сотрудников М-БИО Д.Леонова и Г.Вохменцевой (Михалевой) под моим патронажем, как члена Рабочей коллегии «Мемориала», была создана социологическая группа «Мемориала», встретившая ожесточенное сопротивление умеренных и вынужденная прекратить свое существование к лету 1989 года. В сентябре те же три человека – Игрунов, Вохменцева и Леонов – основали правозащитную группу «Мемориала», заседания которой проходили в помещении М-БИО на 1-й Дубровской. Этой группе была суждена гораздо более успешная судьба. Впоследствии она переросла в отдельную организацию, Правозащитный центр «Мемориал», среди учредителей которой оставались Леонов и Игрунов, а руководителем стал один из «радикалов» Олег Орлов. Сегодня «Мемориал» известен в значительной мере по этой организации, которая получила широкое международное признание.

7

В некоторой связи с работой «Мемориала» находилась и активность членов М-БИО в избирательной кампании 1988-1989 года. Вечером 18 января, как только стало известно, что кандидатура Сахарова не утверждена Академией наук, я позвонил Андрею Дмитриевичу с предложением выдвинуть его кандидатом от 1-го национально-территориального избирательного округа. Эта идея обсуждалась в М-БИО, и она оказалась востребованной. Только утром 19 января Сахаров дал согласие на организацию выдвижения. К этому времени с ним на эту же тему поговорил и Л Пономарев. Было решено действовать от имени «Мемориала». Все организационные возможности М-БИО были включены немедленно. Основным организатором стал Ю.Пермяков, один из мемориальских «радикалов», ставший сотрудником М-БИО несколько позднее. Он же вел и собрание, которое прошло в Доме Кино 22 января. Это выдвижение оказалось скорее символическим, поскольку несколько позднее после разговора с Ельциным Сахаров принял решение снять свою кандидатуру. Однако оно стимулировало активизацию «Мемориала» в избирательной кампании, а заодно и мобилизацию уже довольно внушительной сети М-БИО.

Никто из сотрудников М-БИО не баллотировался в депутаты, несмотря на многочисленные предложения, поскольку было решено, что следует сосредоточиться на поддержке кандидатов, имеющих заведомо больше шансов на победу. Успех на выборах должен быть максимизирован, а это возможно только при концентрации усилий на поддержке ключевых и хорошо известных фигур общественного движения. Сейчас такой подход сам я считаю весьма спорным, однако тогда настаивал на нем. Не могу сказать, чтобы наша работа во время избирательной кампании была значительной. Скорее она сводилась к технической помощи мемориальской группе, в свою очередь сосредоточившей свои усилия на кампании Ю.Афанасьева и еще нескольких кандидатов. Однако были и самостоятельные действия. Например, Прибыловский, Митрохин и еще несколько человек приняли участие в агитации против Станкевича. Активен был и Кудрявцев, и Папп.³². В целом, избирательная активность оказалась довольно аморфной, да и не могла быть другой – не хватало рук даже для регистрации растущих как грибы групп поддержки кандидатов, новых организаций, демократических кандидатов, имена которых до избирательной кампании были малоизвестны или неизвестны вовсе. Напомню, в это же время происходила напряженная борьба с ЦК КПСС за проведение учредительной конференции «Мемориала», а вслед за ней прошла серия конференций регионального и республиканского масштабов. Для группы в полтора-два десятка человек нагрузка была колоссальная.

Но с другой стороны, лично у меня оставались обязанности внештатного корреспондента «Века ХХ и мира», которые я, скорее, рассматривал, как дополнительные возможности. Это, в частности, были возможности встреч с активными общественными деятелями, на наших глазах быстро превращавшихся в политиков. Разумеется, уже в ходе избирательной кампании я вел разговоры о будущей координации действий с потенциальными депутатами. У меня складывались прекрасные отношения с лидерами эстонского Народного фронта, с активистами Саюдиса, а у Кудрявцева – с лидерами латвийского Народного фронта. В М-БИО постоянно бывали литовские и латвийские журналисты, в том числе, редактор «Согласия» Любовь Черная, редактор «Атмоды» Алекс Григорьев. После нескольких горячих дискуссий в М-БИО Любовь Черная предложила мне привезти в Вильнюс журналистов «Века ХХ-го» и устроить дебаты с сотрудниками газеты «Атгимимас». Это предложение было поддержано главным редактором «Века ХХ-го» Анатолием Беляевым, и в апреле состоялась встреча в Вильнюсе, на которой присутствовали все лидеры Саюдиса, большинство будущих литовских народных депутатов. Во время этой встречи уже прозвучали все основные идеи, которые вскоре привели Литву к независимости и многолетней конфронтации с Россией, и несходство позиций было очевидно уже тогда, но это не помешало укреплению отношений между нами. Московская группа состояла всего из четырех человек: А.Беляев, Л.Сараскина, В.Игрунов и А.Фадин. Фадин тогда не был сотрудником «Века ХХ-го», но поддерживал с ним отношения и тесно сотрудничал с М-БИО, входя в Межклубную инициативную группу.

Межклубная инициативная группа оказалась инициатором крупнейшего митинга того времени – 21 мая в Лужниках. На ее заседании в М-БИО В.Золотарев высказал идею проведения митинга с участие демократических делегатов Съезда народных депутатов, которая, естественно, была горячо поддержана неформалами. Организационное собрание по подготовке к митингу было проведено в помещении «Века ХХ-го», а я был избран координатором. Заявку на проведение митинга сдавали Павловский от «Века ХХ-го», Пельман от КСИ, я от М-БИО³³. Уже на следующее утро был отправлен гонец к Вайтекунасу в Литву, где было отпечатано 20 тысяч листовок (на средства М-БИО – в данной статье это уместно подчеркнуть) с призывом принять участие в митинге. Поскольку мы могли свободно располагать только одним телефоном для входящих звонков (исходящие нам любезно позволяли делать с других аппаратов руководители подразделений «Перспективы»), и этот телефон не умолкал ни на минуту, в листовках было оставлено место для другого номера – и он появился за несколько дней до митинга, как только во временном офисе «Мемориала» на Фурманном переулке была установлена связь.

К сожалению, в Литве что-то застопорилось, и поэтому мы изготавливали множество листовок на ксероксе. За листовками с утра до вечера приходили активисты со всех концов Москвы, да и практически все члены М-БИО участвовали в распространении этих листовок. Волна посетителей нарастала, достигнув апогея накануне митинга. Офис работал с раннего утра до поздней ночи. Но из-за задержки литовского тиража листовок распространить их все не успели – две тысячи листов с четырьмя тысячами листовок остались в М-БИО и впоследствии использовались, как оборотки. Накануне митинга в Доме ученых мы встретились со многими прибывшими депутатами и пригласили их в Лужники. Реакция «демократических» депутатов была неоднозначная. Поэтому мы тревожились, что народу придет мало. Ведь опыта организации такого рода событий попросту еще не было. Тревога заставляла работать еще лихорадочней. Очень тяжело давались переговоры с некоторыми депутатами. Не все давали согласие, в то время как звонившие активисты спрашивали, будет ли Ельцин? Гдлян? Увы, мы не могли лгать, а подтверждений не получали. Интрига с Ельциным оставалась до последней минуты. Тревожась за успех, мы работали совершенно лихорадочно.

На организационном собрании в «Веке ХХ-ом» было решено избрать ведущим Афанасьева, но поскольку тот находился в Париже, я, найдя Гавриила Попова, предложил ему стать ведущим, с чем тот немедленно согласился. Естественно, в течение всего митинга я выполнял роль, так сказать, распорядителя списка выступающих, поскольку оказалось, что только я знал большинство тех, кого хотели видеть на трибуне. В дальнейшем митинги у Лужников стали ежедневными, и руководство ими взяли на себя «Мемориал» и МНФ, но они уже были не такими масштабными.

У М-БИО было достаточно работы. Мы пытались свести вместе демократических депутатов Москвы и прибалтов. К сожалению, нам удалось собрать литовцев и эстонцев в «Веке ХХ-ом», но москвичи так и не пришли – неожиданно возникли консультации с Горбачевым, о чем никто не потрудился сообщить. Эта неудача привела к тому, что почти все прибалты, ужасно обидевшиеся, отказались впоследствии участвовать в собраниях, предшествовавших созданию Межрегиональной депутатской группы. Первое из таких собраний нам удалось провести в Доме ученых утром 27 мая с участием Афанасьева, Сахарова, Заславской и многих других. Вели собрание Фадин, Пермяков и я. Главное, что нам удалось предложить, это алгоритм работы с региональными депутатами, что привело к постепенному устранению напряженности между Московской группой депутатов и провинциальными демократами. Эти же три человека, которые вели первое собрание, образовали небольшую экспертную группу, которая, постепенно расширяясь, начала работать с Афанасьевым, правда, малоэффективно. Идея создания экспертного совета, работающего для демократических депутатов, нашла довольно широкую поддержку, и в июне по инициативе Л.Волкова такой совет был создан. В него вошли кроме Волкова и автора данной статьи Ю.Левада, В.Шейнис, Э.Аметистов, С.Храмов и еще несколько человек. Работа этого экспертного совета оказалась еще менее востребованной. Я помню всего три заседания.

Впоследствии М-БИО отчасти самоустранилось от работы с депутатами, а отчасти было вытеснено КИАНом (Клубом избирателей Академии Наук), который почти синхронно начал собирать депутатов там же, в Доме ученых (я поначалу участвовал в этих собраниях) и организовал рабочую группу, получившую помещение на первом этаже этого здания. Многие члены КИАН стали формальными помощниками депутатов, нам же такая идея не пришла в голову, и это уменьшило наши возможности. КИАН же на сотрудничество не шел, не допуская даже к данным о голосованиях. Только Е.Хелимский посещал М-БИО и получал необходимые ему консультации и материалы. Я еще активно участвовал в учредительном собрании МДГ, но затем, разочаровавшись, сосредоточился на других проектах. Зато М-БИО гораздо более активно участвовало в избирательной кампании 1989-1990 гг.³⁴. Кроме того, в М-БИО работал избирательный штаб В.Фадеева, члена правозащитной группы «Мемориала», ставшего депутатом Моссовета. Оказывалась небольшая помощь и другим будущим депутатам Моссовета, активно сотрудничавшим с М-БИО.

8

Общественная активность М-БИО была естественной, возможно, главной, но не единственной целью деятельности. С самого начала теоретическая работа, анализ общественно-политического, отчасти и экономического, развития являлись важнейшей задачей. Уже в октябре-ноябре 1988 года в М-БИО была создана социологическая группа под руководством С.Белановского. Это была первая попытка собрать молодых социологов, создать систему повышения квалификации и обучения новичков. Было привлечено некоторое количество молодых специалистов и студентов МГУ. Для обеспечения этой работы необходимы были отдельные средства, и по инициативе Г.Вохменцевой М-БИО провело исследование «Читательская аудитория журнала “Смена”». Кроме того, за небольшой период работы в М-БИО Белановский подготовил несколько фокусированных интервью, в частности, касавшихся перспектив развития кооперативной экономики. Форма работы М-БИО, носившая на первоначальном этапе больше регистрационный характер, не устраивала Белановского, и он первый предложил трансформировать М-БИО или создать наряду с ним институт социально-экономических проблем с тремя соучредителями – Белановский-Найшуль-Игрунов. Однако различие, даже противоположность экономических подходов, неудача экономического семинара Найшуля, чрезвычайная загруженность и недооценка потенциала М-БИО с моей стороны делали невозможным реализацию этой идеи в начале 1989 года.

Еще раз подчеркну, характер интересов сотрудников М-БИО, их далеко не академический стиль, отсутствие стабильной материальной базы и необходимость самостоятельно зарабатывать деньги вызывали сомнения относительно возможностей для полноценной научной работы в формате М-БИО, а уж тем более – сомнения в возможности создания негосударственного института. Однако слушания, организованные А.Берковичем, привели к неожиданному результату – вполне заслуженные социологи дали очень высокую оценку научной ценности нашей работы уже весной 1989 года. Кроме того, высоко оценивалась наша работа и коллегами из Ленинграда, социологами из ИСЭПа, прежде всего В.Костюшевым, А.Алексеевым, а также В.Ядовым. С сектором изучения общественных движений ИСЭП у нас сложились очень тесные отношения, которые продолжились и впоследствии, после образования Ленинградского отделения Института Социологии АН СССР. Владимир Костюшев, руководитель сектора, был регулярным гостем М-БИО³⁵, участвовал в нескольких наших семинарах. Бывали в М-БИО и сотрудники Костюшева³⁶. На семинарах, в частности, обсуждались статьи сотрудников М-БИО и ленинградских коллег, в том числе совместные. Сотрудники М-БИО также регулярно бывали в Ленинграде и неизменно встречались с Костюшевым и его коллегами, участвовали в обсуждениях и мероприятиях, проводившихся сектором. В сборниках ИСЭП можно найти статьи сотрудников М-БИО³⁷.

С 1988 года сотрудники М-БИО принимают участие в традиционных общероссийских социологических школах-семинарах, проводимых ИСЭП в Репино. Особенно важной могла стать школа-семинар «Перестройка: новые общественные явления – новые исследовательские подходы» 27 сентября – 7 октября 1989 года, задуманная, как диалог социологов и экономистов. Со стороны экономистов в конференции приняли участие Е.Гайдар и значительная часть его будущей «команды реформаторов». На секции «Тенденции развития политической системы советского общества: эволюция отношений власти и формирование новых субъектов политической деятельности», которой я руководил, и в кулуарных беседах в течение нескольких дней происходили дебаты между будущими «реформаторами» и группой «социологов»³⁸. Слово «социологи» в данном контексте весьма условно, так же как и «экономисты», поскольку часть «социологов» оказалась в «команде реформаторов», а себя я скорее считал экономистом, чем социологом. «Экономисты» были представлены В.Найшулем, А.Чубайсом (как и большинство социологов, сотрудником ИСЭП), С.Васильевым, Б.Львиным, С.Павленко, С.Кордонским и др. Сторона «социологов» была менее представительна, и постоянно в дебатах участвовали только В.Игрунов, Г.Вохменцева и О.Вите – другие несли груз ответственности за проведение конференции и вынуждены были постоянно отвлекаться на организационные мероприятия. В ходе этих дебатов были высказаны основные идеи будущих реформ, равно как и основные возражения против них. И хотя стороны так и остались при своих мнениях, аргументы были изложены, а между участниками дебатов установились неформальные отношения, имевшие некоторое продолжение.

Осенью 1991 года Фонд Форда обратился ко мне с предложением провести конференцию «Социальные последствия экономических реформ». Эта тема покрывала значительную часть содержания репинских дебатов, поэтому в ноябре, когда «команда реформаторов» пришла к власти, я обратился к нашим оппонентам-«экономистам» с предложением о проведении такой конференции с участием ключевых советских и западных специалистов. Разумеется, когда неожиданно власть в огромной стране сваливается людям, большинство из которых никогда не занимали даже самых небольших руководящих должностей, то им не до конференций. Отрицательного ответа следовало ожидать, однако он оказался неожиданным. Сергей Васильев его точно сформулировал: «Обсуждать нечего. Все обсуждено и ясно. Надо действовать». Таким образом, репинские аргументы не были услышаны и исторического значения не имели. Они смутно сохранились только в памяти участников. Однако это не помешало Рабочему центру экономических реформ выделить грант, косвенно ориентированный на заданную тематику³⁹, исполнителями которого совместно стали сектор социологии общественных движений Ленинградского филиала Института социологии и М-БИО. Проект, в рамках которого взаимодействие между ленинградской и московской группами было особенно интенсивным, оказался последним совместным проектом в истории нашего сотрудничества – причиной этого стали отнюдь не академические проблемы.

Еще одно важное событие в жизни М-БИО произошло практически одновременно с репинской школой-семинаром. 23-30 сентября 1989 года состоялась конференция Международной социологической ассоциации «Самоуправление и социальная защита в городских поселениях и на предприятиях». Кооператив «Перспектива» взял на себя основную роль по организации этой конференции и выделил часть средств на ее проведение. В состав Оргкомитета конференции вошло несколько членов кооператива, в том числе и я. Впрочем, скорее, я выступал в роли члена Бюро Комиссии по общественным движениям ССА АН СССР и был ведущим панели "Новые общественно-политические организации СССР". Благодаря хорошим контактам, установившимся у М-БИО с депутатским корпусом, для участия в конференции удалось пригласить не только лидеров общественных организаций и движений, но и значительное число депутатов, в том числе, профессиональных социологов К.Халлик и М.Лауристин, бывших одновременно значительными фигурами в Эстонском Народном фронте. Это в известной степени содействовало чрезвычайному успеху панели и конференции в целом, а мое выступление впоследствии было опубликовано не только на русском, но и на английском и немецком языках⁴⁰.

Следует еще упомянуть об исследовании, посвященном изучению отношения населения Украины к новым общественным движениям, главным образом к Народному Руху Украины, «Мемориалу», а также зарождавшимся радикальным националистическим организациям. Формально исследование проводил ИС АН СССР. Однако инициатива исходила от М-БИО, инструментарий также разработан был М-БИО и само исследование проводили наши сотрудники в партнерстве с украинскими социологами, которые, в частности, предоставили общукраинскую репрезентативную выборку. Исследование это проводилось в мае-июне 1989 года и было, вероятно, первым в СССР полноценным количественным исследованием массовых общественных движений.

9

К сожалению, опыт сотрудничества М-БИО с академическими институтами оказался, скорее, неудачным. В 1988-1989 гг. М-БИО посещали многочисленные западные ученые, для которых вдруг возникшее движение неформалов представляло большой интерес. Собрание документов и квалифицированные консультации производили сильное впечатление, и многие исследователи задавали вопрос: нельзя ли установить постоянное сотрудничество между М-БИО и их учреждениями, по преимуществу, университетским центрами. Разумеется, ответ всегда был положительным, поскольку стремление к созданию серьезного интеллектуального центра было доминирующим в организации нашей работы. Однако на следующий вопрос: вы работаете в рамках Академии наук? – ответ, естественно, был отрицательным, и лица наших гостей неизменно гасли. Это повторялось из раза в раз, и оставалось для нас непонятным. Мы объясняли, насколько свободны мы от марксистско-ленинской догматики, характерной для институтов Академии наук, говорили о том, как в СССР мало специалистов, способных войти в среду неформалов и получать адекватную информацию, – тщетно. Как правило, гости больше не возвращались. Разумеется, был и опыт успешного сотрудничества, но очень ограниченный.

В стремлении установить прочные отношения с советскими институтами мы также потерпели неудачу, если не считать относительно успешного сотрудничества с ИСЭП, а затем Ленинградским отделением ИС АН СССР. О кратковременности сотрудничества с НИИ Культуры РСФСР написано выше. Еще менее успешным был опыт сотрудничества с другими структурами. В 1990 году мы получили приглашение в Институт международного рабочего движения, чтобы сделать доклады о современном отечественном общественном движении. Было прочитано три доклада – Прибыловского, Митрохина и мой, – дававших как описание спектра движения неформалов, основной проблематики движения, так и места неформалов в современной политической системе, перспектив становления политических партий. Доклады были встречены аплодисментами и оценены чрезвычайно высоко. Заместитель директора ИМРД Б.Коваль тут же предложил создать совместную исследовательскую группу⁴¹ для написания книги. Разумеется, предложение было принято. Дело упиралось в выделение финансирования. Предполагалось, что этот вопрос будет решен в ближайшее время. Однако продолжения не последовало. Несколько позже Б.Коваль и В.Пастухов выпустили работу, посвященную этой тематике самостоятельно.

Почти с тем же успехом закончилось сотрудничество с Историко-архивным институтом. На одной из конференций «Мемориала» летом 1990 года я познакомился с М.Цаленко, зав. кафедрой математики, который планировал создать базу данных по политическим партиям России и СССР. Историко-архивный институт без труда мог подготовить материалы по досоветскому периоду. Но вот специалистов по современным политическим партиям в институте не было. И мы подписали соглашение о партнерстве. Поскольку соглашение подписывалось осенью, М-БИО было на грани потери помещения, главной составляющей договора оказалось предоставления помещения для нашей организации, которое мы и получили. Помещение было вполне приличное – три комнаты, одну из которых, размером в 40 кв. метров мы выделили под Архив М-БИО. Для Архива М-БИО, которым занималась М.Разоренова, перешедшая к нам из ГПИБ, это был золотой век. Однако, увы, никаких следующих действий не было. Цаленко вскоре надолго уехал в Германию преподавать, и программа благополучно свернулась. Участие М-БИО (к тому времени уже ИГПИ) не потребовалось.

По итогам работы этого времени был опубликован в агентстве «Постфактум» «Словарь новых общественных партий и движений» Прибыловского⁴², подготовлен его же сборник «Память», посвященный национал-патриотическим организациям. Справочники М.Богдановой об общественных организациях Дальнего Востока, И.Кудрявцева об организациях Латвии, Л.Галкиной о «зеленых» и другие тиражировались нами ремесленным способом на ксероксах – к тому времени были получены гранты «Культурной инициативы». Академическая наука этими исследованиями так и не заинтересовалась.

10

Главным вкладом М-БИО в отечественную социологию я считаю, все же, не создание коллекции-архива документов общественного движения – с одной стороны, не только мы собирали эти документы, с другой, их постигла печальная участь, – и не участие в научных обсуждениях – они, к сожалению, мало сказались на развитии науки, и не повлияли на ход истории. Более важным проектом оказались Высшие социологические курсы при ССА АН СССР. Идея создания этих курсов возникла в июне 1988 года во время Всесоюзного семинара молодых социологов в Куйбышеве, где я вел круглый стол «Молодежь в современной общественно-политической жизни в СССР». Как раз в это время вышло постановление ЦК КПСС "О повышении роли марксистско-ленинской социологии в решении узловых проблем советского общества". Оно открывало огромные возможности для новых инициатив, и поэтому давняя мечта о создании центра подготовки новых ученых обрела форму Высших социологических курсов. Сразу же образовалась небольшая инициативная группа, в которую вошли, кроме автора настоящей статьи, Г.Вохменцева, Л.Коклягина и Э.Лаумянскайте. Роль Лаумянскайте в реализации замысла трудно переоценить. Именно ее энергия создала предпосылки для принятия соответствующих решений и Министерством образования СССР, и Президиумом Советской Социологической Ассоциации.

Однако со стороны маститых социологов мы встретили отнюдь не однозначное отношение. Многие высказывались против создания курсов. Негосударственная форма образования, которую мы предлагали, тогда казалась довольно экзотической. В МГУ готовилось открытие факультета социологии, и многим казалось непонятным стремление создать какой-то «ремесленный» учебный центр. К августу 1988 года, несмотря на положительную реакцию Т.Заславской и Г.Ягодина⁴³, дело застопорилось. Необходимо было добиться положительного решения Президиума ССА. Тогда я обсудил на заседании Совета КСИ эту проблему и предложил КСИ выступить с поддержкой этой инициативы. Решение было принято, и на заседание Президиума ССА отправились Пельман, Павловский и Игрунов. Несколько членов Президиума горячо поддержали идею, которую я артикулировал. Но столь же горячо выступали и противники. Особенно жестко выступал О.Шкаратан, который противопоставил наше начинание готовящемуся открытию факультета в МГУ. «Посмотрите, кто у него будет читать? А кто тогда будет читать в университете?» Этот довод повлиял на многих, так как к заседанию Президиума мы имели согласие преподавать на курсах многих известных социологов. С другими же мы еще не успели этот вопрос обсудить. И в полном противоречии с этим доводом находился другой: сомнение в возможности обеспечить высокий профессиональный уровень в негосударственном учебном заведении. Мы предложили В.Ядову возглавить Ученый совет Курсов, поскольку он был сторонником их создания. Ядов колебался, и, в итоге, несмотря на благожелательность большинства, решение было отложено – Ядову было предложено определиться, и тем самым решить судьбу проекта. Наши последующие беседы с Владимиром Александровичем имели решающее значение. На следующем заседании Президиума он дал свое согласие, и Курсы были созданы.

Однако наша радость была омрачена степенью компромиссов. Главный из них – срок обучения. По первоначальному проекту срок обучения должен был составлять два года. К концу этого срока выпускники должны были прослушать не только курсы, связанные с методиками и методологией социологического исследования, но и курс истории социологических учений. Теоретически никто не запрещал нам составлять программу самостоятельно. Однако жесткие сроки не позволяли включить большое число общетеоретических лекций и семинаров. А, на мой взгляд, расширение горизонта ученого невозможно без участия в дебатах по фундаментальным вопросам. Увы, этой составляющей пришлось пожертвовать, и, надо сказать, российская социология и по сегодняшний день носит черты сугубо прикладной дисциплины.

Вторым аспектом компромисса, весьма расстраивавшим меня, явился отказ от участия в совместных исследованиях слушателей ВСК и крупных ученых. По моему замыслу, слушатель получал диплом после отчета о социологическом исследовании, которое проводилось бы совместно с тем или иным социологическим центром или под руководством известного социолога Москвы, Петербурга, Новосибирска. Но для исследования и его осмысление необходимо время. Полгода – это хороший срок. Но у нас было в распоряжении всего полгода на все про все. Таким образом, передача технологии исследования от учителя к ученику и погружение в интеллектуальную лабораторию мэтров осталось недостижимой мечтой.

Третьей стороной компромисса был отказ от того, что я называл «формированием нового научного сообщества» (и что вызывало иронические замечания наших крупных ученых). Относительно продолжительное совместное обучение и участие в совместных научных проектах позволяло бы обеспечить тесную связь в будущем между молодыми социологами и способствовать созданию устойчивых сетей. Тем более что гражданская составляющая для меня была важным элементом ВСК. С одной стороны мы намеревались резко расширить диапазон теоретических взглядов, что в условиях выхода из убогого преподавания марксистских (и исключительно советско-марксистских) концепций должно было содействовать росту включенности в общественные искания того времени. С другой стороны, я полагал чрезвычайно важным обеспечивать встречи будущих социологов с участниками массовых общественных движений и лидерами общественного мнения, и исследования общественных движений должны были стать только одной из сторон такого взаимодействия. Создание клуба для слушателей я полагал столь же важным, как и участие слушателей в работе общественно-политических клубов Москвы и не только Москвы. Но от этой идеи пришлось отказаться. Не только потому, что времени оставалось мало. Но и потому, что был достигнут еще один компромисс. Вернее, не компромисс – Ядов поставил нас перед фактом.

Дело в том, что Ядов согласился возглавить курсы при условии, что директором этих курсов станет его бывшая аспирантка Светлана Наталушко. Когда состоялось решение Президиума ССА (на которое нас не пригласили), назначение директора было включено в его текст. Для меня лично это было такой неожиданностью, которая чрезвычайно омрачила радость победы. Победа виделась едва ли не поражением. И в самом деле, наше участие в работе ВСК оказалось весьма ограниченным, а контакты слушателей с общественным движением, которое находилось в 1989-1991 годах на пике, свелось к жалкому минимуму. Однако со временем я иначе оценил решение Ядова. Оно мне кажется взвешенным и разумным. Не исключено, что увлечение общественной активностью могло привести к снижению профессиональной составляющей, что еще больше противоречило бы изначальным замыслам основателей. Кроме того, Наталушко оказалась прекрасным руководителем, а ВСК стали для нее делом всей жизни, и она добилась впечатляющих результатов. Достаточно сказать, что на курсах преподавали почти все самые известные специалисты СССР и множество выдающихся ученых Запада, например, таких как Э.Кастельс или О.Люхтерхандт⁴⁴. Отечественные социологи не раз высоко отзывались о качестве подготовки слушателей, и я не раз слышал мнение, что ВСК были лучшим учебным заведением, дававшим социологическое образование. И это при том, что выпускники проходили курс обучения всего за полгода. Тот факт, что на курсы приходили люди с первым высшим образованием, часто имевшим практический опыт и диплом кандидата наук, не уменьшает значение того вклада, который внесло в их образование обучение на ВСК.

Но влияние М-БИО не было столь уж слабым. Во-первых, автор этих строк и С.Белановский стали членами Ученого совета ВСК (впрочем, его роль была минимальна, если и вовсе не мизерна). Во-вторых, мы настояли на том, чтобы завучем ВСК стала Г.Вохменцева, и ее работа обеспечила нам постоянные контакты со слушателями, которые привели к устойчивым связям, а часто и к многолетнему сотрудничеству. В.Айрапетов, выпускник ВСК, стал ключевым сотрудником М-БИО-ИГПИ. Кроме того, каждый из нас читал некоторый курс лекций. Мой личный вклад был минимален, однако тема лекций – «Введение в историю и социологию общественных движений» - лежала вполне в курсе наших намерений. Хотя надо сказать, что большинство слушателей не испытывали особого интереса к этой теме. Но были и очень активные слушатели, некоторые из которых впоследствии специализировались в социологии политики. Сотрудники М-БИО иногда посещали избранные лекции, а на мои лекции в 1990 году М-БИО явилось едва ли не полным составом. Кроме того, ряд членов М-БИО (С.Митрохин, В.Писарева, И.Кудрявцев) получили возможность бесплатно⁴⁵ прослушать курс лекций и получить диплом социолога.

Еще одна часть замысла осталась нереализованной. Для обучения студентов – и не только для них – мы намеревались издавать учебники и социологическую классику, благо к тому времени у нас в распоряжении было несколько прекрасных переводов В.Чесноковой. Поначалу возможности для издания практически отсутствовали, но постепенно они начали появляться. Однако к этому времени случился путч, а затем экономические реформы поставили крест на государственном финансировании, и социологические курсы, фактически, превратились в школу бизнеса, сохранив, правда, традицию встреч выпускников и периодического участия в научных конференциях. Когда в стране – уже не СССР, а России – созрели условия для восстановления работы курсов, специальность социолога можно было приобрести в традиционных вузах, а Наталушко была безнадежно больна. Ее ранняя смерть привела к закрытию курсов – без нее они были немыслимы. Но несколько учебников, все же, было издано С.Белановским. Издательская деятельность другого учебного заведения, Московской школы политических исследований, оказалась блестящим примером того, что можно было сделать в начале 90-х в социологии. Но к МШПИ М-БИО уже отношения не имеет, эта инициатива развивается позже, во времена ИГПИ.

11

Последняя тема в деятельности М-БИО, без которой нельзя завершить очерк, это Фонд Сороса.

Осенью 1989 года Олег Румянцев собрал с десяток лидеров неформалов для встречи с Джорджем Соросом. Речь шла о поддержке проектов, имеющих важное общественное значение. По результатам обсуждения Сорос предложил мне возглавить программу «Гражданское общество». Думаю, что тот авторитет, которым пользовалось М-БИО в среде неформалов, был главным аргументом в пользу такого решения. К сожалению, аппарат Фонда был не заинтересован в реализации этой программы, и недоразумения, возникшие между мной и чиновниками Фонда, затормозили реализацию этой программы. Только весной 1990 года ответственный секретарь В.Глазычев содействовал тому, что работа сдвинулась с мертвой точки. Была сформирована комиссия программы, в которую вошли Г.Павловский, Г.Пельман, А.Фадин.

Практика работы программы «Гражданское общество» существенно отличалась от принятой сегодня нормативной практики работы благотворительных фондов. Это связано, прежде всего, с новизной благотворительных фондов и, соответственно, с отсутствием опыта получения грантов, а также и практически полным отсутствием информации, особенно в провинции, о деятельности «Культурной инициативы». Узкий информационный поток давал преимущество людям, близким к источнику информации, не говоря уже о коррупционной составляющей, естественной для России. Поэтому первой нашей задачей явилось распространение сведений о работе «Культурной инициативы» и, в частности, о программе «Гражданское общество».

Вместе с тем, существовали ресурсные ограничения. На 1989 год (когда мне предложили единолично распределить эти деньги) было выделено «всего» 100 тысяч долларов. И хотя эта сумма казалась мне невероятно большой (а потому я считал себя не вправе неформально и без процедуры распределять ее), тем не менее, когда в апреле-мае 1990 года наша комиссия распределила эти средства, возникла жесткая конкуренция, которая только нарастала впоследствии, несмотря на то, что суммы, выделенные на 1990 и 1991 годы, составляли по миллиону долларов каждая. Здесь мы сталкивались и с сопротивлением руководства Фонда. «Золотой век» «Гражданского общества» тянулся всего несколько месяцев. Деятельность Глазычева вызывала раздражение в аппарате, и он был удален из Фонда, вслед за чем развернулась борьба с программой «Гражданское общество». Еще до ухода Глазычева мы сталкивались с глухим недовольством. Реализация наших решений затягивалась на месяцы – якобы из-за технических трудностей, – шли разговоры, что мы разбазариваем деньги Фонда. Например, Д.Гранин и Я.Бакланов открыто говорили о том, что фонд московский с филиалом в Ленинграде, а потому средства надо распределять среди москвичей и ленинградцев, в крайнем случае, в России. Сочувственно к этой идее относился Б.Раушенбах, советский сопредседатель Фонда, но не высказывался так определенно. Наша же цель была в создании общесоюзной сети гражданских организаций. Поэтому мы выделяли гранты для Украины и Узбекистана, для Латвии и Грузии, для Армении и Азербайджана, не говоря уже о самой широкой географии России. За время существования программы мы выделили приблизительно 165 грантов на общую сумму около 800 тысяч долларов, не считая стоимости оборудования.

Как мы выдавали гранты? Поскольку первые 100 тысяч следовало распределить в экстренном порядке. Как «задолженность» за 1989 год при отсутствии заявок, то мы сами составили компромиссный список, который удовлетворил противоречивые оценки членов комиссии. Заявки были подготовлены, фактически, нами самими и согласованы с «авторами». В дальнейшем, когда мы инициировали направление нам заявки, мы не рассматривали ее формально, но обсуждали значительность того иного проекта, о котором мы знали по собственным исследования или прямым контактам, оценивали возможность эффективной реализации замысла. Часто мы сами переписывали заявку, потому что большинство авторов, претендующих на получение гранта, не могли сформулировать заявку так, чтобы она была поддержана Правлением Фонда.

Опишу один из конкретных случаев. В 1988 году мне пришлось убеждать ряд членов только что образовавшейся «Московской трибуны» в необходимости рассмотреть проблему массового исхода беженцев территорий союзных республик и выработать рекомендации для государства. Я полагал, что со временем такой исход населения неизбежен, поскольку опыт британской и французской империй свидетельствовал в пользу такой гипотезы. Однако мои коллеги отказались, сославшись на отсутствие специалистов, неактуальность проблемы для СССР. Проблема Нагорного Карабаха и армяно-азербайджанского конфликта тогда уже интересовала многих, но она рассматривалась, скорее, как отдельный казус. Мне такая позиция казалась недальновидной, поэтому я с большим интересом отнесся к работе с беженцами-армянами, которой посвятила себя В.Чаликова, член «Московской трибуны. Осенью 1989 года я обратился к Чаликовой с предложением написать заявку на грант. Пожалуй, поддержка этого направления была моей первой идеей после получения предложения от Сороса.

Увы, Чаликова так и не смогла написать эту заявку. Весной, когда Глазычев, наконец, ясно сформулировал возможности программы и мои права, а также настоял на немедленном распределении первой суммы, я повторно обратился к Чаликовой, но то, что она написала, я не мог показать даже Пельману и Павловскому, моим старым товарищам. Поэтому я сам переписал заявку начисто и, согласовав окончательный текст с Чаликовой, внес заявку в таком виде. Она была удовлетворена. К сожалению, вскоре выяснилось, что Чаликова тяжело больна. Она позвонила мне и попросила передать грант Л.Графовой. Это была несложная задача, но мне не удавалось ее решить, поскольку ни Графова, ни ее коллеги не могли оформить даже простые бюрократические документы. В конце концов, осенью 1990 года состоялось учредительное собрание комитета «Гражданское согласие» в котором я принимал участие. Более того, я вынужден был согласиться на предложение стать сопредседателем комитета, поскольку полная процедурная неграмотность остальных, неумение выстраивать отношения с различными структурами и совершеннейшая наивность организаторов ставила под вопрос будущность нового объединения, в том числе. И успешность выполнения задач, сформулированных в грантовой заявке.

Здесь налицо конфликт интересов. Но не будь приняты соответствующие решения комиссией «Гражданского общества» и собранием «Гражданского содействия», вряд ли бы сегодня «Гражданское содействие» было бы такой авторитетной организацией. Надо сказать, что все конфликты интересов – а они бывали и гораздо более значительными – мы рассматривали на заседании комиссии. Обсуждения бывали драматическими, и иногда дело доходило до личных глубоких обид. Эти обиды, на мой взгляд, являлись свидетельством кровной заинтересованности членов комиссии в развитии структур гражданского общества. Разумеется, я не исключаю фактора личной заинтересованности, который при такой системе иногда вносил аберрации в принимаемые решения, однако злоупотребления, если они и имели место, были несопоставимо более скромными, чем большинство решений «Культурной инициативы» того времени.

Во время борьбы аппарата Фонда с Глазычевым работа комиссии была практически заблокирована, а после его отставки фактический новый глава аппарата, юридический директор А.Макаров, поставил целью закрытие программы. В неофициальном порядке его аргумент звучал так: Игрунов антисоветчик, из-за него закроют фонд. На несколько месяцев все действия комиссии были парализованы, реализация решений остановлена. В этих условиях я и Пельман встречались с членами Правления Фонда, чтобы убедить в целесообразности продолжения программы. Обвинения в финансовых злоупотреблениях, которые выдвигал Макаров, оказались блефом, но бухгалтерия два месяца проверяла все счета и решения. В итоге, Заславская и Афанасьев твердо стали на сторону комиссии, и программа была возобновлена. Однако было принято решение расширить состав комиссии. Среди новых членов были утверждены кандидатуры В.Костюшева и А.Алексеева, постоянных партнеров М-БИО, как, впрочем, и другие кандидатуры, предложенные нами.

После этого некоторое время комиссия работала в нормальном режиме. Во время путча 1991 года позиция Макарова резко изменилась. Он стремительно стал «демократом», раздал технику, находившуюся на складах «Культурной инициативы», в частности, «Общей газете» и «другим демократам» - документация, разумеется, отсутствовала. В силу этого часть проектов по программе «Гражданское общество» вновь были заблокированы. Заблокирована была и другая программа, которую я возглавлял, «Восток-Восток». С этого момента программа больше не работала в нормальном режиме. Макаров стал фактическим главой Фонда, и все наши решения подвергались ограничительным санкциям с его стороны. Наш конфликт привел к отставке Макарова весной 1992 года, однако и программа «Гражданское общество» также была остановлена. Сказалась борьба с ней аппарата Фонда и точка зрения Сороса, который в тот момент сформулировал, что поддержка гражданского общества в этот момент бессмысленна. «В России теперь нормальное государство, и ей нужно не гражданское общество, а нормальное общество». Он настаивал, чтобы наша программа переключилась на поддержку правительства. Я был категорически против, считая, что без сильного гражданского общества демократия не состоится. Кроме того, я был убежден в губительности гайдаровских реформ и считал нужным сосредоточиться на поддержке альтернативных точек зрения. Позиции разошлись, я покинул Фонд, программа была закрыта. Со временем Сорос пересмотрел свою точку зрения и восстановил программу, но она выглядела уже совершенно иначе.

В первом своем воплощении программа опиралась на информационную сеть, созданную М-БИО. Немалую роль в получении информации и подготовке экспертных заключений играли и выпускники ВСК, часть из которых получила гранты Фонда, а один из них, А.Ильхамов, впоследствии даже возглавил Фонд Сороса в Узбекистане. Многие центры, поддержанные нами, строились по образцу М-БИО и ИГПИ. Некоторые из них, проделав довольно большую эволюцию, существуют и сейчас. В работе программы были задействованы и сотрудники М-БИО. Моим штатным помощником был сотрудник М-БИО В.Айрапетов, который продолжал работать в Фонде еще несколько лет. Можно сказать, что М-БИО было приводным ремнем программы «Гражданское общество», и без него и его партнеров эта программа выглядела бы совершенно иначе и вряд ли содействовала развитию низовой гражданской активности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

М-БИО возникло в ответ на острую потребность нарождающегося общественного движения в создании информационной структуры – и эта составляющая работы М-БИО оказалась наиболее эффективной. М-БИО не смогло обеспечить условий для консолидации движения, на что оно было ориентировано, и осталось, в значительной мере, маргинальным явлением, но его деятельность оказалась катализатором, а иногда опорой многих существенных процессов, сыгравших важную роль в общественном развитии СССР. Многие процессы, в которых участвовало М-БИО, не были инициированы им, но приобретали оформленность в результате нашего участия. Мы, например, не были ни изобретателями сети распространения «самиздата», ни главным действующим субъектом. Но в конце 80-х годов оказались самой организованной частью этого процесса, и наш пример вдохновил многих. В создании негосударственных аналитических центров мы были пионерами, равно как и в создании независимых образовательных центров. М-БИО, по-видимому, был первым think-tank в СССР. Наш опыт лег в основание деятельности других, может быть, более известных учреждений.

В этом очерке я постарался изложить некоторые мотивы нашего поведения, совокупность целей, обрисовать проблемы, с которыми мы сталкивались, и решение которых оказалось эффективным в силу характера нашей организации. Это удалось не полностью, поскольку размах деятельности М-БИО был значительно больше, чем это можно описать в одной статье. Пытаясь осветить мотивы и акцентировать роль М-БИО, я выходил за узкие рамки описания работы собственно М-БИО, освещая некоторые эпизоды в деятельности других организаций, что привело к чрезмерному объему материала. Не весь материал изложен ясно и последовательно. Это связано, прежде всего, с недостаточным осмыслением того опыта, свидетелями и творцами которого были мы сами. Безусловно, опыт М-БИО требует профессионального исследования, и я уверен, что такое исследование может иметь отнюдь не только академическую ценность.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ,

процитированных или упомянутых в тексте, а также источников, содержащих дополнительную информацию об истории и деятельности М-БИО

1. Urban M., Igrunov V., Mitrokhin S. The rebirth of politics in Russia. – Cambridge: Cambridge University Press, 1997.

2. Агапов С. Кое-что о неформалах, "Перестройках"  и игре в мяч // Интервью А.Пятковскому, 2005. Сайт Igrunov.ru:http://www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-n_histor/remen/1134932186.html)

3. Антология самиздата. Под общей редакцией В.Игрунова. М.2005

4. Бутенко И. К истории создания первой социологической ассоциации. // Социологические исследования. №6, июнь 2008

5. Вайтекунас Пятрас//Википедия,http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B0%D0%B9%D1%82%D0%B5%D0%BA%D1%83%D0%BD%D0%B0%D1%81,_%D0%9F%D1%8F%D1%82%D1%80%D0%B0%D1%81

6. Верховский А. Краткие заметки о возникновении и начальной истории "Панорамы" // «Панорама», № 50, декабрь 2002 (Электронная версия: http://www.panorama.ru/gazeta/p50shu.html)

7. Вохменцева Г., Игрунов В. О классификации общественных движений. // В сб. Перестройка: новые общественные явления - новые исследовательские подходы. Ленинград, АН СССР, ИСЭП, 1989, стр. 144-148.

8. Игрунов В. Интервью французской исследовательнице Кароль Сигман. 1 февраля 1993 // Сайт Igrunov.ru: http://www.igrunov.ru/cat/vchk-cat-bibl/interv/all_interv/1173039678.html

9. Игрунов В. История ИГПИ. Часть 1: "Молва", "Хронограф", кооператив "Перспектива" и образование М-БИО. // Интервью для сайта igpi.ru, 2002 г.: http://www.igpi.ru/history/history-igpi_1.html

10. Игрунов В. История ИГПИ. Часть 2. Становление. Газета "Панорама", раскол в М-БИО и возникновение ИГПИ. // Интервью для сайта igpi.ru, 2002 г.: http://www.igpi.ru/history/history-igpi_2.html

11. Игрунов В. Митинг в Лужниках и Межрегиональная депутатская группа // Интервью, 2002 г. Сайт Igrunov.ru: http://www.igrunov.ru/cv/vchk-cv-memotalks/talks/vchk-cv-memotalks-talks-mdg_full.html

12. Игрунов В. О неформальных политических клубах Москвы. // "Проблемы Восточной Европы", № 27-28, 1989г.; English: “Public Movement: From Protest to Political Self-Consciousness” in collection of articles “After Perestroika: Democracy in the Soviet Union”, B.Roberts and N.Belyaeva (ed.) (Washington, D.C.: The Center for Strategy and International Studies; Significant Issues Series, Volume XIII, N 5, 1991); Deutch:Offentlichkeitsbewegungen in der UdSSR: Vom protest zum politischen Selbstbewusstsein в сборнике: K.Segbers (ed.) Perestrojka: Zwischenbilanz (Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1990)

13. Игрунов В. О становлении политики на рубеже восьмидесятых и девяностых. // Интервью. 1992 г. Сайт Igrunov.ru:http://www.igrunov.ru/cat/vchk-cat-bibl/interv/all_interv/vchk-cat-bibl-interv-mdg_92.html

14. Историческая справка о МНОБ//http://www.infoline.ru/g23/6037/Doc/hstr.html

15. Кордонский М., Кожаринов М. Точки потоков. / В кн. «Очерки неформальной социотехники», М.: Net2Net, 2008. (А также электронная версия http://www.altruism.ru/sengine.cgi/13/41/27/10).

16. Кротов Н. Очерки из истории экономических реформ. // В печати (в издательстве «Экономическая летопись»)

17. Мейер М. Аналитические центры в системе российской демократии // Век XX и мир. Пределы Власти. 1994. №1.  С. 86-116.

18. Морозов А. Восемьдесят девятый. // Статья для сайта Igrunov.ru. 2005 г.: http://www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-n_histor/remen/1132573449.html

19. Морозов А. Об истории М-БИО и газеты «Панорама» // Интервью 1990 г. Сайт Igrunov.ru:http://www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-n_histor/doc/vchk-vin-n_histor-morozov.html)

20. Морозов А. Об истории неформальского движения и М-БИО // Интервью А. Пятковскому. 10 августа 2004г. Сайт Igrunov.ru:http://www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-n_histor/remen/morozov2004.html

21. Московская независимая общественная библиотека (МНОБ)// Library.ru //http://www.library.ru/3/focus/mipl.php

22. Нехорошев Г. Пенсионеры движения политконсультирования. От Павловского до Сатарова // "Политический журнал", декабрь 2003, "Олигархи списков". (Электронную версию см.: http://compromat.ru/page_14190.htm)

23. Панорама» - электронное зеркало политической России // Передача на «Радио Свобода». 28 мая 2002 г. (Электронная версия:http://www.svoboda.org/programs/SC/2002/SC.052802.asp)

24. Панорама», №1, апрель 1989. (Электронная версия: http://www.panorama.ru/gazeta/1-30/p01.html)

25. Прибыловский В. В среде неформалов. Москва, конец 1980-х - начало 1990-х. Часть 1 // Интервью А.Пятковскому, сайт Igrunov.ru(http://www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-n_histor/remen/1172330019.html)

26. Прибыловский В. В среде неформалов. Москва, конец 1980-х - начало 1990-х. Часть 2 // Интервью А.Пятковскому, сайт Igrunov.ru (http://www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-n_histor/remen/1188472509.html)

27. Прибыловский В. Инакомыслящая жизнь в эпоху Перестройки. Москва, 1980-е // Интервью А.Пятковскому, сайт Igrunov.ru:http://www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-n_histor/remen/1126247847.html

28. Прибыловский В. Словарь оппозиции. Новые политические партии и организации России. Аналитический вестник информационного агентства «Постфактум» № 4/5, М. 1991

29. Самиздат и новая политическая пресса. / Справочник. Составлен по материалам, предоставленным В.Игруновым, В.Прибыловским, М.Разореновой (Электронная версия: http://www.shpl.ru/project/sam/p25_svedenija.htm) (См. комментарий Е.Струковой)

30. «Советская библиография»

31. Струкова Е. Альтернативная периодическая печать в истории российской многопартийности. М.2005.

32. Струкова Е. Архив М-БИО. // Сайт ИГПИ (http://igpi.ru/history/1243139088.html)

33. Суетнов А. История одного архива. О попытке создания библиографической службы самиздата // Русский журнал (http://old.russ.ru/ist_sovr/99-04-16/suetnov.htm)

34. Хроника//«Панорама», №6, июнь 1989 (Электронная версия: http://www.panorama.ru/gazeta/1-30/p06news.html)

35. «Хронограф» № 7, 4 июня 1988 (Электронная версия: http://www.panorama.ru/gazeta/chronogr/c07.html)

36. «Хронограф» №26, 24 мая 1989 (Электронная версия: http://www.panorama.ru/gazeta/chronogr/c26.html)

37. Шубин А. "Община" в 1987-1988 гг. // «Панорама», № 45, декабрь 2000 (Электронная версия: http://www.panorama.ru/gazeta/p45obsh.html)

38. Юбилей митинга в Лужниках.// Сайт Igrunov.ru:http://www.igrunov.ru/vin/vchk-vin-n_histor/remen/anniversary/

1 Автор не является историком общественного движения в СССР, и не предпринимал специальных изысканий по рассматриваемой теме, поэтому настоящую работу нельзя рассматривать, как научную статью. Скорее ее надо воспринимать как один из источников для исследователя, поскольку она носит явно мемуарный характер. Желая сохранить неповторимый след персональных историй, я, тем не менее, прибегал к некоторым обобщениям, с которыми, возможно, не всегда согласятся те, кого они касаются. Для верификации этих обобщений необходимо было бы сравнить подходы автора с мнениями здравствующих сотрудников М-БИО, провести анализ текстов, прежде всего, документов М-БИО. Мемуары являются важным, но не всегда удовлетворительным источником. В своих действиях участники М-БИО руководствовались иногда ошибочными представлениями, ложность которых стала понятна только позднее – о себе я могу говорить с полной уверенностью, – или совершали действия, последствия которых существенно отличались от ожиданий. Как правило, мемуаристы «исправляют» прошлое, так или иначе «корректируя» свои ошибки или придавая им современную мотивацию. Кроме того, большая часть членов М-БИО обладала слишком фрагментарной информацией о работе своей организации, что совершенно естественно в любом случае, но проявляется особенно выпукло в связи с многоуровневым характером объединения. Часть участников описываемых событий имели не полную идентичность М-БИО, другие были участниками множества организаций одновременно и воспринимали свои действия достаточно синкретично. Так, мне трудно отделить свои действия, как диссидента, члена КСИ, Мемориала, Московской трибуны, журналиста «Века ХХ и мира», члена Социологической ассоциации и Ученого совета Высших социологических курсов, директора программы «Гражданское общество» фонда «Культурная инициатива» и т.д. от деятельности М-БИО или одного из руководителей кооператива «Перспектива» – все направления действий были частью одной работы, одного замысла, а разные роли – ипостасями одного и того же актора. Большая часть из этих ролей была или вовсе неизвестна моим коллегам по М-БИО, либо они имели лишь поверхностное представление об этих моих обязанностях или моем целеполагании. Точно так же, относясь с глубоким уважением к деятельности моих коллег за рамками М-БИО, я мало знаю о той роли, которую играли, скажем, в «Общине» Т.Титова или О.Сенатова, в «Гражданском достоинстве» А.Папп или А.Верховский, и какое значение для них имело членство в этих объединениях. Вместе с тем, неполнота информации, наряду с понятными мотивами, связанными с самооценкой и личными взаимоотношениями, накладывают отпечаток и на синхронные записи, и, в особенности, на мемуары. Все эти замечания в полной мере относятся и к данной работе. Поэтому, приводя список известных мне публикаций, должен указать, что ни один из них, как и вся их совокупность недостаточны для научного описания того явления, каким было М-БИО. В списке публикаций я опустил те работы, где упоминание М-БИО имеет незначительный характер.

Хочу выразить признательность Г.Пельману и Е.Гаревской, ознакомившихся с рукописью и высказавшими соображения, которые позволили мне уточнить ряд моментов в истории М-БИО, а также Е.Струковой, любезно отозвавшейся на мою просьбу сообщить о некоторых моментах ее плодотворной работы в рамках нашей организации. Некоторые их замечания учтены в окончательном варианте текста.