Сейчас на сайте

Беседовал Алексей Пятковский. 10 августа 2004г.

Александр Морозов об истории неформальского движения и М-БИО

Справки об упоминающихся в тексте людях см. в рассказах Игрунова об ИГПИ

- Каким образом ты впервые столкнулся с представителями неформалов, «неформальной» прессы и с исследователями их деятельности?

- В 85-м году я ушёл из отдела коммунистического воспитания «Учительской газеты», где я был штатным корреспондентом. Уйдя из «Учительской газеты», я подумал о том, что хорошо бы было сделать самиздатский литературно-общественный журнал с участием моих друзей, в среде которых я тогда общался. (Это были ныне широко известный художник Дмитрий Врубель, широко известный ныне писатель Дмитрий Галковский, менее известный ныне деятель андерграунда Владимир Котов с большим и разветвлённым неформальным движением «Флекс», объединявшим сторонников своеобразного постмодернистского медитативного стиля, который был одновременно и стилем жизни, и стилем рисования.)

Но сначала, в 86-м году, мы с Котовым и Врубелем организовали структуру под названием «Фонд-86», которая являлась своеобразным полухудожественным форумом и полуобщественным клубом, одной из целью которой была организация квартирных выставок. Нами был написан манифест «Фонда-86», поссоривший, кстати, меня с моим другом Александром Фурманом (ныне - писателем, автором детских рассказов), который отказался вступить в этот фонд, хотя и был нашим другом.

Мы сделали две или три квартирные выставки, на которые собиралась московская богема. Одна из них была выставкой Врубеля, другая - очень хорошего абстрактного рисовальщика Андрея Бельского, в котором  талант художника пробудил к жизни Котов и который в тот момент очень тесно входил в наш круг. (Судьба Бельского сложилась трагически: он был осуждён за убийство и приговорён к заключению в психиатрической больнице. К сожалению, я даже  не знаю, вышел ли он из неё. Последний раз я слышал о нём пять лет назад, и тогда он всё ещё находился в заключении.) Тему третьей выставки я, к сожалению, сейчас уже не помню.

- А была ли проведена выставка «флексов» с их крестиками-квадратиками?

- Да, конечно. Несомненно, такая выставка состоялась, и на ней были выставлены Бельский, несколько фрагментов Котова и несколько работ его ближайших сподвижников и учеников. (Во флекс-движении у него всегда были какие-то ученики.) Помню, что я сам её готовил.

Журнал «Параграф», который, собственно, и привёл меня в дальнейшем к такому разнообразному участию в независимой, или самиздатской,  прессе, возник в 87-м году как следствие моего пребывания в этом круге общения. В 87-м году мы вдвоём с Володей Котовым сделали первый номер журнала. Делали мы его с самого начала  как произведение бук-арта, хотя тогда мы об этом, может быть, и не знали. Сделан он был в одном экземпляре. Весь  текст был напечатан на печатной машинке, но на альбомной бумаге и в необычном формате. Журнал был проиллюстрирован аппликациями, которые мы с Котовым нарезали из цветной бумаги. (Где сейчас находится этот теперь уже уникальный экземпляр «Параграфа», я не знаю.) Журнал, конечно, произвёл впечатление на круг наших друзей, и все они захотели в нём участвовать.

К середине 87-го года мы с Котовым решили издавать уже тиражируемый журнал. А надо сказать, что к этому времени пользование ксероксом уже не представляло политической проблемы, и  превратилось в большой бизнес. Насколько я помню, после 85-го года за это уже никого не сажали и даже не «привлекали», и поэтому ксерить можно было всё что угодно. Ребята, которые работали на ксероксах, имели возможность хорошенько зарабатывать на этом деле. Я думаю, что между 85-м и 89-м годами использование ксерокса превратилось, по существу, в какую-то отрасль мелкого бизнеса.

Итак, в 87-м году мы сделали первый номер журнала, который был назван «Параграф». Название это, несомненно, принадлежало Котову. (Это была его идея.) Приоритет же в определении его внутренней идеологии принадлежал, несомненно, мне, и с этим были не все согласны. Например, Котов, наверное, хотел бы и дальше развивать этакий андерграундный флекс. Саша Фурман, который входил в состав редакции журнала,  с опаской относился к тем политическим темам, которые в нём звучали, - он несколько опасался, не получим ли мы за это по шее. (Он смотрел на жизнь с какого-то другого угла зрения и не очень верил в то, что вскоре произойдёт эта самая перестройка, рухнет Советский Союз и начнётся совсем другая эпоха.) Шамиль Абряров, который на то время входил в состав редколлегии, очень хотел развивать в журнале художественную, поэтическую часть, которой я придавал меньшее значение. В результате «Параграф» принял форму журнала, который передаёт личную, приватную позицию человека и его взгляд на вещи и на мир и в котором  это личностное мировосприятие противостоит любой идеологии.

Между 87-м и 89-м годами вышли девять номеров этого журнала, который стал достаточно заметным явлением в узкой московской тусовке. Многие стали приходить в него со своими текстами. Мы провели несколько встреч с читателями, в частности, большую встречу в клубе имени Горького возле Савёловского вокзала. (В 88-м году такие встречи уже можно было проводить в клубах.)

Примерно в 89-м году  мой друг и сокурсник по философскому факультету МГУ Игорь Маханьков (он был последним личным секретарём Алексея Фёдоровича Лосева и сейчас является одним из держателей его архива и директором музея-квартиры Лосева; он, кроме того, является известным переводчиком, два года назад издавшим оба тома «Заката Европы» Шпенглера и много-много других произведений), который к тому времени уже год участвовал в работе  журнала «Параграф» и  писал для него очень смешные короткие философские максимы, или «минимы» (которые только отчасти можно было объяснить влиянием Розанова и «Опавших листьев», потому что это были достаточно самостоятельные, интересные и резкие  вещи, напоминающие, скорее, произведения Хармса, чем Розанова) познакомил меня с кругом своих друзей - представителей московской молодёжи, которые играли в ими самими выдуманную как бы спортивную игру, но при этом увлекались и политикой, и культурой. Это были Виктор Золотарёв,  его сестра Аня и довольно тесный круг их друзей, который сначала трансформировался в организацию «Гражданское достоинство», а затем и в Партию конституционных демократов.

Летом 89-го года я впервые попал на встречу с Игруновым в М-БИО1, о которой узнал от Игоря Маханькова, а тот - от Золотарёва. Вячек проводил с лидерами неформальных организаций  консультации, если я правильно помню, привязанные к конкретным событиям для принятия на них каких-то документов или выработки общей позиции. (Я не помню, чтобы они проходили систематически по каким-то определённым дням.) Насколько я помню, к осени 89-го года клуб «Перестройка», из которого вышли Игрунов, Пельман и Корсетов (которые руководили всем этим процессом), уже угас, и проявлявшаяся в его рамках активность в значительной степени сместилась на площадку М-БИО в помещении кооператива «Перспектива».

И вот я вместе с Володей Котовым приехал на такую встречу лидеров московских движений, на которой обсуждалось какое-то заявление. (Не помню уже, чему оно было посвящено.)  А надо сказать о том, что в то время, как и раньше в диссидентской среде, по отношению к незнакомым людям постоянно существовали подозрения насчёт того, не являются ли они засланными  гэбнёй, либо ЦК ВЛКСМ. (Они в то время были нераздельны, поскольку контроль за неформальным движением был в значительной степени  возложен на ЦК ВЛКСМ, который во всё лез, всюду посылая своих людей.) Так как  Игрунов меня ещё не знал, то  принял с некоторой опаской. (Остальные - с ещё большей настороженностью.) Я оставил там свой журнал, а уже через несколько дней узнал о том, что «Параграф» в этой среде вызвал к себе большой интерес. Прибыловский сказал даже, что это - лучший журнал в литературном самиздате. Игрунов тоже был в восторге, сказав, что в техническом отношении это - революция в самиздате. (На тот момент даже идея вырезать или выклеивать заголовки, которые печатались на пишущей машинки, казалась революционной.)

Так я в 89-м году оказался у Игрунова, где быстро сблизился с кругом людей М-БИО. Правда, при этом  я лично не сошёлся, например, с Серёжей Митрохиным. (Между нами не было конфликта, но как-то так сложилось, что не возникло и душевной теплоты.) Но одновременно важное и интересное интеллектуальное общение связывало меня с Катей Филипповой. Для меня важна  была и покойная ныне Таня Титова.

- Каковы были взаимоотношения сотрудников М-БИО? Чем ты занимался в нём? Почему забросил журнал после своего прихода туда?

- Ближайшим к Игрунову человеком в М-БИО в то время был Прибыловский. Шура Верховский, Филиппова и Папп тоже были к нему довольно близки, но не воспринимались Вячеком как свои ближайшие советники. Тесно общался Игрунов в это время и с Павловским. (Они были близкими друзьями и единомышленниками.)  Хотя прошло пятнадцать лет, но практически ни в ком из тех людей, с кем я тогда сталкивался, я не разочаровался.

Хотя Вячек сейчас в своих выступлениях преувеличивает свою роль в том общественном движении, но она действительно была колоссальной. На пару с Павловским и, может быть, ещё с несколькими людьми, в частности, с Владимиром Яковлевым и Гришей Пельманом (и не только в качестве спонсора), он действительно создал то, что сейчас бы назвали какой-то новой концепцией. То есть они придали общественному движению (которое, конечно, формировалось снизу) новый формат, новую как бы рамку. Вся та колоссальная сеть, может быть, более чем в ста городах,  была создана постоянной работой Игрунова, который постоянно общался с людьми. (Они его интересовали.) Конечно, он был настоящим фанатиком этого дела. Кроме того, с того момента, когда его задержали за организацию в Одессе самиздатской библиотеки, он стал фанатиком и коллекционером самиздата.

- Не задержали, а арестовали...

- Да, арестовали. При том, что он коллекционировал самиздат, он был ещё и замечательным «разговорщиком». Его безумно интересовали люди, безумно интересовали процессы, и этом общением он, как червь, колоссально разрыхлил почву. И десятки, сотни людей, разбросанных по разным городам, знали, что существует  М-БИО, что сюда надо что-то присылать, что сюда можно приехать, позвонить и что-то получить, чем-то обменяться. В этом смысле его роль была колоссальной, и я и сейчас не изменил своей оценки его вклада.

 Правда, свои замечательные знания всего этого он не «кодифицировал».

В августе Игрунов предложил мне как  профессиональному в прошлом журналисту создать какую-то структуру, которая бы обрабатывала тот поток информации о неформальном движении, который стекался в М-БИО. И не только обрабатывала, но и пыталась бы его стимулировать и активизировать, превратив неформальные организации, которые выходили на Игрунова и М-БИО, в своего рода корреспондентскую сеть. Мне эта идея показалась увлекательной.

- А разве до того в М-БИО не было такой формы деятельности, как обработка информации о неформальном движении?

- До этого в М-БИО время от времени выходил только «Хронограф», который выпускал Володя Прибыловский и который был, скорее, таким маленьким журнальцем фельетонов о московской (хотя иногда не только московской) политической тусовке. Происходящие там процессы  Володя, а иногда и Серёжа Митрохин, описывали в фельетонной манере, а как таковой новостной переработки событий в «Хронографе» не было.

- Такую функцию выполняла отчасти «Панорама»...

- «Панорамы» на тот момент ещё не было. Она возникла позже, когда одновременно происходили четыре или пять процессов, в которых я участвовал. Поступив В М-БИО, в августе я уже практически каждый день приходил туда, поскольку мне там было уже интересно.

В это время там проходили ежедневные консультации, в том числе относительно создания газеты «Панорама» и формирования её редколлегии, лидером которой был тогда, скорее, Шура Верховский, а также Папп, что Игрунов поддерживал. Я  в этом процессе тоже активно участвовал, поскольку в М-БИО меня считали хорошим самиздатчиком.

- «Панорама» стала выходить в начале 89-го года...2

- Значит, я ошибся. Я был участником первой редколлегии и мне показалось, что её работа только-только начинается.

...С другой стороны, тогда имелся огромный спрос на новости, который был вызван тем, что Би-Би-Си, «Немецкая волна» и  «Русская мысль», (в которой работал Гинзбург), жадно хотели получать уже готовую, препарированную информацию о происходящих в СССР общественных процессах, воспринимаемых как «бархатная революция».) Так что больше я занимался Службой ежедневных новостей (СЕН), которая просуществовал год.

- Это была Служба ежедневных новостей М-БИО...?

- Да, служба новостей М-БИО.

- ...Хотя она и выполняла функцию корпункта «Атмоды»?

- Она выполяняла функцию корпункта «Атмоды», но это была не главная её функция. Имелись некоторые издания, такие как парижская «Русская мысль» или газета Латвийского народного фронта «Атмода», которые сами являлись активными медийными участниками демократического движения и хотели получать о нём больше информации. Это и происходило в силу нашей близкой дружбы с теми, кто тогда редактировал «Атмоду». Это были тогда Алексей Григорьев и мой давний друг и соратник Владимир Линдерман (ныне - известный нацбол по кличке Абель), которые  очень активно интересовались российской информацией. Кроме того, нам было выгодно обозначить, что мы - не только Служба ежедневных новостей М-БИО, но что мы ещё корпункт «Атмоды» и что сотрудничаем также с «Русской мыслью». С начала 90-го года я начал готовить справочник по общественному движению, который в 91-м году вышел в качестве вкладки в «Русской мысли».

Итак, осенью 89-го года одновременно происходили четыре процесса - стартовала «Панорама», в качестве маленького новостного агентства активизировалась служба новостей, стартовало агентство «Постфактум», организованное Глебом Павловским и Володей Яковлевым (ныне перешедшим в буддизм и  живущим в Ирландии). В двадцатых числах августа, только-только организовав службу новостей, я получил от Игрунова предложение немедленно встретиться с Павловским и перейти работать редактором отдела политики в создаваемое агентство «Постфактум». Мне это показалось делом очень тяжёлым, потому что я не очень понимал, как это всё удастся совместить, но Вячек настаивал, говоря, что ситуация будет удержана благодаря тому, что одни и те же новости нужно будет делать и там, и здесь, и что это будет одним  и тем же процессом в двух разных местах. Я и сейчас, через пятнадцать лет, довольно тепло вспоминаю первую годовщину кооператива «Факт», которая праздновалась осенью 89-го года в ресторане «Прага», где тогда собрались, несомненно, все те московские журналисты, что были втянуты в процесс обновления российской журналистики и создания её новых форматов.

Четвёртый довольно важный процесс, происходивший параллельно -  инициирование в 88-м году  Ассоциации независимых журналистов (если я правильно помню её название), которую создавали замечательный и знаменитый на весь мир правозащитник, автор книги «Карательная медицина» Александр Подрабинек и его незабываемая газета «Экспресс-хроника» вместе с Сергеем Григорьянцем, о котором ни в коем случае нельзя сказать, что это - замечательный человек. (Это - достаточно спорная фигура общественного движения того времени, хотя несомненно, что его журнал «Гласность» широко тиражировался, доходил «до самых до окраин» Российской Федерации и сыграл большую роль. Но сама ситуация вокруг Григорьянца была достаточно странная, все участники движения это понимали и многие его сторонились: многим тогда казалось, что его отношения с советскими карательными органами не такие простые, как он это изображал, будучи одним из лидеров оппозиции.  Например, я сам отказался от предложения Григорьянца перейти работать в «Гласность» именно потому, что мне не нравилась эта среда. Кроме того, я прекрасно знал, что он является достаточно известным коллекционером и торговцем предметами искусства.) Это была первая попытка собрать всех самиздатчиков.

В рамках этой инициативы Саша Подрабинек решил учредить День независимой журналистики, для чего предложил всем лидерам неформальных изданий выйти 1-го  (или 31-го?)  мая 89-го года на Арбат и организовать как бы площадной несанкционированный фестиваль самиздата. В день проведения фестиваля все переулки Арбата были забиты машинами с ОМОНом. И хотя  у ОМОНа не было указания разгонять этот несанкционированный митинг, тем не менее Новодворскую выхватили из толпы и задержали, поскольку её показательно задерживали тогда каждый раз, благодаря чему количество её задержаний столь велико. Это было волнительное мероприятие. На память о нём у меня остались фотографии. Репортаж об этом мероприятии был опубликован в «Параграфе».

Затем состоялся замечательный фестиваль в Вильнюсе, также, если я правильно помню, организованный Подрабинеком. Это был первый съезд независимых журналистов, во время которого мы совершенно дивно бродили по Вильнюсу с Митей Волчеком (который и сейчас продолжает издавать свой замечательный «Митин журнал»), с Витей Резунковым (который тогда  возглавлял в Питере движение за легализацию наркотиков и много и интересно рассказывал о всемирном антипрохибиционистском  движении, что было ещё внове)... Там было много разных людей. Достаточно сказать, что на эти съезды, организованные Подрабинеком, приглашались руководители всех изданий, независимо от их идеологии. И теперь уже невозможно себе представить, чтобы вместе собирались либералы, Владимир Осипов (который ныне - лидер весьма радикального монархического, белогвардейского и антисемитского «Христианского возрождения»),  Михаил Членов (который в тот момент возглавлял какое-то еврейское движение), Валерий Скурлатов (который был  в своём прошлом «молодогвардейцем» - комсомольцем, рехнувшимся на идентичности Велесовой книги и  развивавшим  какую-то безумную идею русской языческой идентичности - своего рода языческого левого коммунизма).

Вот это всё составляло мою жизнь в 88-89 годах. Тогда встречалось и консолидировалось огромное количество людей, шёл непрерывный многочасовой процесс общения. К ноябрю 89-го года я, как и большинство людей, уже просто дневал и ночевал в М-БИО. Мы работали в таком режиме, что практически не покидали помещения, -  настолько нас охватило ощущение приближающейся революции. Когда в то время к нам приходили многочисленные западные общественные деятели (например, в начале 90-го года к нам приехал Роальд Сагдеев со своей женой - внучкой президента Эйзенхауэра) и приезжавшие в Россию журналисты и редакторы крупных изданий, то все они говорили: «Боже мой, здесь прямо-таки атмосфера парижского 68-го года!» Это, действительно, было похоже на какую-то студенческая революцию с  занятием сквотов. (М-БИО заняло на 1-й Дубровской брошенный дом, который был выселен под снос и который каким-то образом арендовал кооператив. У нас царила атмосфера сквота и студенческой комунны.)

Другое очень важное, уже личное, впечатление связано с моей поездкой на молодёжный фестиваль альтернативного кино в Киев, организаторы которого решили пригласить российских самиздатчиков на семинар при фестивале. (Вообще-то, это был советский фестиваль, который существовал уже 15 лет, но на тот момент его организаторам ощутили потребность как бы в свежей волне и ветре перемен.) Они позвонили мне и спросили: «Кого Вы можете предложить?» Я сказал: «Виктора Золотарёва с его газетой «Гражданское достоинство», вот этого, вот этого, вот этого и многих, многих других». Они оплатили нам эту поездку, и мы поехали туда большой делегацией - человек двадцать. В Доме кино в Киеве нами была проведена масштабная пресс-конфеернция, которую вёл почему-то я. (Я был на этом мероприятии каким-то дуаеном, что ли.) После этого ко мне подошёл Кшиштоф Занусси, который пригласил меня к своему киевскому другу: мол, поедем, выпьем. поговорим. (Он блестяще говорит по-русски.) И мы поехали...

- Я хорошо знаком с Занусси и знаю, что он очень мало пьёт...

- Да, ну не важно.

Таким мне запомнился 89-й год. Всё это было очень впечатляюще.

- Расскажи о событиях, которые привели к расколу в М-БИО.

- Весной 90-го года возник какой-то до конце мне непонятный  конфликт3 между Игруновым и «Панорамой», которая сложилась к тому времени как редакция газеты и базировалась на территории Игрунова в М-БИО. Я не могу вспомнить предмета этого конфликта, - видимо, сам я был в нём не очень глубоко задействован. Он возник, возможно, из-за какой-то позиции Анатолия Паппа или, может быть, Андрея Василевского. (Я этого так до сих пор и не знаю.) В общем, «Панорама» захотела отделиться от М-БИО, от Игрунова, в отдельный, самостоятельный  проект. (И история показала, что это намерение «Панорамы» отделиться было оправдано, поскольку «Панорама» состоялась как один из крупных центров, имеющих и свою знаменитую базу [данных], и другую свою продукцию, осуществляющих  исследовательские  гуманитарные и политологические проекты.) Передо мной тогда встал выбор: либо оставаться с Игруновым, либо уйти вместе с «Панорамой». А надо сказать, что служба  новостей, которую я тогда возглавлял, целиком создавалась на те деньги, которые на это добывал Вячек. Одновременно я был сильно связан с «Панорамой» уже глубокими дружескими узами. В то же время часть людей была включена только в системы службы новостей. В результате я принял решение не пойти ни с «Панорамой», ни с Игруновым,  а отделиться в самостоятельную структуру. Было ли это решение правильным? Видимо, нет, потому что то, что я отделил в виде агентства (службы новостей), в дальнейшем как агентство не состоялось. Возможно, лучше бы было оставить службу новостей в одном пакете вместе с «Панорамой». Но сейчас я уже  не могу вспомнить, почему я не пошёл в «Панораму» вместе с Верховским, Прибыловским, Катей Филипповой. После этого раскола служба новостей просуществовала месяцев пят или шесть.

Cредства на эту деятельность имелись. Я нашёл своего старого друга, который готов был финансировать службу новостей и информационный центр. Он нашёл для меня неплохое помещение на Волхонке, в доме, окна в котором выходят на Кремль. Я был обеспечен необходимой техникой. Довольно много людей работало в СЕНе на протяжении шести месяцев. Я думаю, что главная проблема службы новостей заключалась в том, что в ней не было второго человека, который бы удерживал меня от опрометчивых действий. Предоставленный сам себе, я обладаю большой разрушительной силой, и сейчас  могу сказать прямо: служба новостей просто была пропита ею. Дело в том, что мы с замечательным украинским журналистом Алексеем Степурой, оказавшись в такой довольно комфортной ситуации (сидя на Волхонке и имея финансирование, технику, и каждую ночь передавая новости в Париж, на «Голос Америки»), начали просто капитально бухать. В результате этого через полгода всякая внутренняя мотивация к продолжению работы пропала. Почему это произошло? Конечно, не потому, что мы начали бухать. Дело в том, что, уйдя от «Панорамы», мы, конечно, вышли из постоянной животворной среды неформального движения. Потому что для того, что к чему-либо сохранялся реальный интерес, чтобы он не формализовывался, нужно всё время находится внутри этой среды общения, живо чувствовать её и воспринимать не просто как предмет бизнеса, а как общественный процесс.

Для истории нужно отметить, что этот проект осуществлялся на средства в этот момент очень успешного молдавского предпринимателя Бориса Исайко (который затем переехал со своим бизнесом  в Румынию, а позже и в Италию, где  сейчас имеет свой большой бизнес), который был не чужим человеком для этого процесса. Ещё в года нашей ранней юности (в 77-м, 78-м годах) он входил в тот леворадикальный круг,  который описан в книге воспоминаний Верховского. В этот круг входили тусовавшиеся в Москве очень разные молодые люди (которым тогда было по лет 20-21), принадлежавшие, например, к клубу «Антарес(?)», из которого вышли Илья Смирнов, Костя Звездочётов и другие художники и музыканты леворадикального толка. Из   этого же круга затем выросло анархистское и еврокоммунистическое движение. В 76-77 годах Исайко был моим другом и другом Ильи Смирнова, участвовал в каких-то семинарах о марксизме, которые тоже описаны в книжке Верховского и после которых Илью Смирнова тряхнуло КГБ. Кроме того, в 81-м году, то есть ещё до «Параграфа», мы все участвовали в литературном журнале «Лицей», который издавался при МИФИ и который был подвергнут некоторым репрессиям: журнал был закрыт, а его организаторы изгнаны из МИФИ. Вместе с ним был закрыт и клуб имени Рокуэла Кента, который, собственно, его и издавал.

В общем,  Исайко помог мне со службой новостей, но я её не удержал.

- Почему такого не произошло в «Параграфе», где ты тоже был единственным лидером?

- Наверное потому, что «Параграф» был в полной мере моим творческим детищем, я в нём сам писал и в значительной степени реализовывался как автор. (Для меня это было значимо, как остаётся значимо и сейчас.) В качестве медийного менеджера я думал, что я - хороший креативщик, очень увлекающийся, что я могу  очень эффективно работать в течении какого-то времени, но затем мне становится скучно и я сдвигаюсь в сферу, которая мне самому интересна. «Параграф» был для меня очень тёплым и личным проектом, в то время как служба новостей, как и многие другие медиапроекты, в которых я участвовал, были всего-навсего медиапроектами.

- Как я понял из разговора с Игруновым, основной причиной раскола М-БИО он считает появление Суетнова, которого привёл туда ты и которого все обвиняют в воровстве материалов из коллекции М-БИО. С другой стороны, Володя Прибыловский рассказал мне о том, что к расколу М-БИО привело наличие у его сотрудников различных взглядов на будущее этой структуры. В частности, по его словам, к расколу стремился Папп, который считал, что «Панорама» должна была стать в большей степени коммерческим предприятием  и начать зарабатывать деньги. Володя признаёт его правоту, говоря о том, что к такой схеме работы «Панорама» и пришла в конце концов.

- Я согласен с Прибыловским. Я отчётливо помню, что в тот момент Папп, действительно, стремился к большей коммерческой самостоятельности «Панорамы». Деньги  были очень важным фактором. Я и тогда думал, и сейчас думаю, что отнюдь не Суетнов был причиной этого раскола. Суетнова, действительно, привёл я. Это - правда.  Он был профессиональным библиографом, поэтом, алкоголиком. Но при всём при том, что он был поэтом и алкоголиком, он всё-таки был библиографом, которого процесс создания архива неформального движения реально интересовал и который им реально занимался. Войдя в возглавляемую Игруновым систему, он никогда её не принимал близко к сердцу и себя глубоко с Вячеком не отождествлял. Суетнов считал, что он не просто нанятый Игруновым сотрудник, который должен поддерживать его архив, а что он включён в дела Игрунова как некий самостоятельный субъект, который собирает собственную библиотеку. Суетнов при себя думал, что это именно он собирает библиотеку, в то время как  Игрунов считал, что это он, Игрунов, её собирает. В этом и заключалась их проблема. В результате этого Суетнов ушёл от Игрунова, унеся с собой какую-то часть библиотеки. Но говоря о ситуации с Суетновым, я хочу заметить следующее: это было время, когда целый ряд лиц жадно собирал архив неформального движения, и когда постоянно кого-то подозревали в кражах. Я, например, хорошо помню, как Игрунов обвинял в краже материалов из архива Максима Мейера, который в дальнейшем стал правой рукой Павловского в Фонде эффективной политики. Вообще, в 89-90 годах Вячек постоянно находился в подозрении относительного того, что у него из архива тырят материалы.  Вячек, как известно, очень трепетно относился к своему архиву. Теперь, глядя на это через много лет, я могу сказать, что он правильно делал, что так к нему относился. (Его архив был, по всей видимости, лучшим.) Затем  он нашёл Лену Струкову и Марину Разорёнову, которые сидели у него в библиотеке вроде  как честные библиографы и ничего из неё не тырили. Но с другой стороны, зададимся вопросом: а откуда же у Струковой в Государственной исторической библиотеке собственный фонд? Я не помню, чтобы Вячек предъявлял ей и Оле(?) Соловьёвой какие-то претензии, хотя они собирали ему вторые экземпляры всего того же самого, на базе чего они в итоге создали в Исторической библиотеке  фонд нетрадиционный печати.

Конечно, у Суетнова были свои планы на использование архива неформального движения, но не это послужило причиной раскола. Я думаю, что у Вячека имеется глубокая обида на Суетнова. Возможно, он ожидал от него большей преданности, лучшей работы, а Суетнов не оправдал его надежд.

По теме см. следующие материалы:

Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!