Сейчас на сайте

Вячеслав Игрунов, 1994 г. Черновик неопубликованной статьи.

Россия и вызовы всемирного кризиса цивилизации: национализм, фундаментализм, экологическая катастрофа.¹

Как ни кажется странным российскому наблюдателю, вся политика стран, лежащих к западу от границ России, на протяжении 94 года находилась под знаком Жириновского. Шок, испытанный Западом 13 декабря 1993 года, конечно, может многое сказать о понимании России за ее пределами, но, будучи взят сам по себе, очень мало может объяснить, почему осмысление результатов декабрьских выборов оказалось столь молниеносным, в то время, когда другие события в нашей истории требуют долгих месяцев или даже лет для более или менее адекватного реагирования.
Поражает не только скорость реакции - программа "Партнерство ради мира", например, начала набирать обороты уже в декабре,- но и глубина этой реакции. Вспомните, вторжение в Чехословакию в 68 году, было забыто едва ли не через несколько недель. Вторжение в Афганистан также не привело к сколь-нибудь серьезному пересмотру политики в отношении СССР. А заявления лидера набравшей четверть голосов избирателей партии о мытье сапог привели к фактическому вытеснению России из Европы, к широкому распространению концепции, в соответствии с которой Украина рассматривается как противовес России, а целый ряд стран - бывших сателлитов СССР оказались едва ли не под крылом НАТО. Активизируются действия в рамках СБСЕ по ограничению активности России в зоне ее национальных интересов.
Сама мысль о том, что у России может существовать такая зона, едва ли не инкриминируется ей в качестве имперской доктрины. Одна очень влиятельная и уважаемая американская исследовательница Советского Союза и России восклицает: в новой конституции России предусмотрена возможность включения в ее состав других государств! И это в то время, как в конституции США такая возможность не предусматривается.
Абсурдность подобного рода подходов даже не осознается. И в то же время с Россией стали обращаться как с второсортной державой. Едва ли не ежедневно ее ставят перед политикой свершившихся фактов.
Разумеется, можно объяснить произошедший перелом вполне рационально: Западные страны заинтересованы в ослаблении России как политического или потенциального экономического конкурента. Они также заинтересованы в расширении сферы своего влияния и стремятся воспользоваться благоприятной конъюнктурой, опасаясь, что через несколько лет опять столкнутся с окрепшей сверхдержавой. Балтийские, восточно- и центральноевропейские страны, имеющие опыт пролетарского интернационализма, но слишком малый опыт собственной государственности, могут, находясь под воздействием взбесившейся мифологии, более искренно опасаться России. Кроме того, они ищут любую возможность просочиться в сообщество "цивилизованных стран", надеясь на более значительную экономическую помощь, и здесь спекуляция на российской угрозе понятна. В Закавказье также есть основания бояться России с ее двуличной политикой, когда она, не декларируя своих целей, попеременно помогает противоборствующим сторонам, время от времени подливая масла в костер междуусобных войн.
Однако есть ведь и другие рациональные аргументы. Запад заинтересован, чтобы огромные пространства если не СССР, то, по крайней мере, России, начиненные вдобавок ядерными боеголовками, чернобылями и челябинсками, контролировались устойчивой и сильной властью. Мировая стабильность, и так уже пошатнувшаяся в результате гибели советского блока, представляет, несомненно, большую ценность, чем устранение потенциального и сомнительного конкурента. К тому же, с распадом России или только ее ослаблением теряется - и надолго - огромный рынок и может на время исчезнуть огромная свалка для производственной грязи "цивилизованного" мира. Поэтому Запад ни в малейшей степени не заинтересован в столкновении России и Украины, равно как и не заитересован в распаде России. Разговоры о том, что Россия тем лучше, чем меньше, исходят скорее из политической среды малых государств или от политологов, чья принадлежность к нациям, потерпевшим от России, диктует эмоциональную реакцию.
Кроме того, Западу нужна демократическая Россия. Любые действия, могущие подтолкнуть нашу страну к национально-патриотической диктатуре, должны внушать серьезным политикам опасения. А то, что против принятия стран Центральной Европы в НАТО объединились практически все политическое силы России, давно уже стало очевидно, как и очевидно, что, чем меньше защищаться от России, тем меньшую опасность она представляет. Во всяком случае для стран европейской цивилизации. Вряд ли разумные политики могут подстегивать реваншистский угар в России, не понимая, какими последствиями это чревато. И все же - политика Запада неразумна. С упрямством, не поддающимся пониманию, Россию все чаще ставят в трудное и унизительное положение. Самое странное при этом, что и Запад, и находящиеся под контролем западного сообщества организации - НАТО, ООН, СБСЕ (ОБСЕ) - все чаще терпят поражение, будь то Сомали, Закавказье или Босния. Но выводы из этого делаются гораздо медленнее, чем из злосчастных выборов прошлогоднего декабря.
Из всего вышесказанного я могу сделать только один вывод. В политике по отношению к России действуют иррациональные мотивы. Конечно, один из таких мотивов понятен: мир изменить легче, чем его мифологемы. Россия по-прежнему остается империей зла, диким медведем в глазах не олько рядовых обывателей Запада, но и большинства политиков. Однако это было бы слишком простым объяснением, если иметь в виду не национально озабоченные новые страны, возникшие на обломках СССР, а страны с давней мировой ролью - Францию, Германию, Великобританию или Соединенные Штаты. Посмотрите внимательно, например, на политику США последних лет и вы увидите, что существует еще один жупел, чье влияние на умы связано с угрозой российского империализма по закону сообщающихся сосудов: сколько в одном убудет, столько в другом прибавится. Я имею в виду исламский фундаментализм.

За страхами перед исламским фундаментализмом смешно наблюдать. Его находят там, где его может не быть вовсе - например, в Бадахшане. Ему приписывают мистическую мощь, но полагают возможным сдержать экономическими рычагами. Ради борьбы с ним делают Соединенные Штаты заложником сомнительной политики, как, например, в Турецком Курдистане. Все это также свидетельствует, что в политике западных государств часто действуют непроясненные мотивы. Мотивы, о которых не говорят вслух, но которые, возможно, не упускают из виду.
Я думаю, такие мотивы действительно существуют, и страх перед национализмом один из них. Быть может, самый осознанный. И настолько острый, что один намек на национализм заставляет терять голову. Влиятельность этого страха я могу объяснить только одним: ростом национализма во всем мире. Борясь с Россией, великие страны занимаются сублимацией: они воюют не с Жириновским - они сражаются с опасностью в своем доме. И я думаю - это нешуточная опасность.
В диссидентские времена КГБ наиболее жестоко расправлялась с националистами. Опыт 1918-21 годов не прошел зря. Но не только для КГБ. Большинство диссидентов было убеждено, что национализм - это усиливающаяся тенденция во всем мире. Андрей Амальрик в своей блестящей работе "Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?" связывал распад СССР именно с национальными движениями. Несмотря на то, что эта работа была довольно поверхностно, если не сказать прохладно, принята читателем, видит Бог, Амальрик оказался прав.
Но национализм поставил под угрозу целостность и других государств, и здесь, прежде всего стоит говорить о Югославии или Чехословакии. Но не в том же ряду стоит и Канада? Или Индия? И сколько проблем в этом отношении у Франции и Великобритании, Бельгии и Испании. Это не в России, а в Германии заживо сжигали турков, а в благополучных Нидерландах и Дании тех же турков избивали цепями. Я видел как в Норвегии рождается чувство неприязни к выходцам из третьего мира, а теперь вот Норвегия празднует неприсоединение к Европе. Кого больше на самом деле боятся американцы и европейцы: Жириновского и "ожириневшего" Козырева или Ле Пэна с Берлускони? - вот вопрос, который непроизвольно напрашивается, когда пытаешься понять странности евроамериканской политики.
Я думаю, политиков "цивилизованного мира" больше мучат духи собственного дома, но беда в том, что они не могут в этом признаться. Поэтому столь неадекватна реакция на события в России. Однако если не говорить о том, что происходит в действительности, можно потерпеть страшное поражение. От реально существующих проблем нельзя спрятаться. Не анализируя их, нельзя понять ни их роли, ни их будущего, нельзя выработать механизм для их освоения. Увы, западные политики не в состоянии сделать необходимые шаги. Ибо для того, чтобы откровенно думать или говорить об упомянутых проблемах, необходимо нарушить едва ли не основные табу новоевропейской цивилизации. Похоже, у политиков для этого не достает мужества.
В отличие от Запада Россия не сможет избежать самой откровенной постановки вопроса, потому что вызов, брошенный нам перестройкой и распадом Союза, а теперь еще и эгоистичной и ограниченной политикой ведущих мировых держав, слишком значителен. Если мы не сумеем найти адекватный ответ на этот вызов, Россия исчезнет - и это будет не худшее из того, что нам предстоит пережить.

************

Один из крупнейших авторитетов в современной этнологии Эрнст Геллнер дал довольно убедительное описание механизма развития национализма при переходе от аграрного общества к индустриальному. Здесь не стоит подробно описывать этот механизм, однако следует сказать, что основной причиной роста национализма в своей модели Геллнер видит потребность в гомогенизации языка для облегчения оперирования все возрастающими и все более интенсивными информационными потоками. И в полном соответствии со своей теорией Геллнер чрезвычайно пессимистично смотрит в будущее, полагая, что разрушительный рост национализма неизбежен, быть может, вплоть до национальной гомогенизации государств. Следуя его логике, можно предположить, что и тогда не наступит конец национализму, поскольку есть основания ожидать бурного роста информационных потоков и создания в будущем информационного общества в глобальных масштабах.
К счастью и к сожалению, Геллнер ошибся в абсолютизации своей теории. К счастью, потому что конфликты, описываемые в его работах, не абсолютны и имеют острый характер только при низком культурно-образовательном уровне населения. Опыт таких стран как Дания, Швеция или Швейцария позволяет надеяться, что достижим тот порог, за которым языковая несовместимость снимается многоязычием практически всего населения. Правда процессы языковой несовместимости развиваются бурно, а рост культурного уровня осуществляется медленно. Но, все же, в соответствии с моделью Геллнера рост национализма может быть минимизирован с течением времени.
К сожалению, теория Геллнера не объясняет всего многообразия случаев и механизмов формирования национализма. Геллнер исходит из широко распространенной, но вряд ли справедливой гипотезы о возникновении национализма в ХVIII-ХIХ веках, но чрезвычайно развитый национализм существовал уже несколько тысячелетий тому назад во вполне аграрном иудейском обществе, хорошо нам известном по Библии. Примеров можно привести достаточно много. Необъяснимо также, почему вспыхивает национальная вражда уже после того, как обществом, казалось бы пройден самый острый период перехода от аграрного общества к индустриальному, как в современных Бельгии и Канаде.
Следует признать, что национализм развивается многообразными путями и отталкивается отнюдь не только от языковых различий, но и от других - и многочисленных - особенностей культуры. Языковой несовместимостью никак не объяснить шотландский или валлийский национализм и не объяснить остроту вражды между ирландцами-католиками и ирландцами-протестантами в Ольстере. Не объяснить им межнациональной вражды в Баку или Боснии, вражду между хуту и тутси.
Единственно, что мне кажется существенным во всех случаях, это динамизм перемен, усиленный открытостью информации. Привычный образ жизни, основанный на традиционном праве и традиционной морали, на признании традиционных мифов и религии, допускает сосуществование различных страт общества и самые сложные взаимоотношения между этими стратами. Традиционное, устойчивое общество по целому набору критериев допускает различия в социальном положении, опирающиеся, в том числе, на этническую принадлежность. Однако если в обществе появляются резкие восходящие и нисходящие социальные потоки, что является неизбежным следствием быстрого развития или быстрых перемен в условиях существования, то реальное положение людей приходит в противоречие с привычной картиной мира. Возникает широко распространяемое в обществе чувство неудовлетворенности, социальной несправедливости.
Поскольку, как правило, различные культуры, а, следовательно, и различные этносы обладают различными адаптивными возможностями, и перемены в социальном положении людей статистически связаны с их этничной принадлежностью, социальные потрясения в полиэтничном обществе стимулируют рост национальной неприязни, ксенофобии и национализма. Таким образом, медленно развивающееся общество слабо чувствительно к этничности, в то время как "прогрессивное" общество подвержено опасности национализма. И вот здесь европейское общество подстерегает ловушка, коренящаяся в основах его культуры.
Трудно, конечно, анализировать структуру европейской культуры - она слишком сложна и многослойна. Однако для наших нужд достаточно простых наблюдений, поскольку при каждом ракурсе рассмотрения проблем есть более, менее и вовсе не актуальные черты. И здесь нужно выделить прежде всего эпикурейское начало, которое в ХХ веке привело западную цивилизацию к культу потребления. Потребление, неуемная тяга к удовольствию, стремление избежать трудностей и тягот ориентировали общество на все возрастающий темп производства, обновление технологий и неразрывно связанную с этим смену социальных структур.
Этнически более или менее гомогенные общества относительно безболезненно разрушали или трансформировали традиционные ценности, создавая современную культуру. Я не хочу сказать "без проблем", но я хочу подчеркнуть, что возникавшие проблемы имели слабую этническую окраску. Однако этническая гомогенность имеет ограниченные предохранительные возможности. В Германии периода ее бурного роста было не так уж много национальных меньшинств. Правда, динамичные евреи вызвали такой всплеск антисемитизма, который многого стоит. Но у Германии были и внешние ориентиры, порождавшие зависть, комплекс неполноценности и, как следствие, национализм. Этот национализм носил, как известно, тотальный, расистский характер. Случаются в истории и более мягкие формы. Однако если два этноса заключены в целостные государства, конкурируют за место под солнцем, рост национализма неизбежен.
Следовательно, стремление к росту потребления, повышению уровня жизни, кроме определенных социальных и культурных потрясений, влечет за собой - через быстрые социальные перемены - рост национализма. Но современный мир постепенно вписывается в единую систему, пронизанную европейским стремлением к росту благополучия, причем американская прагматично-циничная форма уже не является крайней - в Африке или России и даже в Китае можно наблюдать и более яркие образцы. В конкуренцию за рынки, за интеллектуальные, технологические и сырьевые ресурсы постепенно включаются все государства мира. А это значит, что создается все больше и больше условий для тотального распространения национализма.
При этом национализм может носить экстремальный характер, как например черный расизм в Африке. Европейцы сами создали предпосылки такого национализма. Даже если не вникать в тонкие механизмы, достаточно сказать, именно европейцы внесли в страны третьего мира представления о том, что все люди наделены от рождения равными правами. И те же европейцы предложили всему миру свой жизненный стандарт. Именно европейцы - здесь, как выше или ниже, я не буду оговариваться, подразумевая часто под европейцами американцев, которые в том или ином отношении показательнее собственно европейцев - именно европейцы навязывают всему миру вместе со своими представлениями о демократии это стремление к равенству вне зависимости от языка, цвета кожи и т.д., при этом реально демонстрируя европоцентризм и "белый" эгоизм.
Что же удивительного в развившемся стремлении жителей третьего - да и ныне не существующего второго - мира жить не хуже европейцев? Но совершенно ясно, что в нынешней мировой системе это недостижимо. Тем не менее, почти каждая страна сегодня стремится наверстать упущенное и достичь уровня потребления "белых людей". И это стремление имеет целый ряд следствий.

****************

Прежде всего следовало бы оговорить, что допустимая плотность населения, т.е. численность населения, которую способна прокормить та или иная территория, не приводя к деградации биоценозов или ландшафта, зависит от уровня технологий. Чем совершеннее технологии производства средств существования, тем больше людей в состоянии проживать на одной и той же территории.
Однако уровень технологии способен не только увеличить производительную способность территории (что случается крайне редко) или коэффициент использования ресурсов, но и может поддерживать достаточно высокий уровень использования продуктов, производимых на данной территории, при деградирующей среде обитания. В результате повышающейся интенсивности производства - приводящей к росту населения и увеличения нагрузки на среду - огромные пространства земли утрачивают свою продуктивность. Достаточно сказать, что некогда самые плодородные земли Месопотамии - по свидетельству Геродота урожай на поливных землях этой страны достигал более высокого уровня, чем в самых современных хозяйствах - в настоящее время представляют собой пустыни Ирака.
Ирак - не единственная страна, столь жестоко пострадавшая от человеческой деятельности. Эдем, земной рай Библии, сегодня пустыня. В местах, откуда, по-видимому, происходит человечество, раскинулись самые жестокие пустыни - Аравийская и Руб-эль-Хали. Впрочем, такова ситуация во всех наиболее древних очагах цивилизации. Но было бы неправильно относить эти катастрофические последствия человеческой деятельности только к ранним периодам истории человечества. Современные технологии действуют не менее разрушительно.
Если Сахара шесть-восемь тысяч лет назад представляла собой заболоченную местность, где существенным источником пропитания человека служили гиппопотамы, то во времена римского владычества она еще была более или менее зеленой зоной. Нам уже досталось высказывание "овцы съели Сахару". Но современное человечество не остановилось на достигнутом. Оно использовало технологии, которые позволили Сахаре начать наступление на саванну. В отдельные годы Сахара наступала со скоростью до 40 километров в год и в настоящее время это наступление не прекратилось. К сожалению, у меня нет сведений о степени опустынивания в настоящее время, об этом можно лишь судить по таким косвенным данным, как голод в Африке.
Западным странам, расположенным в умеренном климате, т.е. в зоне, наиболее терпимой к воздействию человека, удается сдержать катастрофические изменения, хотя биологическая продуктивность территорий в западных странах стабилизирована на относительно низком уровне. Страны же более бедные, стремящиеся в настоящее время догнать по уровню развития Европу, вынуждены агрессивно использовать территории, что ведет к их необратимой деградации. В этом отношении наиболее знаменита Бразилия, которая ради освоения рудных залежей и освоения внутренних территорий прибегла к вырубке лесов, что привело к чудовищной деградации почв, уменьшению биологической продуктивности территорий. Эти последствия скажутся, прежде всего на самой Бразилии, хотя ее населению на некоторое время и будет обеспечено экономическое улучшение за счет экстенсивного использования богатств и постепенного уничтожения лесов, но гораздо значительнее они скажутся на всеобщем биологическом балансе, так как Амазония является едва ли не самым значительным регулятором водного и кислородного равновесия на Земле.
Как бы значительны не были процессы, происходящие в Африке или Америке, для нас, россиян, наиболее тревожными являются события в более близких странах - Передней Азии, Индии или Китае.

Примечания:

1 Название предложено редактором.
Вернуться

2. Об этно-культурных проблемах современной цивилизации см. также в письмах к Павловскому <О биологической цивилизации>, письмах от 2 и 6 сентября 1984 года, а также статью "Экономическая реформа как вызов" ("Экономические реформы как один из источников национальной напряженности"), круглый стол "Проблемы антроподинамики", 2001 г. О путях решения национальных проблем см., например, набросок начала 1980-х <О национальном вопросе>.

Об отношениях России и Запада и геополитическом положении России см. также: статью В. Игрунова по поводу американской трагедии 11 сентября "Американская трагедия: какой ответ на этот цивилизационный вызов должна дать Россия", "Геополитическое положение России (внешне-политическое приоритеты)", 1997 г., статью "Россия и Украина", 2001 г.

Об экологических проблемах см. также письмо к Павловскому 1981 г. <О биологической цивилизации>, письма 10 января и 17 мая 1985 г., "Круглый стол" в Черкизово, 2 сентября 2000 г.,"круглые столы" "Проблемы антроподинамики", 21 августа 2001 г. и <Об экологических проблемах современного мира > 18 августа 2001 г.

Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!