Сейчас на Igrunov.RU

Из выступления Вячеслава Игрунова в Саратове летом 1992 года

<Я уверен, что в ближайшие годы наша экономика и наша политика будут развиваться катастрофично>

…Информацию недооценивали, не обращали внимания. И только благодаря тому, что шло два встречных процесса, могло произойти то, что произошло сейчас. Но когда произошла революция, а эти шесть лет – безусловно, революция в нашем обществе, на поверхность вышли новые люди, которых называют демократами и которые часто себя называют демократами, и часто прибегают к этической фразеологии. Но, как правило, это люди тоталитарного сознания, тоталитарного мышления - люди, которые не думают. Если сейчас и есть в обществе, я имею в виду людей, которые менее всего думают, то это, конечно, демократы. То, что представляют собой демократы - это фразеология, это использование наработок шестидесятых-семидесятых годов, это чужая мысль. И очень мало своей собственной мысли. Это очень печальное явление, и, к сожалению, его нельзя преодолеть там, где, казалось бы, его легче всего. То есть, в столицах. И, прежде всего, именно потому, что все интеллектуальные силы в столицах задействованы, растасканы. Все люди, которые способны сколько-нибудь работать, сколь-нибудь серьезно мыслить - все заняты повседневными делами: беготней, пардон, доставанием стульев. Времени, чтобы думать, времени, чтобы обсуждать - нет. В Москве был создан интеллектуальный клуб под названием "Московская трибуна". И он превратился в проповедь ..., действительно в трибуну, где интеллектуалы проповедовали давно избитые истины, истины, которые совершенно не годились для нашего общества. Не годятся, не работают. Произошла как бы девальвация мысли. И, мне кажется, что сейчас в таких тихих городах, как Саратов, где нет бурной политической мысли, быть может, и открывается возможность для осмысления более спокойного, для осмысления процесса, фундаментальных основ нашего развития.

Я не знаю, действительно ли таков Саратов. В шестидесятые-семидесятые годы были центры мысли, и далеко не только на словах: Новосибирск, Одесса, Киев. Я думаю, что, быть может, сейчас таким городом может стать Саратов - мне трудно сказать, я впервые в Саратове, но я был бы рад, если бы это было действительно так.

Вообще я себя считал политиком и даже тогда, когда говорили, что политика - это грязное дело ... Интеллигенция говорила о том, что политика - это грязное дело… А чтобы протестовать, важно, чтобы каждый человек оставался честным. В первый год перестройки я поехал в Москву со своими взглядами, со своими концепциями. Это были очень странные концепции для того периода. Одна из них заключалась в том, что интеллигенция обязана, должна думать о путях выхода из этого кризиса. И дело не в том только, чтобы протестовать, дело не только в том, чтобы пропагандировать идеи прав человека, чем в основном она была занята. Дело в том, чтобы найти механизмы выхода из нашей ситуации. В то время мало кто верил, что из коммунизма можно вообще каким-то образом войти в другое общество. Хотя ... московская концепция сопротивления говорит о том, что интеллигенция не может провести никаких конструктивных идей, не может предложить никаких конструктивных решений. В этом смысле это были действительно очень старые идеи... Мы думали о механизме выхода из сложившейся ситуации.

Когда в восьмидесятые годы меня вдруг начали печатать, начали приглашать в разные места и разные организации, я приехал в Москву. Одной из главных моих целей была попытка создания некоего интеллектуального центра, который мог бы работать над экономическими, политическими планами, постольку поскольку те, кто над этим работал, действовали не только неумело, но и при полном отсутствии понимания того, чем это может закончиться. Я должен сказать, что и тогда интеллигенция мало реагировала на это. Мне пришлось принимать участие в создании различных политических групп, организаций. Может быть, наиболее известное из того, чем мне пришлось заниматься в это время - общество "Мемориал". Но я принимал участие и в таких клубах, как "Московская трибуна".

Надо сказать, что в 88-89 годах я был очень активен [в создании] тех структур, которые сыграли, может быть, решающую роль в нашем политическом развитии. Но потом я ушел из этой среды. И ушел вот почему. Дело в том, что совершенно очевидно стало, что наши новые политические лидеры, с кем бы ни приходилось работать, это люди, которые реально больше озабочены обретением власти и самоутверждением, нежели попыткой реально преобразовать наше общество. Эти люди, как правило, в большей степени корыстны, чем простые обыватели. Корыстность не обязательно выражается в стремлении к деньгам, в стремлении к обогащению, хотя и это ясно на каждом шагу. Крупнейшие наши политические лидеры "измазаны" в "черной" экономике, "измазаны" в казнокрадстве, расхищениях имущества. Я имел возможность наблюдать за тем, что происходит в Москве, где такие люди, как Попов или Лужков не просто создают мощные структуры для разворовывания имущества, общенародного, государственного, но и просто откровенно гребут себе в карман, в открытую, совершенно не скрывая этого, более того, создается философия кражи. Я мог бы назвать не только такие громкие имена, как Попов или Лужков, но и имена таких видных лидеров нашей демократии, как Заславский или Собчак.

Но корыстность такого рода гораздо меньше, чем корыстность тщеславия. Люди стремятся к обретению власти и ищут наиболее простые пути к достижению высоких должностей, высоких постов. Сейчас вы видели - как карточный домик рассыпался Союз. В результате одного референдума на Украине. Но внутренний механизм референдума на Украине был не столько обусловлен отношением нации к отделению от Советского Союза, к отделению от России, сколько стремлением партийных людей сохранить свое положение или выйти на более высокий старт. Кравчуку чрезвычайно важно пожимать руку Бушу; не стоять за спиной Горбачева, когда идут переговоры, а быть самому субъектом этих переговоров... Здесь отсутствовали реальные механизмы достижения политических целей, но зато сполна присутствовали механизмы самореализации.

Все общественное движение, новое общественное движение, которое возникло в середине восьмидесятых годов, было с первой минуты пронизано именно этими тенденциями и именно этими стремлениями. В течение двух, может быть, самых тяжелых лет - восемьдесят восьмого, восемьдесят девятого, может быть, восемьдесят седьмого годов, приходилось с этим бороться, и надо сказать, почти безуспешно... Даже если это так ... это личная, персональная ответственность.

Когда в конце восемьдесят восьмого года стало очевидно, что выборы новых депутатов будут практически безальтернативными, почти ничего невозможно противопоставить, хотя выборы относительно свободно дают провести - выбрать новых депутатов. Я предложил один из механизмов выдвижения новых депутатов, который оказался в Москве достаточно эффективным, довольно много удалось выдвинуть новых людей. Я больше всего потратил сил на выдвижение Афанасьева. Тогда казалось: надо, чтобы именитые люди прошли в Верховный Совет. Многие из нас отказались баллотироваться вот по какой-то причине: не так важно было участвовать - это не спорт - как важно было победить, открыть хотя бы какие-то щели для продвижения своих идей. И в этом смысле очень важно было бы, чтобы проходили люди, имеющие максимум шансов. Я буду говорить только об Афанасьеве, но механизм аналогичен почти во всех случаях. На каком-то этапе, когда Афанасьев был уже почти выдвинут в нескольких местах, нам предстояло сделать выбор, где баллотироваться, и вот команда, которая сделала все для выдвижения Афанасьева, в последнюю минуту узнала о решении Юрия Николаевича. Он его принимал совершенно без того аппарата, без той группы людей, которая реально создала ему возможности для выдвижения. Вокруг себя он собрал людей, с которыми работал: преподавателей марксизма-ленинизма, политэкономов и так далее. Это была его интеллектуальная команда. Я могу сказать, что мне очень много приходилось разговаривать с командой Ельцина, потому что у меня была тогда идея объединить усилия различных людей. Ельцин выступал в одиночку, он не хотел ни с кем блокироваться, по его мнению, он проходная фигура. В частности, из-за несговорчивости Ельцина должен был снять свою кандидатуру по Москве Сахаров. Конечно, может быть, и правильно все сложилось. Но важно, что это сложилось не само по себе, а в результате давления. Давления со стороны Ельцина. Он не вступал в переговоры. Не было создано объединенной команды. Попытки скоординировать усилия даже нескольких людей были обречены на провал. Разве что в рамках "Мемориала", нескольких кандидатур, которые выдвинул "Мемориал", удавалось найти координацию в связи с тем, что была одна команда.

Итак, когда приступили к окончательной выработке программ, Афанасьев опирается на свою марксистскую команду. Вырабатывает концепцию, которая заведомо является непроходной в том районе, в котором он баллотируется. Очень тяжело приходится бороться с этой командой, пытаясь изменить программу Афанасьева. Это удается, потому что сам он достаточно гибок и поддается логике, но сама команда борется не за то, чтобы выработать наилучшую концепцию для Афанасьева, а за то, чтобы быть командой Афанасьева, чтобы не пустить никого другого. И вот, наконец, они выбраны. Выбраны разные люди: Литва, Латвия, Эстония - у всех разные концепции. Сами эти люди - это звезды, которые раскатывают по конгрессам, где-то выступают, где-то печатаются. Но реальной ситуации в разных странах они не знают, они не знают реально людей. И вот я попытался объединить весной восемьдесят девятого года эстонцев, латышей, литовцев, украинцев, москвичей и т.д. И это практически не получилось. Вплоть до того, что люди дают свое согласие на встречу – скажем, мы договорились о встрече прибалтийских делегаций: Литва, Латвия, Эстония - и москвичей. Литовцы приехали. Эстонцы приехали. Из москвичей, из всех, кто дал согласие, не приехал никто! Ни Попов, ни Афанасьев, Заславская, правда, прислала шофера, чтобы он извинился, но он запутался, не нашел адреса, не предупредил. Люди прождали несколько часов и с обидой на москвичей, которые не обращают внимания на провинциалов (тогда они еще тоже были провинцией) - разъехались. Когда в последние дни мы пытались соединить их, чтобы все же получился диалог, это было уже невозможно. Москвичи ездили на свои тусовки. Пытались подготовить перелом в подготовке съезда, хотя было очевидно, что этот перелом невозможен. Горбачев как бы уже отошел от них. Они уже не могли оказывать давление на него. Попытки же этой новой команды новых людей переключить их в более конструктивное русло, чтобы выступить объединенным фронтом на самом съезде - были абсолютно не успешны. Вы помните, как начинался съезд. Как Горбачев легко дирижировал. Он добивался всего, чего угодно. А на самом съезде находились в конфронтации: прибалтийские делегации, с одной стороны, Москва - с другой стороны. Провинция - с одной стороны, Москва - с третьей стороны. С огромным трудом Афанасьеву удалось немного переломить ход событий. Но он переломил как бы течение съезда, но не отношения между политиками. Враждебность в зале к московской делегации после выступления Афанасьева не только не снизилась, а еще и возросла. С большим трудом нам удалось организовать встречи, где присутствовали и Афанасьев, и Сахаров, и Заславская, Черняк - огромное количество разных депутатов. Удалось выработать стратегию, которая как бы изменила течение событий на съезде. Они это приняли.

Но прошел съезд, и эти депутаты опять разъехались. Все те, кто нарабатывал рекомендации, оказавшиеся успешными, были совершенно в стороне. Попытка объединить людей натыкалась на то, что каждый берег свою информацию отдельно. Он как бы прятал ее, берег капитал.

В течение очень долгого периода формировалась Межрегиональная депутатская группа. В рамках этой Межрегиональной депутатской сформировалась группа экспертов, которая решила сама предлагать свои силы депутатам. Должен вам сказать, что ни один из них не захотел воспользоваться этими экспертами. Среди них такие люди, как член конституционного суда Аметистов, известный депутат, один из авторов конституции, Шейнис. Один из крупнейших и авторитетнейших социологов Левада. Я мог бы называть довольно много людей, которые были в этом экспертном совете, но депутаты никогда за все время существования этой группы не пожелали ни выслушать эту группу, ни тем более обратиться к ней.

На протяжении долгого периода продолжалась такая ситуация, когда многие из этих экспертов баллотировались на следующем этапе в российский парламент, оказалось, что и они ушли как бы сами в парламент, оставив тех, с кем они работали. Они преследовали свой персональный интерес. …

На сегодняшний день тот же Афанасьев в политической жизни не значит ничего. Тот же Шейнис - очень слабая фигура. Я могу сказать, что тот же Ельцин, оказавшись у власти, остался "голый", несмотря на то, что в какой-то момент он пошел на согласие с депутатами, тем не менее, он формирует команду из людей, с которыми ему удобней работать. Не с теми, кто находится в оппозиции, не с теми, кто критически мыслит. Не с теми, кто имеет собственную точку зрения. Он оказался один. Сегодня политика Ельцина оказалась еще более неудачной, чем политика Горбачева. На каждом шагу он делает глупости, которые необратимы. Горбачев был первым. Когда он допустил ошибку с Карабахом, его можно было понять. Но он боялся, что изменения структуры поведут к неуправляемому процессу. Что и случилось. Что и было предсказано прежде нашими политологами. Я приведу высказывания Андрея Амальрика, который в шестьдесят девятом году описал этот процесс.

Когда аналогичным образом стал поступать господин Ельцин, он уже имел не только политологов и не только одного Амальрика, но он имел длительный опыт Горбачева. И, тем не менее, в его команде не оказалось интеллектуалов, которые смогли бы освоить этот опыт и превратить его в политическую позицию. Посмотрите, кого он взял себе в первые лица. Ведь политику сейчас делает не Ельцин. Ельцин на сегодняшний день едва "просыхает". Его поят бесконечно. Он в пьяном состоянии подписывает указы, о содержании которых он часто ничего не знает. И об этом трудно говорить.

Реальную политику делает человек, не имеющий за душой ничего. Преподаватель марксизма-ленинизма, который выдвинулся на том, что в нужный момент стал ругать коммунистов. За полгода до их полного краха. Я с Бурбулисом знаком с восемьдеся восьмого года. В восемьдесят восьмом году он был сам коммунистом. Вышел он из партии где-то на рубеже девяностого-девяносто первого года... Это не внешняя история...

Я приехал в Свердловск не как гость. Я приехал для создания ассоциации общественного мнения в Свердловске. Бурбулис тогда руководил "Городской трибуной". И я видел, как он уходил от всяких решений, он избегал даже сколь-нибудь смелого слова. Это был человек абсолютно карьерный, абсолютно вписывающийся в ситуацию, который выходил только на тот уровень, который в этот момент его поднимал: чуть-чуть ниже планки, которую предлагал Горбачев. Если другие демократы на полсантиметра уходили вперед - он всегда был на полсантиметра сзади. Таким был Бурбулис в восемьдесят восьмом, восемьдест девятом. Таким он был в девяностом. А в девяносто первом он стал ругать "коммуняк". Это человек, который кроме своего марксизма-ленинизма не знает и не умеет ничего. Человек, который не в состоянии принять никакого ответственного решения. Везде, где надо принять решение, он уходит. И этот человек стал практически главой российской администрации.

В 87 году я написал статью, в которой говорил о том, что мы стоим на грани революции, что революция приведет к потрясениям и разрушениям наиболее важных, наиболее тонких организмов и может привести к маргинализации наше общество. Я говорил о том, чтобы хоть как-то избежать или ослабить эту катастрофу, необходимо создавать интеллектуальные центры, где могли бы собраться те немногие силы, которые есть в нашей стране. Не один, их должно быть несколько, они должны быть альтернативными. Но всегда, на каждом шагу люди от этого отказывались. Мне заказали эти статьи, но отказались их публиковать: слишком мрачные перспективы ты рисуешь, зачем тогда нам надо было начинать перестройку, - сказал мне редактор, заказавший мне эти статьи. Я хочу сказать, что и на сегодняшний день я пытаюсь делать одно и то же: я пытаюсь найти людей, которые руководствуются не пустыми лозунгами о том, что нам нужна демократия и демократия спасет мир. Я ищу не тех людей, которые под этими лозунгами пытаются обрести власть и обеспечить свое будущее существование. Я пытаюсь найти людей, которые готовы были бы спокойно оценить перспективу и работать вместе, создать команду, способны предложить альтернативу. Я уверен, что в ближайшие годы наша экономика и наша политика будут развиваться катастрофично. Я абсолютно убежден, что никто и ничто не в состоянии предотвратить это развитие событий в ближайшее время. Но через два года, но через три года - да когда бы то ни было - необходима альтернатива, необходимы люди, которые уже сегодня, несмотря на кризис, несмотря на катастрофу, несмотря на ужас происходящего вокруг готовили бы новые пути выхода из этого положения. Я думаю, что та же самая Москва должна обращаться всюду к провинции и слушать всех тех, которые могут помочь ей: это и интеллектуальная помощь, это и финансовая помощь; это организационная помощь. Форм этой помощи чрезвычайно много. И она необходима. Ни Москва сама, ни те депутаты, которые теперь стали москвичами и выхлопотали себе постоянную московскую прописку не выведут эту страну из кризиса. Но только всем миром, только в поисках новых путей, только через разделение политической власти, через передачу ее в разные центры России мы можем найти хоть какой-то мало-мальски приемлемый выход из той катастрофы, в которую мы постепенно сползаем.

По теме см. также:

:: Высказаться ::