 |
 |
 | |
|
См. разделы сайта Новейшая история. "Неформальский" период и "Мемориал". О "МЕМОРИАЛЕ"Расширенный вариант
…У меня еще что плохо - у меня очень тяжелый характер. Некоторые говорят, что наоборот - все хорошо, но это не так… Есть во мне нечто такое, что в конечном итоге ссорит меня с очень важными людьми, очень нужными. Я расставался многократно с людьми и расставался в очень тяжелой форме. Вот с Сашей Рыковым расставался, без которого вообще трудно понять первый этап моего диссидентского прошлого. Были и другие - тот же Анатолий Гланц, с которым мы, в конечном итоге, расстались. С моей женой первой расстались. Вот с Сережей Митрохиным сейчас... И много таких вещей, начиная со школьного времени. Очень тяжелые конфликты у меня в жизни происходили. И это не случайно, это связано с чем-то… В некоторых случаях я знаю объяснение этому. Вот и из "Мемориала" я в конце концов ушел…
В чем смысл был вообще "Мемориала"? В июне 1986 года Гриша Пельман меня очень сильно подталкивал к тому, чтобы я принял участие в проекте "Памятник". Некто Юра Самодуров решил поставить памятник реабилитированным жертвам сталинских репрессий… Причем только реабилитированным. Он рассуждал так: "будем реабилитировать, будем каждый год рассматривать новые дела и будем свитки реабилтационные делать, под барабанный бой, с салютующими пионерами, вносить в скрипторий…" Я сказал, что я этим заниматься не буду по одной простой причине - все это перезрело, все это будет и без меня... Я же хотел тогда делать журнал, в котором можно было бы готовить проект настоящих реформ. Все тогда уже отказались от меня - тот же Шейнис отказался... Он говорил: "Нет-нет-нет, мы уже старички, - ему тогда было столько лет, сколько мне сейчас, если не меньше, - мы уже старички, это уже другое поколение". Словом, боялся.
И вдруг я сталкиваюсь с людьми, которые с воодушевлением говорят о Памятнике. Я говорю: "Ребята, причем здесь, во-первых, памятник? Необходим пересмотр истории. Причем здесь реабилитированные - нереабилитированные? Ну хорошо, коммуниста, который стрелял в крестьян, реабилитировали, он не был врагом Сталина, а крестьяне, которых он расстрелял - они беляки, и их не реабилитировали. Так, извините, кому мы памятник ставим - этому карателю, изуверу? Потому что его реабилитировали? Или невинным людям, которые защищали свои семьи, спасали их от голода и потому оказывали сопротивление большевикам?" "Да, это так, но если люди применяли насилие, то их нельзя реабилитировать", - говорил Юра Самодуров. Я говорил: "Что?! Вот пришел этот продотряд к тебе, и забирает у тебя последнее зерно, а у тебя дети зимой умрут от голода! Что ты делаешь? Ты хватаешь топор, который у тебя стоит, а тебя тут же и шлепают. Реабилитировать тебя или нереабилитировать? Почему это нельзя? Насилие, ну и что? Какое насилие? В мире насилия человек должен быть агнцем, спокойно идти на заклание? Тогда его реабилитируют? А если он сопротивляется злу, то он мерзавец, его уже реабилитировать не надо? Надо пересмотреть всю историю, ребята. Надо отказаться вообще от культа насилия, надо пересмотреть ценности, а для этого необходимо просто заново переписать историю. А для этого нужен центр. Что мы можем сделать? Давайте построим мемориальный комплекс. Прежде всего, главным там должна быть библиотека, культурный зал, где будет вестись работа..." - Да, - говорили они,- но мы поставим памятник! - Но почему православный храм? - спрашивал я.- А что, мусульман не было? А иудеев не было? Вы постройте мемориальный комплекс, где будут разные храмы, но вы должны будете сделать это великим художественно- архитектурным произведением, чтобы человек приходил туда, и испытывал потрясение. А в библиотеке, конференц-зале проводите семинары, смотрите фильмы, читайте книги, устраивайте выставки. - Нет, - говорят, - ты нам ничего не дашь сделать, ты замахнулся на такое, что нас всех передушат! Дай нам сделать хотя бы памятник реабилитированным жертвам, мы за это уцепимся и сделаем следующий шаг.
Это 86-ой год был. Все катилось под гору, все катастрофично, а диссиденты, тогда уже неформалы - сами упираются появившимся возможностям, вместо того, чтобы идти дальше! В общем, тогда я написал свой манифест "Мемориал" и предложил его. Но его не приняли. Тогда я написал еще один вариант - "Памятник" - и, в конечном итоге, убедил Самодурова, что этот вот "Памятник" в превращенной форме содержал мое представление о "Мемориале" и о пересмотре истории. Он просто был более скромный. Я убедил Самодурова его прочесть.
Так как я был тогда сумасшедший, находился под надзором, любой мой шаг мог привести к неприятным для меня последствиям. Я уже совершенно изголодался, прожил долго в Москве без работы, и вынужден был вернуться в Одессу. Пока меня не было, они провели тусовку. И на этой тусовке Самодуров выступил и прочел не мой текст, а свой текст! Опять этот безумный какой-то "Памятник"… Но это все равно всколыхнуло людей. Он собрал какую-то группку, комитет четырнадцати. Когда я вернулся, то увидел, что оргкомитет работает, но у него другая концепция. Я говорю: но все-таки почитайте мою концепцию... - Не надо нам никаких концепций!!! Мы уже тут два месяца обсуждаем!!! Все! Хватит!!! Мы обо всем договорились! Но я все равно пустил по рукам свое обращение, уже "Мемориал" - не "Памятник". Постепенно мои идеи привели к трансформации движения. Но между мной и Юрой Самодуровым возникло напряжение. Я, например, его спрашивал: "Ладно, Юра, ты решил прочесть свое обращение, но почему ты не вывесил и мой текст, ведь там, на стендах, были и другие обращения?" - "Ты знаешь, мне показалось это недемократично, поскольку я не смог размножить твой вариант. И я думал, что если он не висит, просто зачитать его было бы недемократично... "
Большинство людей постепенно начало ориентироваться на меня, и я стал арбитром в этих делах. Но в оргкомитет часть людей я не принимал, и для многих из тех, кто вошел в группу, я оказался врагом, в прямом смысле врагом. Саша Вайсберг, например, говорил: "Кто ты такой, чтобы спорить!? Ты что, кандидат?! Или ты знаешь иностранные языки?!" Это было на таком уровне. Потом прошло некоторое время, ему сказали, что я был диссидент, был в заключении - все сменилось на пиетет. Но, к сожалению, очень многое делалось на таком уровне… Итак, возвращаемся. Потом начали собирать подписи, как Юра Самодуров называл, "великих". Они ходили с Пономаревым собирали... Среди "великих" оказались люди, конечно, продвинутые по сравнению с другими, но все равно все они были людьми совершенно старой эпохи! Шатров, Рыбаков … Для них люди типа меня - это экстремисты. Они, в конечном итоге, стали действовать по указаниям ЦК КПСС, а ЦК КПСС боялся, что мы будем независимыми. Они видели в "Мемориале" зародыш альтернативной политической партии, и во что бы то ни стало хотели его задушить. И радикалы в оргкомитете все сгрудились вокруг меня и просили, чтобы я в этот оргкомитет пошел. И мне пришлось войти в оргкомитет. В этом оргкомитете умеренные проводили линию ЦК КПСС, а я, разумеется, начал проводить противоположную. И возник конфликт.
Сеня Рогинский, который, кстати, очень достойно себя вел в диссидентское время, сильно не хотел заниматься чем-то, что опять могло привести к подобному исходу. Но постепенно стало ясно, что "Мемориалу" это не грозит, что время изменилось, и он начал входить в эту организацию. Но я для него тоже был враг, поскольку из-за меня, из-за таких, как я, могут все это прикрыть. Один случай особенно этому способствовал. Мы однажды вышли на какую-то демонстрацию, естественно, противостоящую власти, что вызвало страшное возмущение у Рогинского и Самодурова. "Какая безответственность! Старушек выводить на площадь, когда милициолнеры могут их побить. Кто мог воспользоваться именем Мемориала!" – "Да, мы, мы инициативная группа, - говорят те - Мы, инициативная группа, мы и выводили". Лева Пономарев, Юра Самодуров говорят: "Мы протестуем!" - "Но, - говорим мы, - большинство инициативной группы поддержало, мы имеем право!" В конце концов Сеня Рогинский собрал учредителей: Глазычева, Афанасьева, Евтушенко, Шатрова с тем, чтобы запретить использовать имя "Мемориал" где бы то ни было без санкции исполкома, читай, без санкции ЦК КПСС. На этом собрании, естественно, я выступил, потому как на меня расчитывали. Евтушенко и Афанасьев были люди более независимые, чем скажем, Шатров или Рыбаков. Сеня Рогинский уже в кулуарах подходил ко мне, говорил: "Вячек, ты не переживай, все будет хорошо! Афанасьев понимает, что такое приводные ремни улиц". А я и не волнуюсь. Мне-то чего волноваться… Афанасьев после совещания приходит и говорит: "Да, не мы создавали "Мемориал", а эти молодые люди, и не надо им запрещать использовать это имя. Да, конечно, мы все должны вести себя ответственно, но мы не в праве, мы здесь, в сущности, никто. Нас пригласили, мы вам поможем, но это ваше дело, как поступить. Все. Все санкции снимаются". На какой-то момент мы победили. Следующий этап - это Устав. Опять же таки Юра Самодуров пишет устав. По этому уставу все заявки о вступлении в "Мемориал" пишутся, грубо говоря, во Владивостоке, потом они все направляются в Москву, в Москве рассматриваются, и люди принимаются в движение. Я пишу совершенно другой устав, по которому организовываются ячейки, люди в них вступают, и так создается широкое массовое движение. По этому поводу мы с ЦК КПСС начинаем бороться. Именно поэтому стараются отменить наши съезды… Но я все-таки пробиваю свой вариант устава, после чего Юра Самодуров вообще покидает "Мемориал" и больше не принимает в нем участие.
Но перелом все-таки происходит. На оргкомитете проголосовали мой вариант, и он проходит. Но кто в этом оргкомитете? Опять-таки Рогинский, Самодуров, Пономарев - люди умеренные, а тут охвостье какое-то радикальное. Но большинство за нами, ничего сделать нельзя. Я превращаюсь во врага. То есть, продолжаю быть врагом! Наконец, мы пришли к подготовительному, к организационному съезду "Мемориала". Нам для этого предоставили Дом Кино. И вот ЦК КПСС собрало нас, прислало инструктора, зам. зав. отделом по идеологии, некоего Юдина. ЦК проводит с нами совещание. В результате умеренные - Самодуров, Пономарев - говорят: "Надо пока отложить съезд, пока мы его проводить не будем". А радикалы настаивают: "Нет, будем, и все!" Пономарев и Самодуров бегут к Сахарову и убеждают Сахарова, что надо съезд отложить, что люди из регионов не хотят этого, это Игрунов мутит воду, хочет то-то и то-то! Рогинский бежит к Гефтеру, рассказывает, что Игрунов интригует, со своим радикализмом натравливает на них партию. В результате мы ссоримся с Гефтером... И вот двадцать восьмого октября, в день моего рождения, приводят Сахарова, приводят всех этих людей, и начинают меня "мочить". А я, не будь дурак, привел некоторое количество людей из регионов. И они все как один встали и говорят: нет, мы приехали сюда ради съезда, и мы не можем вернуться без учреждения! Тогда Смирнов, который был председателем союза кинематографистов, сказал: "Все, я зал вам не даю! Уходите! Нам не нужен "Мемориал", мы создадим новый "Мемориал", а с вами дел больше иметь не будем. Все!" Сахаров выступает: "Как же так, это же невозможно! Вот я же вижу, что люди хотят создавать "Мемориал". И как мы можем без них? Это же они начали, мы уже люди пожилые, это они - основатели". И тогда начинается поиск компромиссов. Хорошо, решают они, мы проводим съезд, мы называем его подготовительным, обязуемся провести в такой-то срок учредительный съезд, и на этом компромиссе мы договариваемся. И 29-го происходит съезд. На этом съезде, естественно, сделали все, чтобы впереди сидели всякие тузы, среди них Изюмов из "Литературной газеты", который "мочил" Солженицына. Радикалам слова не дают… Нас оттеснили назад. Но я сел за Сахаровым. И когда мне уж совсем невмоготу стало, я начал говорить: Андрей Дмитрич, вот надо это, это, это. Андрей Дмитрич: вот сделаем так и так. Ему никто не смел перечить. Я просто, используя Андрей Дмитрича, пытался проводить свою линию. Вот как, например, съезд принимал резолюцию в поддержку Солженицына. Я кулуарным путем договорился с Тимофеевым 1, что он выступит, и скажет, что его речь закончит Виктор Аксючиц 2 . Виктора Аксючица просто так бы не допустили, а Тимофеева Сахаров знал. Сахарову я объяснил, что надо позволить выступить Тимофееву, и Сахаров попросил Глазычева дать Тимофееву слово. Тимофеев выступил, прервался как бы на полуслове и дал слово Аксючицу. Аксючиц сидел уже в первом ряду и не успел даже Глазычев моргнуть, как он был уже на трибуне. Аксючиц прочел свое обращение в поддержку Солженицына и оно было принято съездом. Так или иначе, подготовительный съезд прошел, и мы назначаем дату учредительного съезда. Сразу после подготовительного съезда собираются все тузы, и создаются два оргкомитета: по проведению Московского съезда и по проведению союзного съезда, в который вхожу и я. Становится, однако, ясно, что союзный съезд не удастся провести, но Рогинский бьется за то, чтобы провести хотя бы Московский съезд. И вот в Московский съезд входят и Охотин, и Рогинский, а мне отдают тех, кого считали неспособными что-то сделать, чтобы я организовывал с ними союзный "Мемориал". Я соглашаюсь это вести, но при этом на этой тусовке растаптывают меня, Кудюкина, Леонова - в общем, всех радикалов уничтожают. Кудюкина включили в какой-то из оргкомитетов, Леонова уже никуда не включают, Орлова - тоже никуда, а мне в комитет закинули Жемкову в качестве комиссара от Рогинского - контролировать.
В конце концов, я готовлю этот съезд и параллельно готовлю газету "Ведомости Мемориала". Я прошу Сахарова дать интервью. Сахаров сначала отказывается, говорит, что ничего у нас не получится. В конце концов я его уламываю, и он соглашается дать интервью. Я посылаю Аллу Глебову, журналистку, и тут снова он говорит, что интервью не будет, потому что все равно никакого съезда провести не дадут. Сдался Сахаров - последний человек! И нам не на кого опираться! Мы проводим все и без его интервью, но все в уменьшенном объеме, все позже… Мне потом не дали быть главным редактором, потому что иначе бы газету не отпечатали: спонсор газеты, которой нужно было давать деньги, не дал бы... Этот спонсор, фамилию которого я сейчас не помню, сам хотел быть там автором, но он дал совершенно графоманский текст, который я не поместил в газету... Рогинский тогда договорился о компромиссе: этот человек берет псевдоним "Арсеньев", пишется первым в этих "Ведомостях Мемориала", я иду где-то там третьим по алфавиту: Арсеньев, Даниэль, Игрунов... Но я довожу газету до конца и рассылаю всем приглашение на съезд. Мы еще не знаем, где съезд пройдет, но мы подтверждаем всем, что через три месяца после Оргкомитета, 29 января, съезд состоится - и всех приглашаем в Москву. Куда, зачем - не понятно! В ЦК КПСС все рвут и мечут. Вызывают Шатрова, Евтушенко - всех членов КПСС - в ЦК, на Старую Площадь. Они говорят, что они не могут ничего решить без Афанасьева - он их глава. Послали за Афанасьевым. Афанасьев говорит: да, конечно, но мы не можем без Сахарова. Ему говорят: ну как же, Сахаров ведь не член КПСС!.. - Да, но он член нашего совета и мы без него не можем! ЦК вынуждено согласиться. И Сахарова, который ни во что уже не верит, все-таки туда привозят. Но Сахаров же битый диссидент, он же не может сдаться, и он говорит: "Проведем съезд! Не дадите вы, говорит, нам зал, мы проведем по квартирам!" А мы уже решили арендовать зал, так как наши спонсоры - художники, журналисты, кинематографисты, "Литературная газета", и "Огонек", кажется - все отказались давать помещение. Где хотите - там проводите! Ну, мы решили арендовать - деньги уж как-нибудь соберем. ЦК сказало: "Да проводите к чертовой матери!" А Юрий Рыжов, ректор МАИ, еще до поездки в ЦК объявил: "Даже если мне не разрешат, я вам предоставлю зал". В общем, они выстояли и съезд прошел. На этом съезде со свистом меня избирают в рабочую коллегию. Я и Рогинский с большим отрывом лидируем, у Рогинского даже больше голосов. Но на съезде Рогинский говорит: "Вячек, ты знаешь, не надо тебе редактором газеты избираться..." -"Почему?" - "Ну, вот наши учредители поднимут вопрос, навяжут тебе всякую ерунду. А так мы потом уже правлением выберем редактора газеты - конечно, это будешь ты, и ты выберешь кого надо". Хорошо, я соглашаюсь...
Я уезжаю в Одессу организовывать "Мемориал". Из Одессы едем в Киев, проводим блестящий учредительный съезд в Киеве. Я возвращаюсь в Москву, и вдруг оказывается, что в газете уже три редактора. Хорошие все ребята: Миша Карпов, Карина Мусаэлян и я. Вот только они не понимают, что происходит. Кроме них, в редакции еще несколько человек, которые являются прямыми моими врагами: Леша Токарев и еще кто-то... Я ничего сделать не могу... И, в общем, я вынужден сложить полномочия и уйти из газеты. На протяжении нескольких лет у "Мемориала" не было газеты. Интересная штука - на подготовительном съезде Саня
Даниэль и Витя Матизен3 прислали мне записку из зала:
"Предлагаем считать этот съезд съездом мужей Светы Арцимович..." Потому что я,
который в призидиуме - первый муж, один из них, Саня Даниэль, второй муж
Светы Арцимович, а Матизен - третий муж - смешная история! Запись и редакция Шварц Е.С.
См. также "Речь В. Игрунова по поводу вступления "Мемориала" в "Демократическую Россию" .
Примечания:1. Лев Тимофеев (р. 1936) - литератор, руководитель центра по изучению
теневой экономики, бывший член группы "Независимая гражданская инициатива",
Президент фонда "Референдум". Преподает в РГГУ. Политический обозреватель
газеты "Московские новости". В настоящее время Тимофеев - член МХГ, группы
"Независимая гражданская инициатива" (Юрий Афанасьев, Леонид Баткин и др.),
Московского Союза писателей, клуба столичной интеллигенции "Московская трибуна",
член Совета представителей Движения "Демократическая Россия" (от "Московской
трибуны"). Член Российского ПЕН-клуба, редакционного совета журнала "Юность" и
редколлегии журнала "Странник". С 1996 года - политический обозреватель
еженедельника "Московские новости". [Материал для справки получен в ИИЦ "Панорама". Полный текст справки
см. здесь.] 2. Виктор Аксючиц (р. 1949
г.) - председатель Политического совета Российского
христианского демократического движения. Председатель Правления Российского
народного собрания. С 1987 года - соиздатель религиозного журнала "Выбор".
1986-1990 гг. - работал в кооперативе "Перспектива" и совместном предприятии
"Бьюика". С 1990 года по сентябрь 1993 г. - народный депутат Российской
Федерации, председатель подкомитета по связям с зарубежными, религиозными
организациями Комитета Верховного Совета Российской Федерации по свободе
совести, вероисповедания, милосердия и благотворительности. Более подробно см. о
нем на сайте НСН, где получена данная информация. 3. Александр Даниэль - член правления общества "Мемориал", сын писателя Юлия
Даниэля и правозащитницы Ларисы
Богораз. Виктор Матизен: см. интервью
Вячеслава Игрунова Виктору Матизену . Справка готовится.
Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!
|
||
 |
 |