Сейчас на сайте

Кирилл Фролов, глава Ассоциации православных экспертов

ЩЕРБАКОВСКАЯ ОБОРОНА

По данной теме см. также рассказ Леонтия Бызова

 

Алексей Пятковский: Кто и почему инициировал процесс Щербаковской обороны и каким образом Вы оказались причастны к этим событиям?

Кирилл Фролов: Как молодой и мыслящий житель центра Москвы я тогда, конечно, много размышлял, и у меня уже сложились вполне стойкие антикоммунистические убеждения. Я интересовался русской историей и архитектурой и поэтому примкнул к движению охраны памятников.

Мы тогда, конечно, не мечтали, о том, что  храмы будут действующими. Для нас большой победой была организация в Богоявленском монастыре или в Троице в Листах хотя бы музея или концертного зала. На тот период это был вариант более приемлемый, чем сортир, склад и так далее.

А. Пятковский: Это была какая-то совсем неформальная группа?

К. Фролов: Почему? Это было уже достаточно сильное движение: уже давались даже объявления в газетах...

Пятковский: Но это при ВООПИКе?..

Фролов: Да, это всё было вокруг ВООПИКа - в первую очередь, вокруг Московского городского отделения ВООПИКа. Это уже потом появился "Реставрос" и так далее. Ну и интересные реставрационные субботники стали повсеместной практикой, появились центры движения - Троица в Листах, позже - Богоявленский собор в Китай-городе, Крутицкое подворье. Всё это группировалось вокруг имени Петра Дмитриевича Барановского. (Крутицы спасал Барановский.) Лидеры  тоже - Олег Игоревич Журин, другие наши выдающиеся современники.

П: Просьба по возможности называть даты или хотя бы период описываемых событий.

Ф: Это был 1986 год. 85-й - 86-й годы. (Я тогда был в седьмом классе.)

 В 86-м году я  уже активно участвовал в субботниках, и там я узнал о том, что появилась новая серьёзная "горячая точка" - Палаты Щербакова и, вообще, весь исторический квартал на Бакунинской улице. Я наивно полагал, что расширение Большой Якиманки и нынешней улицы Преподобного Сергия Радонежского (бывшей Тулинской) - это конец уничтожения исторической застройки Москвы, что на этом остановятся. Это были, конечно, грубейшие расширения, когда ещё в моём детстве была снесена древнейшая улица Большая Якиманка (точнее, одна её сторона). Чуть позже снесли Тулинскую (половину Тулинской). То есть это был грубый врез в ткань исторической Москвы, сопоставимый с уроном от генплана 1935 года.

Я уже тогда знал, что снесли Храм Христа-Спасителя, что был уничтожен Чудов и Вознесенский монастыри в Кремле, что, конечно, в результате большевистской реконструкции Москва потеряла больше половины выдающихся храмов и монастырей и что ущерб от этого был огромен. Собственно, это и определило мой антикоммунизм. Я был уже тогда убеждён, что нормальные и правильные люди никогда не могли бы пойти на уничтожение Чудова и Вознесенского монастырей в Кремле, где был заточён святой патриарх Гермоген, делался русский перевод  Библии... Это неприятие их действий (того, что они сделали с Москвой) и стало очень важной отправной точкой к новому мировоззрению - православному, антикоммунистическому, условно говоря - белому.

Итак, на субботниках я узнал о том, что сносят Палаты Щербакова, и мгновенно там появился. Там, собственно, и выкристаллизовывался весь будущий политический спектр современной России - от анархо-синдикалистов до общества "Память".

П: Помните месяц, когда Вы присоединились к этому процессу?

Ф: Это, наверное, 1986-87 год. Я думаю, что весна-лето было временем очень активных действий, когда мы уже сами стали расчищать Палаты Щербакова и, пока решался вопрос с самими палатами, пытались под руководством Журина и других специалистов организовать самореставрацию (по крайней мере, освобождать своды от наслоений и так далее), а также непосредственно останавливать угрозу сноса (пока она существовала).

П: Кажется, я перебил Вас в тот момент, когда Вы хотели описать представителей будущего широкого политического спектра, который там зарождался.

Ф: На самом деле, движение за охрану памятников - это была попытка (и она могла бы быть удачной) создания в России этакого национально-демократического движения, которое бы совместило идеи возрождения Великой России (без экстремизма, антисемитизма и так далее) и идею частной собственности, политических свобод. То есть оттуда могла выйти нормальная правая христианско-демократическая или христианско-социальная партия - партия личных свобод и православного возрождения, базирующаяся на классической правой идеологии. Все те люди, что находились в мировоззренческом поиске, вполне могли сойтись на этой платформе, и всё могло получиться.

Наиболее деструктивную роль играли все ветки "Памяти", которые пытались подобрать под себя это движение. "Памятники"  приходили и переключали внимание протестующих с позитивных целей на маргинальные. То есть вместо того, чтобы отстаивать свою позицию законным правовым путём - учиться правовой борьбе, правовой защите методами гражданского общества, они стали навязывать идеологию внутривидовой борьбы (доходившей до паранойи), вычисления в собственной среде агентов "жидо-масонов"... И, конечно, если васильевская "Память" ещё была более-менее умеренная, то емельяновская - это просто был ходячий паноптикум. (Как известно, это - неоязыческая организация, и для емельяновцев главными агентами "жидо-масонов" были православные.) В итоге часть молодых людей, у которых правильные эмоции не были подкреплены элементарными историческими и политическими познаниями, купились на эту демагогию.

Сложилась достаточно абсурдная ситуация, когда в "жидо-масоны" стали попадать совершенно нормальные люди, такие, как директор музея "Слобода" Григорий Стриженов. Или, например, в "жидо-масоны" попал один из главных активистов защиты Щербаковских палат Кирилл Парфёнов. Я тогда был сравнительно молодым человеком и пытался как-то всех примирять, но, понятное дело, что в таком возрасте у меня не было соответствующего веса.

Одновременно я хочу отметить, что отнюдь не все представители  правых кругов, монархисты были идиотами и параноиками. Многие (скорее, большинство из них) были вполне нормальные, разумные люди, которым тоже не нравилось нагнетание "внутривидовой борьбы" и политической шизофрении.

Итак, сразу выделились два крыла: условно говоря, позитивное, национально-демократическое (не путать с нынешними "национал-демократами", выступающими за развал России), которое действительно пыталось создавать движение за охрану Старой Москвы (музей Немецкой слободы) и у которого были совершенно мощные, яркие инициативы, и - деструктивная "памятня", которая в итоге всех рассорила, и движение локализовалось и превратилось в хорошее, благочестивое движение реставраторов по спасению провинциальных церквей. Но «Реставрос» занимался только и исключительно самой реставрацией, и вот этот мощнейший общественно-политический потенциал движения за русскую историю так и оказался не востребован, потому что оказался маргинализован. Причем, искусственно маргинализован.

И я считаю, что при том, что нам действительно удалось спасти ряд храмов, зданий исторической постройки, поставить эту проблематику, тем не менее, потенциал этого движения был куда больший. Ведь, действительно, мог возникнуть русский "Саюдис", который мог прийти к власти в 1991 году, и тогда бы не было 93-го года, потому что русский "Саюдис" поставил бы и вопросы рыночных реформ, и декоммунизации, и сохранения федерации (или конфедерации) России, Украины, Белоруссии и Казахстана.  Более того, вопрос декоммунизации он мог поставить более радикально - без сохранения Мавзолея, большевистских названий, большевистской монументалистики. И одновременно такой русский "Саюдис" мог бы не допустить расчленения исторической России или хотя бы создания конфедерации государств исторической Руси. (Сейчас патриарх Кирилл термины "Историческая Русь", "Русский мир", к счастью, активно использует.) Но если бы русский "Саюдис" возник бы тогда - на основе движения за охрану памятников - то мы бы не оказались на краю пропасти под обломками СССР. И история России пошла бы более гармонично - без национал-нигилизма, характерного для части либералов (которые считают, допустим, Украину и Белоруссию какими-то совершенно чужими государствами, с которыми должны быть такие же отношения, как с Новой Зеландией), так и, с другой стороны, было бы меньше национал-экстремизма, нацизма и фашизма, потому что русская тема была бы в  "мейнстриме" государственной политики и не оказалась бы отданной на растерзание нацистам и экстремистам. Кстати, эту тему спас от искусственной маргинализации нынешний Патриарх Кирилл, создавший в 90е годы "Всемирный русский народный собор".

П: Всё-таки вспомните конкретных представителей тех будущих политических сил, что вместе с Вами участвовали в Щербаковской обороне.

Ф: Я хочу сказать, что "памятники" в самой обороне не участвовали. Они приезжали вербовать, они приезжали заниматься пропагандой.

А как охарактеризовать политические взгляды самих щербаковских оборонцев? Да все они были, условно, правоцентристские либо левоцентристские...

П: Да перечислите просто этих людей.

Ф: Что касается ядра Щербаковской обороны и, затем, исследований Немецкой слободы, то, если вспоминать Олега Журина,  Кирилла Парфёнова, Владимира Гурболикова, Николая Малинкина, Григория Стриженова, Рустама Рахматуллина, Светланы Борзовой,  то это (насколько я понимаю их публичные взгляды) скорее, попытка совместить ценности свободы, демократии, а также Православия и Великой России. (Отмечу, что Малинкин - последовательный монархист). То есть я тоже считаю, что эти ценности не противоречат друг другу - и свобода, и порядок, и права православного большинства, и права религиозных и национальных меньшинств, и построение политики на основе христианских ценностей и исторического наследия русской культуры.

Из людей правых взглядов помню, конечно, Олега Игоревича Журина. Это - крепкий сторонник имперской России, Александра Третьего.

С удовольствием и благодарности вспоминаю замечательного монархиста и театрального деятеля Николая Малинкина. Этот челок при всех своих право-монархических взглядах всегда пытался поддержать в движении единство, его конструктивный, созидательный характер.

Кирилл Парфёнов, насколько я знаю, потом был в Конституционно-демократической партии. То есть он пошёл по либеральной стезе. И, конечно, поскольку на него "памятники" нападали больше всего, он им отвечал взаимностью. Но это, действительно, было подло с их стороны, потому что Парфёнов больше всех работал, в том числе физически, и был неукротим. Он был сгустком энергии по защите Старой Москвы. Человек, который больше всех работал, получил больше всего дозы клеветы от "памятников".

Самое печальное, что все разбежались по разным политическим  квартирам, растерялись, хотя вместе мы, действительно, могли составить очень мощную интеллектуальную общественно-политическую силу.

П: Давайте теперь перейдём к описанию событий собственно Щербаковской обороны (в хронологическом порядке, если возможно).

Ф: Сначала была реальная угроза сноса под трассу Третьего кольца. (Уже тогда мы говорили, что можно построить туннель, не трогая историческую застройку. И оказалось, что, действительно, можно.) Мы сбежались все и стали буквально останавливать уже заведённые экскаваторы, заняли круговую оборону, запирая Палаты Щербакова. Тогда же там на пике кризиса состоялось включение нашей Щербаковской обороны в эфир программы "12-й этаж". (Это была одна из первых перестроечных программ.)

Потом, когда угроза непосредственного сноса была остановлена, был долгий период ни мира, ни войны, когда снос мог возобновиться...

П: Мы ещё не поговорили о подробностях самой обороны. Сколько примерно времени она длилась, и какие Вы помните интересные действия, связанные с ней?

Ф: Помню период полной солидарности и роста движения, когда мы, действительно, все засели в Щербаковских палатах, и я совершал вылазки, пытаясь вылить бензин из бензобаков экскаваторов, чтобы остановить снос.

П: Подождите! Так Бызов неправильно описал, что Вы сыпали сахар в бензобаки?

Ф: Ну всякое было...J

П: Ну поскольку срок давности за совершение таких преступлений давно прошёл, то можете не смущаться и смело рассказывать об этом.
J

Ф: Да, срок давно прошёл...
J В общем, было и так. Но ничего более радикального я не совершал.  

...Да, конечно же, Леонтий Бызов тоже тогда был в наших рядах, и если говорить о его истории, то это, скорее, история умеренного русского национализма. (Он - просвещённый русский националист, если можно так сказать.) Бызов там появился с самого начала и был очень активным участником Щербаковской обороны и формирования Общественной инспекции МГО ВООПИК. Собственно, драка между "памятниками" и "непамятниками" была самой острой в Общественной инспекции. Тогда из Общественной инспекции "памятники", люди с "памятниковскими" взглядами стали просто изгонять тех, кто не поддерживает их идеологию - несмотря на то, что это были самые эффективные работники и ревнители Старой Москвы. То есть если ты не веришь в «жидо-масонский заговор», значит, ты не свой.

Я помню изгнание Парфёнова, изгнание других, не верящих в «жидо-масонский заговор». Вот собственно, тогда это движение и загробили, потому что ещё после Щербаковской обороны был потенциал единства. Если бы это всё переместилось в МГО ВООПИК, если бы там нашлось место и умеренным монархистам, и умеренным либералам, то возникло бы очень мощное наступательное конструктивное национально-демократическое движение. Но в Общественной инспекции параллельно с инспектированием памятников и застройки становилось всё меньше инспектирования и всё больше борьбы с "жидо-масонами" и внутренним врагом. В итоге мы стали терять памятник за памятником, элемент исторической застройки за элементом исторической застройки и на какое-то время это движение вообще сошло на нет. Например, уже после победы Ельцина было какое-то замирание этой деятельности. Потом уже пошли протесты вокруг "Военторга", потом появление "Архнадзора" и так далее. Но мы всё-таки были более последовательными, чем современный "Архнадзор". Мы вряд ли могли себе представить, например, защиту "Детского мира". Я не понимаю, в чём ценность "Детского мира" для современного "Архнадзора"! Защищать храмы, монастыри, историческую застройку - это само собой. Но я совершенно не понимаю, почему современная Пушкинская площадь является ценной. Что, кинотеатр "Россия" ценностью является? Мы бы тогда пошли за идеей восстановления Страстного монастыря...

П: И возвращения памятника на место.

Ф: ...и возвращения памятника Александру Сергеевичу Пушкину на его историческое место. Я бы, честно говоря, согласился бы, чтобы при строительстве туннеля под Пушкинской площадью инвестор восстановил хотя бы часть Страстного монастыря и вернул памятник на место. Но бороться за Пушкинскую площадь как она есть или за "Детский мир" - это абсурдно! Поэтому в современном "Архнадзоре" есть некая односторонность. Да, я полностью на их стороне в вопроса дома Казакова, в вопросе дворца Разумовского на улице Радио, в вопросе дом Пожарского на Лубянке. Это, действительно, острые вопросы, и все эти памятники надо защищать во что бы то ни стало. Но я не понимаю, зачем они борются за "Детский мир". Мы всё-таки настолько были тогда злы на большевиков за то, что они разрушили историческую Москву, что, конечно, нам "Детский мир" защищать не пришло в голову.

П: Эта оборона носила круглосуточный характер?

Ф: Да, конечно.

П: Дежурили посменно, собственными телами перекрывая технике доступ к палатам?

Ф: Да, конечно. Были посменные дежурства, полная "боевая готовность".

П: Сколько времени продлилось это ваше сидение?

Ф: "Сидение", если я не ошибаюсь, было примерно две недели. (Но я тогда был семиклассником, и сейчас точно не могу гарантировать.) Потом дежурства продолжались, но уже не столь интенсивно. Потом был знаменитый проезд Ельцина мимо Щербаковских палат...

Но мы не смогли сберечь историческую застройку. Был снесён знаменитый клейновский универмаг в стиле модерн. (Клейн, по-моему, его строил.) Это был качественный московский модерн начала ХХ века и сейчас бы, конечно, его не снесли. Здание Торговых рядов тоже не удалось сохранить. (Насколько я помню, это был конец ХIХ века.) Напротив, на другой стороне переулка, где находились Щербаковские палаты, были ещё палаты ХVII-ХVIII веков, встроенные в доходный дом. То есть в итоге нам удалось сохранить только палаты Щербакова, которые, конечно, не «звучат» на фоне снесённого квартала исторической застройки. То есть остался остов, а был замечательный уголок Старой Москвы.

И, конечно, до сих пор меня поражает, в каком диком состоянии сохраняются постройки Немецкой слободы, переулочки за метро "Бауманская"... (Мне, вообще, не нравится, что оно до сих пор носит имя Баумана.) Но что-то можно сделать ещё сейчас. Ну хотя бы вернуть церковь архитектора Бондаренко единоверцам и сделать там единоверческой приход. Там в храме сейчас, насколько я понимаю, находится спортзал.

П: Вы говорите не про старообрядческую церковь в Токмаковом переулке, где раньше находилась гравёрная мастерская?

Ф: Нет. Токмаков переулок - это ещё один старообрядческий храм, где майолики Врубеля. А есть ещё одна церковь Бондаренко, которая прямо над туннелем. И тоже - русский модерн. То есть там были Клейн и Бондаренко. Это был уникальный уголок московского модерна и красивой исторической торговой застройки. Сейчас из всего этого благоцветия, всей этой исторической ткани остались только Щербаковские палаты и бондаренковская церковь - два остова таких.

Действительно, памятник не "звучит" без исторической застройки. Но, конечно, лучше так, чем никак...

И я считаю, что Торговые ряды восстановить можно. Фотографий полно, и надо это делать. То есть я считаю, что Щербаковская оборона не закончена. Историческую застройку можно и нужно восстанавливать.

Здесь я расхожусь с перфекционистами из движения охраны памятников, которые считают, что восстанавливать можно только в том материале, который был. В отличие от них, я не против качественных новоделов. Конечно, эти новоделы должны быть качественными, это должно быть научное восстановление... Но опыт есть - восстановление Старого города в Варшаве. Даже не по фотографиям, а по картинам.

П: То же самое, кстати, было сделано и с историческим центром Гданьска.

Ф: То есть можно и нужно восстанавливать историческую ткань Москвы. Конечно, это нужно делать с любовью, качественно, не делать аляповатостей, не делать размышлений на тему памятника - делать всё-таки копию, но делать надо.

Я считаю, что русский "Саюдис" всё равно будет, всё равно будет попытка построить нормальную правую партию типа русского ХДС/ХСС, которая совмещает идею исторического наследия и преемственности Великой России и русской культуры с необходимостью национальной модернизации, охранения частной собственности и личных свобод. Это - классическая правая идеология правой партии. Так что время правых ещё впереди.

То есть я считаю, что мы тогда не зря там собрались, мы ещё всё восстановим и вновь соберёмся вместе в кампании новых, молодых и перспективных политиков.

П: Мы несколько отвлеклись...

Одним из важнейших событий Щербаковской обороны был приезд Ельцина. Вы присутствовали при нём или хотя бы слышали его описание в изложении своих старших товарищей?

Ф: По-моему, сам приезд Ельцина я пропустил. (Я же тогда учился в школе и не мог присутствовать 24 часа в сутки.) Насколько товарищи мне описали, он проехал мимо и принял решение не сносить Щербаковские палаты. Но решение было именно по палатам, а не по исторической застройке.

Примерно в те же годы была игра Ельцина с васильевской "Памятью", которая базировалась в Московском городском отделении Общества охраны памятников. Тогда же была санкционированная им демонстрация под лозунгами: "Российской Федерации - русскую компартию, российский КГБ и  академию наук РФ!" На мой взгляд, это была системная ошибка, потому что историческая России не тождественна границам Российской Федерации. Надо было уже тогда вырабатывать свою позицию по Крыму, по Новороссии, по Белоруссии, по Малороссии, какой мы, вообще, хотим видеть некоммунистическую Россию. Кроме Солженицына из умеренных политиков этим никто не занимался.

Потом более-менее близкую мне позицию стал занимать Виктор Аксючиц и другие РХДД-шники. (Это всё-таки была попытка умеренной партии.) Но в наших рядах щербаковцев я их не видел. Они  появились на арене позже.

П: Противоречивые воспоминания существуют о встрече Ельцина с "Памятью" после того санкционированного митинга. У Вас в памяти остались рассказы о том, как она всё-таки происходила, в каком месте?

Ф: Насколько я знаю, это было прямо в Московском горкоме, в МГК.

П: Он принял делегацию?

Ф: Он принял делегацию, да. Там был Королёв - глава московского ВООПИКа. Со стороны Ельцина проводником был, конечно, Полторанин.

Какие результаты?.. Борис Николаевич полностью принял все требования "Памяти" о том, что у Российской Федерации должны быть свои, параллельные Союзным, структуры. И он записал это себе в предвыборную кампанию.

П: Вы так ни разу и не назвали точных дат. Сейчас их уже трудно установить?

Ф: Возможно, только не в рамках быстрого интервью. Хронологию я помню, эволюцию я помню, но все даты уже нет.

П: То есть лучше Бызова это не вспомните?

Ф: Нет. У него - очень достоверное описание. (Он это всё конспектировал тогда.)

П: Бызов упоминал участие в Щербаковской обороне такой знаковой для нашей культуры фигуры, как Сергей Сергеевич Аверинцев, который даже якобы сам покупал сахар для засыпки в бензобаки и потом лично стоял на стрёме, когда Вы это делали.

Ф: Я помню, что я с восхищением смотрел на эту живую легенду. Естественно, в седьмом классе я ещё не понимал значения этой фигуры. Хотя я уже тогда читал Солженицына, слушал западные "голоса" и много знал, но современников я знал хуже. Вот о Барановском я знал больше, чем об Аверинцеве. Но я помню то, с каким придыханием о нём говорили. И к тому, что сказал Леонтий, мне добавить нечего.

П: Теперь перейдём к жизни палат после того, как было принято решение о приостановлении их снова. Какая-то общественная деятельность, связанная с Щербаковскими палатами, после этого в них продолжалась?

Ф: Насколько я помню, дело пошло следующим образом: палаты сохранили, историческую застройку снесли, часть людей перебазировалась в Общественную инспекцию, где началась чистка рядов от "непамятников", о которой я уже говорил и которая привела к краху движения. Ну и до сих пор вот эта тенденция церковной жизни, когда псевдоревнители чистоты православия клевещут на людей дела, на миссионеров и церковных работников, тоже приводит к очень многим неудачам в православном деле. А тогда эти вот деструкторы, помешанные на конспирологии, на всеобщем заговоре, разрушили очень перспективное движение. Подобных деструкторов следует бояться и вовремя их пресекать. Вот если человек начинает говорить как о главном зле не о внешнем противнике, а о внутреннем, то это опасный человек.

...Итак, часть людей перешла в Общественную инспекцию, другая часть (вокруг Григория Стриженова) в одном из зданий в районе метро "Бауманская" стала делать музей Немецкой слободы - музей "Слобода". Музей получился достаточно интересным. Но из-за того, что Григорий Стриженов подвергся нападкам всей этой "памятни", его потенциал тоже не был в должной мере востребован, и музей оказался более локальным явлением, чем мог бы быть. Он мог бы прозвучать больше, глубже. Хотя мы там проводили и свои самопальные археологические исследования, искали и находили старинные изразцы, ковки, красивые ограды. Всё это мы описывали как экспонаты музея. И там ещё достаточно долго время теплилась жизнь: проходили встречи и так далее, и так далее, и так далее. Велась нужная и необходимая работа.

П: У меня имеются лишь отрывочные сведения о действиях группы "Слобода", которая вроде бы возникла из числа будущих анархо-синдикалистов уже после принятия решения о прекращении сноса и которая играла там некую культурно-историческую роль. Вот об этом что-то можете рассказать?

Ф: Я повторюсь, что часть людей отошла к Общественной инспекции ВООПИК, а часть стала группироваться вокруг музея "Немецкая слобода".

П: То есть группа "Слобода" - это как раз и есть актив этого общественного музея?

Ф. Рядом со "Слободой" была и "Община"; частично это была группа прудонистов (анархо-синдикалистов), которая под влиянием в том числе идеологии защиты Старой Москвы стала эволюционировать к левому центризму с упором на православно-социальные ценности.

П: То есть они неверно описаны как будущие участники группы "Община" и Конфедерации анархо-синдикалистов?

Ф: Нет, почему? Верно описаны. Только часть из них осталась на левых позициях (например, Александр Шубин), а другая эволюционировала к идее православной социальности и левого центра. Прудонистами из них никто не остался. То есть анархо-синдикализм был детством этой группы.

П: А поимённого ещё кого-нибудь из группы "Слобода" можете назвать?

Ф: Вообще, вокруг "Слободы", "Общины" проявлялись очень многие известные политические и церковные  деятели, которые тогда учились или преподавали в Московском государственном педагогическом университете. Это и Андрей Исаев, и Владимир Гурболиков, сооснователь известнейшего журнала "Фома".  Сейчас эти люди и занимают позицию условно говоря, левого центра. То есть не социализм, но социальность. То есть сильное социальное российское государство.

 Кстати,  Владимир Гурболиков является жителем Немецкой слободы. Его роль и в Щербаковской обороне, и дальше в "слободских" делах неоспорима и очень весома. Его можно считать одним из ключевых центров этого движения. Сейчас он является одним из лидеров православно-интеллектуального движения и одним из сооснователей журнала "Фома".

28 ноября 2010 года


Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!

 

Редактор - Е.С.Шварц Администратор - Г.В.Игрунов. Сайт работает в профессиональной программе Web Works. Подробнее...
Все права принадлежат авторам материалов, если не указан другой правообладатель.