 |
 |
 | ||||||||||
Ответ на статью Сергея Митрофанова. Я не был бедным и несчастным, а был богатым и счастливым
В тридцать седьмой книжке журнала «Столица» уважаемый С.В.Митрофанов опубликовал «Воспоминания о «перестройке», открывающиеся вполне величественно: «Мы были одиноки, наши усилия были слишком ничтожны, а последствия, тем не менее, так грандиозны». Действительно грандиозная картина, вероятно, навеяна классическим образцом западноевропейского кича — открыткой, изображающей поднявшего заднюю лапку маленького симпатичного песика, вокруг которого разливается огромная лужа, и подпись: «Неужели это сделал я?». Недоумение симпатичного песика, уважаемого С.В.Митрофанова, а равно любознательного читателя было бы вовсе беспредельным, если бы не отдельные досадные неточности фактического характера, отчасти подрывающие веру в правоту всей концепции текста. Предоставляя иным поименованным в тексте персонам производить дальнейшие уточнения, сделаю лишь замечание pro domo sua. Уважаемый С.В.Митрофанов сообщает: «...Однажды ночью 1988 года я и Андрей Фадин подбирали на машине перспективных авторов. И вот из какой-то подворотни вышел бедный и несчастный, никому тогда не нужный, мокрый от моросящего дождя, с растрепанной нечесаной бородой «известный публицист Максим Соколов». Некоторая неточность заключается в том, что уважаемый А.В.Фадин назначал мне рандеву на предмет службы в газете «Коммерсантъ» не в 1988, а в 1989 году (странно было бы полтора года готовиться к работе в газете, которая стала выходить только с 8 января 1990 года); что на дворе была не дождливая ночь, но солнечный августовский день, так что промокнуть от осадков было мудрено; что сам А.В.Фадин, готовясь к внутреннему употреблению коньяка, благоразумно воздержался садиться в тот день за руль и был совершенно пешим и что, наконец, степень несчастия, терзавшего мою жизнь до судьбоносного мига знакомства с уважаемым С.В.Митрофановым, отчасти преувеличена. Накануне я действительно по пьяному делу потерял бумажник, чем был несколько огорчен, хотя и не настолько, чтобы — как может показаться из текста — символизировать собой апофеоз убогости и сиротства. Сила творческого воображения, явленная уважаемым С.В.Митрофановым, действительно увлекает, хотя при более пристальном внимании рассматриваемый текст представляет из себя скорее эпигонское переложение стандартных образцов историко-литературного жанра. Гибридизации, вероятно, подверглись три источника и три составные части «Воспоминаний о перестройке». Во-первых — как же без А.С.Пушкина! — «старик Державин нас заметил //И, в гроб сходя, благословил». Во-вторых, не менее хрестоматийная история о том, как В.Г.Белинский (i. e. С.В.Митрофанов) и Н.А.Некрасов (i. e. А.В.Фадин), прочтя рукопись «Бедных людей», настолько разгорячились, что в совершенно непотребное ночное время сели на машину и поехали в подворотню, где с растрепанной бородой квартировал восхитивший их мрачный гений Ф.М.Достоевский. В-третьих — по живописанию моей бедности, — воспоминания И.А.Бунина об А.И.Куприне: «За гроши писал всякие гнусности для одной киевской газетки, ютился в трущобах среди самой последней сволочи... Он ждал меня на улице, и, когда я выскочил к нему из редакции с двадцатипятирублевкой, глазам своим не поверил от счастья, потом побежал покупать себе штиблеты». Таким образом, С.В.Митрофанова скорее следует похвалить за блестящее следование канонам русской мемуаристики и, следовательно, за столь желательное в наше время возрождение немеркнущих традиций отечественной словесности. Единственная претензия может заключаться в том, что, с одной стороны, я не вполне уверен, что настолько вышел рылом, чтобы уже сегодня быть героем историко-литературных мифов, с другой же стороны, даже если сказанным рылом я все-таки вышел (что сомнительно), следует признать, что мифы обыкновенно слагаются с несколько большим временным лагом, когда «иных уж нет, а те далече». Разве что уважаемому С.В.Митрофанову следовало бы назвать свои мемуары воспоминаниями не о «перестройке», а «об ускорении». В таком разе проникшийся лозунгом «ускорение — веление времени» С.В.Митрофанов более естественно смотрелся бы в образе веймарского старца И.-В.Гете, элегически декламирующего: Was ich besitze, seh ich wie im Weiten, und was verschwand, wird mir zu Wirklichkeiten[1]. Искренно ваш [1] Все, чем владею, вдаль куда-то скрылось,
|
|||||||||||
 |
 |
