Сейчас на сайте

В.В. Прибыловский

См. предшествующий этой главе рассказ В.В. Прибыловского Инакомыслящая жизнь в эпоху заката развитого социализма

КАК МЕНЯ ПАСЛО КГБ

(особенности авторского написания в некоторых случаях сохраняются - АП)

Лето 1982 года.  Работаю в музее "Новый Иерусалим" в Истре.

Повадился в музей звонить истринский гэбил с требованием ко мне явиться в Москву на улицу Электрическая, дом такой-то (Лефортовская тюрьма), в такое-то время для дачи показаний в качестве свидетеля к следователю по фамилии Похил. Я ему: "А по какому делу?" А он: "В качестве свидетеля". Я: "А всё-таки, по какому делу?"  Он: "В качестве свидетеля!" Сначала я ему сказал: "Да, хорошо, завтра приду", а сам взял и на две недели в археологическую экспедицию, в Ростовскую область, умотал (у меня как раз отгулы накопились).

Вернувшись из экспедиции, я попросил начальницу отдела Тамару ни в коем случае не передавать мне трубку, если звонят из райодела КГБ, а искушать гада стервозным голосом (ох как она умела!): "А экскурсии мне КТО будет водить? Пушкен? Патриарх Никон??!!"

Тогда гебист стал звонить к нам в отдел через директора: то есть директор, Василь Фролович Нижегородов, отставной полковник, сам к нам в отдел звонил и опасливо спрашивал у Томы: "Тамара Батьковна, а нельзя младшего научного сотрудника Прибыловского отпустить с работы в Лефортовскую тюрьму? Его хотят очень". На что начальница столь же стервозно - те же самые слова про экскурсии, пушкена и патриарха.

Наконец я сдуру всё-таки сам беру трубку, слышу: "С Вами говорят из Истринского КГБ, лейтенант такой-то, Вам надлежит явиться завтра туда-то, в кабинет такой-то, на табличке написано "следователь Похил ИмярекИмярекович".

“Какой-какой следователь? - спрашиваю - следователь Похер? ПО - ХЕР? Ну ни хера себе! Музей, между прочим, не место для глупых розыгрышей! Придумайте следователю фамилию поприличнее - тогда я, может быть, Вам поверю". Как рукой сняло. Года три после этого не звонили.

* * *

...В то лето (1982 года) я большей частью жил в Новом Иерусалиме в "красном доме" (полуобщежитии при музее, бывшем монастырском странноприимном доме), время от времени срываясь на неделю-другую в экспедицию. Лаура с Либер уехала на каникулы то ли в Мексику, то ли в Париж; в её комнате в высотке я появлялся редко: не чувствовал там себя без нее уютно на нелегальном положении, да и далеко было ездить (от Университета до Нового Иерусалима - два часа туда, два обратно).

После того, как я в разговоре с истринским гебистом по телефону назвал следователя Похила "похером", сделав вид, что принимаю вызов за розыгрыш, мне больше от Похила не звонили.

Я ещё раз съездил в Недвиговку на День археолога (15 августа), дня на 4-5...

Вскоре после возвращения, где-то вокруг 20-го августа, к нам в экскурсионный отдел кто-то звонит по телефону. Я к трубке все ещё не подхожу, но начальница Тома мне говорит: "Это тебя, и это не от Похера, это какой-то мексиканец". Беру трубку - не мексиканец, а кубинский студент Мигель, бой-френд Лауриной подружки и мой приятель, живущий в высотке в одном коридоре с нами.

- Валодья, ты когда будешь дома, в общежитии?

- Да не знаю, наверно дней через 10, когда Лаура приедет. А что?

- А раньше никак? Нужно поговорить.

Так, - думаю - похер добрался до моих латинов. Так могут и Лауру в Союз не впустить.

- А в чем дело?

- Ну, я тебе из автомата от метро звоню...

("Точно похер...")

Говорю:

- У меня завтра выходной, я могу в Москву подъехать, давай встретимся где-нибудь.

Назавтра приезжаю в Москву и встречаюсь с Мигелем, где-то в каком-то скверике в центре. Гуляем, соблюдая конспирацию, Мигель рассказывает.

Вчера его вызвали в деканат по работе с иностранными студентами и аспирантами. Там его ждал какой-то неизвестный ему человек, который отвел его в ближайшую свободную аудиторию и целый час задавал вопросы, при этом проявлял завидную осведомленность о Мигеле, его успехах в учебе, научных планах, девушках и родственниках. Спрашивал в основном о Лауре, обо мне и Алехо-Кальво (кальво - лысый по-испански; это так Мигель Лёшку Собченко назвал, фамилию которого он не знал). Появляется ли в общаге Алексей ("Я фамилию не запомнил, но он сказал - "который хорошо говорит по-испански" - и я сразу понял что это Алехо", - уточнил Мигель), живет ли с Лаурой Владимир Прибыловский, где сейчас Лаура и где живет Алехо. Какие интересы связывают Алехо с Лаурой и Володей, какие у Лауры, Володи и Алехо взгляды, кто ещё бывает у них в гостях и так далее.

Мигель сказал, что Лаура на каникулах где-то заграницей, Володя не появляется - работает и живет где-то в Подмосковье, какой-то Алексей - если это тот, фамилию не знаю, но он да, замечательно говорит эспаньоль - не приходил, кажется, очень давно (что, кстати, было почти правдой - Лёшка у нас с апреля не появлялся, чтоб нас не светить), Лаура в Мексике, прогрессивных взглядов против капитализма, но, кажется, не член Компартии (он точно не знает), с Володьей он о политике никогда не говорил, с Алексеем тоже - только про Че Гевару (Алексей - фанат Че Гевары); Алехо учился, кажется, вместе с Володей (не знаю, на каком факультете, но не на физическом).

- Мне кажется, - сказал Мигель, - этого кагебешника всё ж таки интересовал больше всего Алехо-Кальво, а не ты или Лаура. Потому что про тебя и про Лауру он задавал какой-нибудь вопрос - я отвечал - и он больше об этом не спрашивал. А про Алехо все вопросы повторялись по два-три раза, всё время он требовал уточнений. Например, когда я сказал, что давно не видел Алехо, он стал спрашивать: а как давно? два месяца, три месяца? Я сказал, что полгода, а может быть, и год. Если они поймут, что я наврал, что они сделают? Сообщат в нашу эмбахаду или сами меня вышлют?

- Да не будет ничего. Если им кто-то стукнул из кубинцев или мексиканцев, что ты был у нас, когда к нам приходил Лёшка... ну вызовут тебя опять, спросят: что ж ты наврал? - скажешь, что забыл просто да и теперь не помнишь точно, не уверен. Ты ж не обязан всё помнить и следить за всеми...

- Ещё он меня спрашивал, знаешь ли ты - по моему мнению - где сейчас Алехо. Я сказал, что понятия не имею. Да и, конечно, он присказал, чтобы я ни в коем случае не говорил никому из вас троих и вообще никому про этот разговор.

На том мы с Мигелем и разбежались - он в университет, а я в Истру. Впоследствии мы с ним еще больше подружились и довольно тесно общались, поскольку я продолжал нелегально жить в высотке у Лауры. Даже одно из первых слов его вскоре родившейся дочки было "Балодья". Из-за нас его вроде в деканат больше не таскали.

...Мигель был человек подчеркнуто аполитичный (фанат своей физики плюс любитель девочек, как все латины), лояльный кастровскому режиму - даже, скорее всего, член партии. Даже приятель одного из внебрачных сыновей Фиделя, учившегося под чужой фамилией в Киеве и женившегося на хохлушке. (Мигель присутствовал на свадьбе.) Эта хохлушка, между прочим, только в день свадьбы узнала, кто её муж - потому что в загсе он расписывался под собственной фамилией (типо: "Фулано Фиделевич Кастро"), и у неё в буквальном смысле слова отнялся от шока язык. Несколько дней у Кастро-младшего была немая жена. Потом прошло.

...Собченко же в то лето скрывался от Конторы где-то на югах. Ещё примерно в июне, когда его стали прижимать на допросах, он устроил типа военного совета из меня и Нади Кеворковой: чего делать? Следователь (скорее всего, это был тот же Похил [Федор Герасимович], хотя там целая бригада работала, и сначала Собченкой, как не самым важным фигурантом, мог и кто-то другой заниматься).

Аргументация следователя была такая: ну они (уже севшие Кагарлицкий, Фадин, Кудюкин и др.) уже всё рассказали и про себя, и про Вас. Вы должны только подтвердить их показания сейчас и на суде. Зачем Вам из-за них садиться года на три? Да, мы Вам больше не дадим - не больше трех - но стоит ли? Хотя, может быть, и стоит - потому что в следующий раз Вы наиграетесь уже на 5 или 7. "И они правда всё знают!" - восклицал Лёшка. "Какой-то шрифт ищут. Но, кажется, поверили, что я про шрифт ничего не знаю. Но про всё остальное... почти все фамилии знают."

- Про меня тебя спрашивали? - спрашиваю я.

- Практически нет. Ну, может быть, в самом начале что-то: входил ли в антисоветскую организацию такой-то? - не знаю, вряд ли. А такой-то? - не знаю, точно нет. А такой-то?... Ну и так далее.

- А про Надю спрашивали?

- Не спрашивали.

- Ну видишь, значит, они не всё знают...

- Я тебя уважать перестану, если ты расколешься, - строго сказала Надин.

- Ну раз так, то не буду колоться. Может, мне смыться куда-нибудь на время? Говорят, что иногда полезно от них скрыться. ...на несколько месяцев, на лето... До суда хотя бы - может, им тех показаний, что у них есть, хватит? Без моих обойдутся? Хорошо б Черное море переплыть. Вплавь до Синопа - благословляешь, Наденька?

- Может, тебе уехать в какую археологическую экспедицию? - предложила археологиня (тогда все ещё) Надя.

- В вашу?

- Нет! - в один голос сказали мы. - В нашей тебя в первую очередь будут искать. У одного из наших питерцев (у Романкова, - В.П.) уже был обыск, правда, вроде, не по московским связям.

- Поеду в Крым, коровники строить. Заодно, может, денег заработаю.

Собченко так и сделал.

Попытка конторы найти его через меня была вялая - они даже не настояли, чтоб я явился к ним на допрос в Лефортово (как я уже описал). Потом я узнал от Лёшки, что, вообще-то, многих его знакомых таскали тем летом и спрашивали: "Куда пропал Собченко?" - “А он что - пропал?” (Ну не знаем, мол.)

Лёшка вернулся в Москву осенью, загорелый и бодрый. Некоторое время конспирировался с тщанием.

Тут умирает Брежнев и появляются слухи, что итальянская компартия договорилась с Андроповым, что "молодых социалистов" отпустят. Лёшка расслабился, снова повадился ходить в гости к Рою Александровичу Медведеву (он ему переводил какие-то статьи из журналов с разных языков). У подъезда Роя Медведева его и взяли. Проверили документы, побеседовали и... отпустили. Вдогонку посоветовали обходить подъезд Роя Медведева за километр - "а то посадим".

Прошла зима (зимой у меня были приключения в ИВТАНе и не только - это отдельная история, точнее, целых две; одну уже рассказывал для игруновского сайта; другую – потом).

В апреле 83-го года возбужденный Собченко приехал к нам с Лаурой в высотку и сказал, что только что видел Фадина.

- Как это видел? - тебя на очную ставку, что ли, возили?

- Нет, его освободили! И Кудюкина тоже.

- А остальных?

- Кагарлицкого, кажется, тоже, ещё кого-то, но не всех.

- А Ривкина?

- Кажется, нет.

...Когда стемнело, я пошел искать телефонную будку в уголочке поукромнее. У меня были телефоны корреспондентов Фигаро, Вашингтон пост и Нью-Йорк Таймс (но все они мне были лично незнакомы, к сожалению).

Я начал с американцев, но сначала не дозвонился ни до тех, ни до других. Звоню в Фигаро, пытаюсь говорить по-английски, но корреспондент, раздраженно, с несильным акцентом: "Говорите по-русски, я понимаю!"

- Знаете, - говорю, - сегодня освободили нескольких человек, год тому назад арестованных по делу так называемых "молодых социалистов" - Фадина, Кудюкина, Кагарлицкого. Кажется, всех освободили, кроме Ривкина.

- Ну и что?

- Вам это не интересно?

- Нет, не интересно.

Обескураженный, я опять звоню американцам - и на этот раз сразу дозвонился (не помню, до кого именно - до "Вашингтон пост" или "Нью-Йорк таймс"). Там корр тоже оказался русскоговорящим и сразу проявил заинтересованность и осведомлённость.

- Вы уверены? - спрашивает.

- Да.

- Сами Фадина видели?

- Нет, но с ним разговаривал человек, который точно не врёт.

- До суда освободили или совсем?

- Не знаю.

- А остальных будут отпускать? Сколько человек всего ещё не на свободе: Ривкин, еще кто?

- Не знаю...

Корр раздумчиво признался, что уже получил эту информацию, но не знал, верить, нет ли.

Мы разговаривали минут десять. Я, с одной стороны, понимал, что это совсем не тот случай, чтоб гебисты примчались меня арестовывать, даже если они слушают сейчас наш разговор. Но, всё равно, чувствовал себя как - Иннокентий кажется? - из "Круга первого", который звонил в американское посольство насчёт кражи секрета атомной бомбы. Поэтому, когда разговор окончился, я облегченно вздохнул и, соблюдая все правила ухода от слежки, поездил немножко по метро. Только после этого вернулся в высотку, где меня с тревожным нетерпением ждала Лаура.

Счас смешно, конечно.

* * *

Шрифт скрал из типографии (в Петрозаводске) Андрей Шилков, а Миша Ривкин его так спрятал, что до сих пор где неизвестно.

...Мише дали 7 и 5 отчасти за то, что не подписал раскаяние, а отчасти за то, что шрифт не сдал (а шрифт он не сдал, естественно, потому, что пришлось бы назвать, у кого спрятал. Так-то, может, и отдал бы, если б просто в лесу закопал – хрен с ними, с железками, но - "за други своя...")

* * *

...Последний раз я общался с истринской чекой уже при Горби. Году в 86-м.

Стоял веселый месяц май, скорее всего. Старший лейтенант, несколько моложе меня (возможно, тот самый, который звонил мне в 82-м), отловил меня в парке возле самолета (там макет самолета в парке стоит), когда я брёл в музей с обеда.

Возможно, это было плановое рутинное мероприятие, которое я им уже месяц успешно срывал. Они мне звонили в музей, а я сам трубку не брал, просил мою начальницу (это уже была не Тома; я в это время уже в другом отделе работал – Люся – она же Мила – Ходорковская, ныне живущая на Израильщине), чтоб Люся им чего-нить говорила вроде: "Прибыловский на экскурсии, я ему всё передам", "Прибыловский на обеде... он Вам ещё не позвонил разве? Ну, наверное, забыл, я ему напомню". Люся стервозным тоном говорить не умела - она им нежненьким голоском лапшу на уши вешала.

Короче, я уже думал, что они меня опять от имени военкомата вызовут и мне в третий раз присвоят звание старшего лейтенанта (я дважды старший лейтенант Советского Союза, - это отдельная история, потом как-нибудь опишу). Нет, на этот раз чекист решил меня сам отловить - благо Истра город крохотный.

Я потом, придя в музей, сел за печатную машинку и сразу по свежатине весь разговор записал - я так всегда делал после общения с кровавой гэбней. Но к сожалению, в 90-м году все мои записи сгорели.

Поэтому как он завязал разговор, я забыл уже. Помню, что я его не узнал сначала: у меня память на лица всегда была плохая, но он представился (Алексей, кажется, его звали, - полноватый такой слегка) и даже корочку показал. Он, возможно, курировал музей, потому что бывал раньше - однажды, например, нам лекцию прочитал о правилах безопасности - что можно разрешать экскурсантам-иностранцам, а что нельзя (Истра была закрытым городом - и в то же время на автобусах и с "переводчиками" - провожатыми от Конторы иностранцев в музей привозили). ...Вот я на самом деле не помню - в военкомате со мной тоже Алексей общался или другой какой гебил?.

В этот раз в парке – мы вокруг самолета прогуливались - Алексей как-то быстро перешел к вербовке: а вот, что Вы будете делать, если заметите, что посетители-иностранцы в музее будут наши законы нарушать? Или не обязательно иностранцы - сотрудники, например? ВОТ ВЫ НЕ СОГЛАСИЛИСЬ БЫ НАМ РАЗ В МЕСЯЦ РАССКАЗЫВАТЬ ОБ ЭТОМ? - Нет, - говорю, - не соглашусь. - Но ведь Вы, как советский человек, обязаны сообщать о преступлениях? Я отвечаю: ну если какой диверсант-иностранец положит бомбу на могилу патриарха Никона, то я, конечно, сразу Вам позвоню - или даже нет, мы, сотрудники музея, его просто скрутим и в милицию сдадим. Милиция ближе, чем райотдел КГБ.

Я громко говорю - а мимо люди ходят, но мне скрывать нечего - а чекист Алексей всё время вздрагивал от некоторых слов и просил меня "Вы, потише, потише..."

Ну бомба это понятно, говорит Алексей. А вот если кто-то на гробницу листовку положит или Солженицына... (Это у них был бзик такой - насчёт листовок в храме. Однажды уже другой чекист, московский, года полтора до этого, инструктировал меня перед экскурсией по собору, что я должен глядеть за этой группой студентов-мексиканцев в оба: потому что среди них есть, по оперативным данным, страшно сказать, троцкисты, и не дай Бог они оставят в укромном месте листовки. А троцкистской в мексиканской группе была как раз моя жена - так мы точно узнали, что Конторе это известно. То есть тот чекист ухитрился раскрыть оперативные данные тому самому человеку в музее, за женой которого они следили! В оправдание того гебила можно, правда, сказать, что по бумагам экскурсию должен был вести не я, но я специально поменялся, чтоб самому поводить друзей по музею. Но всё равно, вот так они и просрали Советский Союз).

...А насчёт Исаича - в те дни как раз полмузея читали по очереди "Архипелаг ГУЛАГ" - мой, естественно.

Вернусь к барану нашему Алексею.

Смеюсь и говорю ему, что листовки – это чушь, а Солженицына сам Евгений Евтушенко недавно призвал издать, наконец, в Советском Союзе. Вон уже объявлено, что "Доктор Живаго" скоро будет опубликован в "Новом мире". Как же так, говорит взволнованно Алексей, это ж антисоветские произведения! Антисоветская пропаганда и агитация! Ну, говорю, всё относительно, времена меняются: Зощенко, Анна Ахматова и Марина Цветаева раньше тоже считались антисоветскими, а сейчас Раиса Максимовна Горбачева говорит, что Цветаева – её любимый поэт. А Солженицыну при Хрущеве чуть Ленинскую премию не дали, а при Брежневе выслали за границу.

- А Вы сами читали Солженицына?

- Читал, конечно, отвечаю я.

Алексей весь напрягся, как охотничья собака перед прыжком.

- А где?

- В "Роман-газете", - Солженицын был там напечатан при Хрущеве - "Один день Ивана Денисовича". А Вы где подумали?

- А-а! - разочаровался Алексей. - А я думал, что этого, как его, "Доктора Живаго".

Ни фига ж себе, думаю, профессионализм: Доктора Живаго ему Солженицын написал! Ну, разъясняю ему покровительственно: Живаго, мол - это Борис Пастернак, тоже Нобелевский лауреат – как Сахаров и Солженицын, это уже не запрещенная книга – раз она в официальном плане журнала "Новый мир" стоит. Солженицын – это "Архипелаг ГУЛАГ", пока вроде запрещенный.

- А Вы "Архипелаг ГУЛАГ" тоже читали?

Ну да, скажу я тебе! Нет, говорю, не читал, но по вражьему голосу слышал.

- И как?

- Ну, я не во всем с Солженицыным согласен, да и не всю, наверное, книгу слышал. Но Солженицын – великий писатель. Надеюсь, что Евтушенко убедит Горбачева, что "Архипелаг ГУЛАГ" надо напечатать – в конце концов, можно поручить историкам написать примечания, как к Достоевскому, что вот это и это великий писатель недопонял, а вот здесь ошибается.

- А академик Сахаров – еврей? А он что написал?

Я говорю, что академик Сахаров – герой Советского Союза и создатель водородной бомбы, еврей или нет – не знаю, но вот когда вы его выпустите из ссылки в Горьком и вернете к полезному труду на благо общества, тогда это будет означать, что перестройка побеждает.

- Я, что ль, его сослал, - обиделся Алексей. - Это вообще не мы, не КГБ – это партийные органы. Ой, только не говорите никому, что я Вам это говорил... про партийные органы. А то у нас тоже всякие люди бывают... А с Сахаровым Брежнев, конечно, начудил: такие люди должны на оборону работать, а не в ссылке отсиживаться... Этого я Вам тоже не говорил.

Кончился наш разговор, кажется, тем, что любознательный чекист-державник Алексей спросил меня, кто же это такой смелый ... как его... Евтушенко, который считает, что нужно опубликовать Солженицына, и не боится, что его, как академика Сахарова – в Горький. ...Слава Богу, кто такой Достоевский, Алексей всё-таки знал.

...А про Евтушенку я ему сказал так: "Хотят ли русские войны" - песню знаете? Конечно. Ну так это Евтушенки слова.

Потом я на этого Алексея – если он Алексей конечно – ещё пару раз натыкался то в парке, то в кафе-ресторане. Здоровались, но не разговаривали.

Вот интересно, какой он сейчас чин занимает, при путене?

См. также часть ДВАЖДЫ СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ СОВЕТСКОЙ АРМИИ


Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!

 

Редактор - Е.С.Шварц Администратор - Г.В.Игрунов. Сайт работает в профессиональной программе Web Works. Подробнее...
Все права принадлежат авторам материалов, если не указан другой правообладатель.