Сейчас на сайте

"Круглый стол", 27 октября 2002г.

Новые экономические структуры и мировая политика

Краткий отчет о "круглом столе" см. здесь

Ричард Гриффитс

Мы обсуждали угрозы международной безопасности. Были затронуты и экономические аспекты. Сейчас мы будем обсуждать исключительно экономические аспекты.

Я несколько изменю правила работы. Я попрошу Виктора Сергеева представить проблему, после этого дам слово 5-6 желающим выступить в дискуссии, потом Виктор ответит на замечания. Регламент выступления - пять минут.

Виктор, пожалуйста, Вам слово.

Сергеев В.М.

Когда мы планировали эту конференцию, мы сознательно избежали термина «глобализация» в названиях круглых столов, просто по той причине, что сам этот термин немедленно вызывает определенные образы и навязывает некоторые черты дискуссии.

Мне хотелось бы несколько по-другому посмотреть на тот процесс, который обычно называют глобализацией. Прежде всего, вот по каким соображениям.

Я начну с некоего достаточно простого утверждения, которое было хорошо еще известно Адаму Смиту, а именно с утверждения о том, что существует тесная взаимосвязь между уровнем социальной сложности общества и размерами минимально необходимого рынка, то есть минимального самодостаточного рынка. Совершенно ясно, что если общество устроено очень сложно, то количество разнообразных продуктов, обменов, которые происходят в этом обществе тоже достаточно велико. И соответственно размеры экономики также должны увеличиваться. Мне представляется, что такой акцент на глобализации, как явлении недавнего времени, нескольких последних десятилетий, может быть, до некоторой степени искажает реальную перспективу. Такое расширение экономики началось уже давно. Достаточно вспомнить замечательный анализ Броделя миров экономик в Европе. Также мы можем вспомнить значительное расширение рынков, связанных с колониальной экспансией европейских держав в 17 веке, и потом еще одно расширение, связанное с новым витком колониальной экспансии в 19 веке.

Значит, процесс расширения рынка не представляется чем-то таким совершенно специфическим для нашего времени. Это достаточно давняя история, и, что очень важно, что это расширение рынка неразрывно связано с серьезными политическими изменениями в странах, которые захвачены этим расширением, в международной системе в целом.

Мне представляется, что первоначальный импульс, который дает основу для такого расширения находится в обществе. То есть общественно-социальные структуры усложняются не потому, что этого требует экономика, а в основном потому что происходит накопление знаний, происходят изменения в понимании людьми окружающего их мира, идет развитие технологий, появление новых возможностей, в связи с этим усложняется социальная дифференциация, что, в конечном счете, и приводит к такому расширению рынка.

Но когда это расширение рынка начинает затрагивать страны, в которых сложность социальной структуры меньше, чем в тех странах, где сложные социальные структуры послужили импульсом к расширению рынка, то начинают происходит специфические процессы. Что это за специфические процессы? Возникают очень серьезные вызовы социальному и государственному устройству тех стран, которые оказываются захваченными этим расширением.

И дальше, как я уже говорил вчера в своем выступлении, возникает вопрос, а в состоянии ли те государства, которые оказываются этим расширением охвачены, вообще адекватно ответить на этот вызов? Хватит ли у этих государств вообще адаптивной способности для того, чтобы этим вызовам или противостоять, или для того, чтобы эти вызовы как-то учесть и трансформироваться.

Мы видим по существу, что это расширение приводит к ситуации, когда межгосударственные конфликты внутри ядра этого расширения становятся все более редкими, а вот по периферии виден постоянный рост социальной напряженности и постоянное увеличение межгосударственных конфликтов.

Что еще происходит? В ряде случаев мы совершенно отчетливо видим, что государства не выдерживают этого давления. В том случае, когда традиционные формы государства не выдерживают этого давления, возникают странные и опасные феномены. Возникает то, что я бы назвал «черными дырами». Типичным примером такой черной дыры является Сомали. Сейчас количество таких «черных дыр» возрастает. И это, по-видимому, связано с тем, что традиционные формы государства оказываются непригодными для того, чтобы выдержать то давление и новации, которые связаны с глобальным расширением рынка.

Какие здесь возможны комментарии? Довольно интересной проблемой для исследования является вопрос, почему некоторые государственные устройства, некоторые государства, некоторые общества выдерживают, тем не менее, это давление и оказываются способными включиться, на основе своей собственной культуры, на основе своих собственных цивилизованных особенностей в этот процесс, а другие нет.

Также довольно интересно, почему в процессе расширения рынка, и связанной с этим интенсификации колониальных процессов в конце XIX века, некоторые страны Азии и Африки оказались не в состоянии противостоять этому давлению, государства там разрушились и были заменены колониальной администрацией, а некоторые государства, тем не менее, сумели противостоять этому?

Очень интересный вопрос в свое время, связанный с этим, поднимал Линдон Джонсон, сравнивая ситуацию в Китае и Японии в конце XIX века. На мой взгляд, тут по-прежнему много открытых вопросов. И сейчас антиглобалистское движение является традиционным по своему содержанию. По существу, это движение, которое защищает традиционные ценности, традиционные социальные структуры от внешнего давления.

Но тут возникает следующий вопрос. Ведь давление испытывают не только страны периферии. То же самое давление испытывают и страны ядра, которые также вынуждены постоянно трансформировать свою социальную структуру, адаптировать государственные структуры к новым ситуациям.

С моей точки зрения модернизация, модерн, как мы его понимаем, это, прежде всего, переход к новому типу государства, которое обладает специальными метаинститутами для осуществления постоянной адаптации к новым условиям. По существу, в этом и заключается отличие модерна от домодерна. С этой точки зрения, мне представляется, что разговоры о существовании постмодерна и т.д. не совсем обоснованы, потому что то, что мы видим и понимаем как постмодерн, это, в основном, такие случаи, когда традиционные формы государственности не выдерживают давления даже в странах ядра.

Вот собственно тезис, который я хотел бы предложить вашему обсуждению. И мне представляется, что многие явления в международных отношениях в настоящий момент можно достаточно полезно обсуждать с этой точки зрения.

Спасибо.

Ричард Гриффитс

Благодарю вас. Я буду придерживаться демократической процедуры и указывать пальцем на того, кому я предоставляю слово.

Пожалуйста.

Малинкович В.Д.

Я хотел бы предложить вниманию коллег идею Ульриха Бека, который предлагает разделить понятия «глобализация» и «глобализма», при этом понимая под глобализмом именно расширение рынка при доминанте наднациональных монополий, а под глобализацией все то, что способствует универсализации и адекватному действию всех институтов, как политических, так и экономических и гуманитарных и т.д.

И мне кажется, что специфика нашего времени заключается, прежде всего, в том, что идет слишком быстрый процесс глобализма, за которым не поспевает процесс глобализации. В целом ряде периферийных стран появление совершенно новых технологий, расширяющийся рынок не сопровождается и не может сопровождаться без поддержки из стран ядра и изменениями, способствующими глобализации. И протесты антиглобалистов, по сути, направлены именно против ускоренной ситуации. Причем в ряды движения антиглобалистов входят как традиционалисты, поддерживающие идеи национальных традиционных государств, включая крайне правых, так и люди с интернациональными гуманистическими идеалами, которые в принципе эти антиглобалисткие движения и возглавляют.

И приведение в соответствие, попытка усиленной работы по приведению всех институтов – культурных, политических и прочих – в соответствие с процессами расширения экономического рынка, по моему, сегодня является проблемой номер один. Причем, очевидно, что в наднациональном государстве, и это отмечал уже Карл Маркс в своем «Коммунистическом Манифесте», экономика стремится перерасти национальные границы. Государство же будет тормозить развитие экономики, и мы будем иметь проблему с суверенитетом государства, о чем мы много говорили. Надо попытаться создать формы прозрачного суверенитета. Это необходимо и крайне актуально, потому что в противном случае государства «золотого миллиарда» будут использовать силу и неправовые методы решения проблем для того, чтобы обеспечить расширение рынка там, где это не удается без политического вмешательства. Мы это видим сплошь и рядом.

Вот собственно то, что я хотел сказать. Необходимо разделить эти два понятия и способствовать тому, чтобы процесс глобализации, то есть усовершенствования правовых институтов, особенно на международном уровне, не отставал от процесса расширения рынка.

Хэйвард Олкер

Я хочу поздравить Виктора с очень коротким, но, тем не менее, интересным выступлением, которое стимулирует мыслительный процесс. Он говорил о диалектике и предыстории расширения рынка.

Хотелось бы сделать следующее замечание. Оно связано с его пониманием современности. Мне представляется, что его трактовка совпадает с идеями Гидденса и других. Современность – это способность непрерывно и рационально учиться, переопределять себя с тем, чтобы выжить и процветать в меняющемся мире. Мысль о политической рациональности является очень глубокой, и я ее также использую в своих докладах. Имеются, однако, конфликтующие взгляды на модернизм и рациональность. Поэтому здесь остаются нерешенные проблемы. Я цитировал ученых Франкфуртской школы, которые говорили, что в жизни мира в ходе процессов глобализации имела место колонизация. Можно также вспомнить Стивена Толмена, который говорил, что рационализация в терминах математической определенности является основой для рационального понимания самого себя, а это тесно связно с понятием разумности. Развитие цивилизации на ранних этапах вступало в конфликт с понятием разумности. Поэтому современность – это еще не оправдавшиеся надежды, это залог будущего, который пока еще не выполнен, и поэтому приводит к внутренней напряженности.

Происходит ли преобразование только на периферии, если в ядре поддерживается адаптивный процесс совершенствования понимания? Я полагаю, что и в ядре происходят трансформации. Например, Европейский союз трансформирует себя в постсуверенитетное образование. Именно потому, что Европа конкурирует с США, которые стремятся к беспрецедентной гегемонии и действительно превращаются в мирового полицейского. Мне не нравится такой унилатерализм, как и всем присутствующим здесь. Россия также пытается найти новое определение собственной роли в посткоммунистическом мире. Она находится как бы в серой зоне, где-то посередине между ядром и периферией.

Кристиан Квиспел
Лейденский университет.

Выступление профессора Сергеева было весьма интересным. Мне представляется, что он пытается связать проблемы расширения рыночной экономики с другими проблемами, которые мы обсуждаем здесь. Конечно, это связано с социальными институтами, политическими институтами, охраной окружающей среды и т.д. Однако я считаю, что нужно обсуждать и другую важную проблему, а именно, что сегодня в условиях рыночной экономики живет небольшая часть населения мира. Конечно, у нас нет точных цифр, чтобы рассчитать это в процентном отношении. Но значительная часть населения Африки, Латинской Америки, и даже, может быть, России во многих смыслах находится за пределами рыночной экономики. Они иногда зарабатывают какие-то деньги, но все равно живут на грани нищеты. Есть две проблемы. Вместе они становятся дилеммой. Потому что, если все войдут в рыночную экономику, то к чему это приведет? Кроме того, имеются проблемы в области здравоохранения, образования, снабжения продовольствием. Все эти недостатки связаны с тем, что эти страны находятся за пределами рыночной экономики и должны создавать соответствующие институты в ближайшем будущем.

Питер Вагнер

Я также благодарю докладчика за очень интересное выступление. И хотел бы задать два вопроса. Первый. Вы назвали ядро и периферию. Какой смысл вы вкладываете в эти понятия? И какой смысл Вы вкладываете в словосочетание «сопротивляться давлению»? Вы говорили о растущей сложности социальных структур. Также Вы используете традиционные термины: мировая история, передвижение в центрах тяжести и т.д. Можно ведь согласиться с тем, что центр событий сейчас находится в США, но можно говорить также о динамике развития, которая захватывает и другие части земного шара. Поэтому в каждой стране имеются элементы как ядра, так и периферии. Это будет означать, что процесс, который вы описали, процесс растущего усложнения социальных структур, это процесс, связанный именно с современностью.

Я вижу в модернизме другую проблему. Это проблема автономии индивидуума и коллектива. В XX веке был продолжительный период, когда исследователи говорили, что процесс рационализации уничтожает индивида, индивид превращается в винтик. Но в новой растущей экономике мы наблюдаем также процесс растущей автономии индивидуума. Имеется также и другой аспект этой проблемы – коллективная автономия, коллективное самоопределение, связанное с политическими соображениями.

Второй вопрос - смысл слов «выдерживать давление». Вы привели пример Сомали. Вы сказали, что, не выдержав давления, некоторые государства испытывают коллапс, просто распадаются. Помимо коллапса они могут реагировать иначе, они могут вырабатывать элитарную политику: авторитарную или репрессивную. То есть государство выдержит, но за счет высокой степени авторитаризма. Третья возможность – также элитарная политика, но на более дискурсивных, идеологических основаниях. И в этом случае люди начинают говорить о глобализации и о необходимости приспособиться к процессам глобализации, как к внешней силе. Обычной реакцией на это является проведение политики затягивания поясов и т.д. Но мы-то имеем форму государства, которая является интерактивной, как говорили ораторы вчера. То есть, государство реагирует на вызовы, намечает коллективные приоритеты. Самая амбициозная концепция «выдерживания давления» означает, что внутри такой формы государства имеется амбиция принять участие в определении или переопределении современности, или динамики усложнения социальных структур, как Вы это называете.

Хотелось бы подробнее остановиться на вопросе коллективной автономии. Имеется подход Европейского Союза, который заключается в изменении формы государственного правления. Это не обязательно расширение, слияние, конфедерация. И второй подход заключается в участии в формировании глобальной международной политики. Мы согласны с тем, что политика всегда основана на экономической логике. Они всегда взаимно влияют друг на друга. Целью политики не является препятствовать растущей сложности социума, хотя иногда политику определяют именно таким образом.

Ричард Гриффитс

Теперь я предлагаю докладчику ответить на первую серию замечаний.

Сергеев В. М.

Что означает вот эта способность выдержать давление? Для начала я приведу следующий пример. В России мы были свидетелями очень резкого перехода к новой экономической структуре. Что при этом произошло? В течение короткого времени были введены новые правила социального поведения. Но они были связаны прежде всего с внедрением правил рыночной экономики. Однако я хотел бы подчеркнуть, что на самом деле ситуация здесь несколько хуже, потому что институты рыночной экономики еще не заработали как следует в нашей стране. Скорее было желание их ввести, и при этом были поломаны старые правила. Возникла ситуация, когда новые правила не были институционально оформлены, а старые были уже поломаны, и было непонятно, каким образом элементарная экономическая деятельность в этой новой ситуации может быть защищена от всякого рода неприятностей? Самый простой вопрос – кто гарантирует контракты? Не было создано никакой системы гарантии контрактов. Поэтому возникавшие криминальные сообщества, я бы даже не стал называть их криминальными, являли собой альтернативу государству и занимались совершенно конкретной деятельностью - гарантировали выполнение контракта. Если контракт не был выполнен, то соответствующему экономическому агентству или его представителю могло стать очень плохо. Это, безусловно, форма давления на государство, потому что в серой зоне появляется альтернативное государство. И сразу возникает вопрос – а в состоянии ли прежде существовавшее государство выдержать эту конкуренцию или нет? Мы видим, что на территории бывшего СССР в целом ряде государств новое государство, наследник старого государства, этого не выдержали. В качестве примера можно привести Грузию. Вот что, с моей точки зрения, есть способность «выдержать давление».

Теперь о втором аспекте, о котором говорил Питер. О втором аспекте модерна, то есть автономии. Здесь, как мне представляется, мы должны очень внимательно относиться к тому, автономии кого мы имеем в виду. Можем ли мы всегда сказать, что биологический субъект, социальный субъект и политический субъект совпадают по своей природе. Я могу привести достаточно много примеров такого общества, в котором эти субъекты явно разделены. Например, в китайской культуре существует значительное разделение между социальным и биологическим субъектами. Все-таки социальным субъектом в значительной мере является семья, а не отдельный человек. При этом есть еще и субъект рациональности, то есть субъект познающий. Но вот субъект познающий совпадает с биологическим, а социальный субъект нет.

Итак, проблема автономии, с моей точки зрения, очень жестко связана с тем, автономию какого субъекта мы имеем в виду. И я допускаю, что могут существовать формы модерна, в которых социальный субъект и биологический субъект не совпадают. И мне кажется, что такой пример имел место в Японии.

Однако это большая проблема, и разбираться здесь надо достаточно долго.

Теперь относительно глобализации и глобализма. Вы знаете, мне бы не хотелось вступать в дискуссию по поводу терминологии, связанной с глобализацией, потому что существует достаточно много различных пониманий глобализации. Я вполне склонен принять такое разделение, но я думаю, что многие с ним не согласятся.

Из такого понимания глобализации следовало бы однозначно позитивное приятие всей той социальной структуры, которая возникает в процессе глобализации. Я бы отнесся к этому очень осторожно, по той причине, о которой я только что говорил. Если происходит разрушение социального субъекта традиционной культуры, с чем, в основном, связано неприятие глобализации, то тут возможны большие неприятности: образующиеся черные дыры. Сомали не самый характерный примеры. Гораздо опаснее, когда такое разрушение происходит не в периферийной стране, а в стране, достигшей достаточно высоких социальных и экономических показателей. И способность адаптироваться, на мой взгляд, связана с этой социальной сложностью. Если существует достаточно сложная внутренняя структура объекта глобализации, то мне представляется, что, возможно, и не следует ее сильно ломать. Не нужно пытаться внедрять чуждые ценности. Думаю, что Япония в данном случае является очень хорошим примером модернизации, когда внутри небольших социальных коллективов традиционные отношения сохранились. А новая институциональная структура была надстроена на этих коллективах.

Спасибо.

Ричард Гриффитс

Хотелось бы кратко резюмировать первый раунд обсуждения. Возможно, нам следует поговорить на тему разделении ядра и периферии. Каковы адаптивные процессы на периферии и в ядре государств? Кроме того, утром у нас была дискуссия о международных структурах в экономике, был приведен достаточно впечатляющий перечень положительных факторов на международной арене. И я не думаю, что мы не должны быть привязаны только к предыдущему выступлению.

Может быть, Вы нам изложите каковы ваши мысли, господин Кузьмин.

Пожалуйста, Вам слово.

Кузьмин А. С.

Я начал бы вот с чего. Мне кажется, что действительно ключевым здесь является вопрос о когнитивной сложности общества, то есть того социального и политического субъекта, с которым мы имеем дело. Во-первых, их этого сразу следует, что в этом случае мы пытаемся навязать институциональными решениями субъектный статус не вполне субъектному с когнитивной точки зрения образованию. Был приведен хороший пример с Японией. Очень наглядным примером, который я довольно хорошо знаю, является Дагестан. Там практически не разрушено довольно плотное родовое общество. Каждый род может участвовать в рыночных отношениях. Персональное участие в рыночных отношениях представляется абсолютно противоестественным. С этой точки зрения введение частной собственности на землю в Дагестане разрушительно сразу и до конца. И что получается. Мы получаем специфическую форму рынков. И то, что я скажу, будет скорее комментарием к тому, что говорил коллега Квиспел. Потому что в этом случае мы создаем рыночные химероиды. То есть вместо того, чтобы получить рынки, пытаясь их проимплантировать, мы получаем некую рыночную химеру, абсолютно нерыночный, в некотором смысле, институт. При этом он систематически имитирует рыночное поведение, для того, чтобы соответствовать той рациональной структуре, которая ему нравится.

Или же мы рассматриваем другой вариант, который кажется мне более перспективным при чуть другой тактике. Возьмем или античность, или, если хотите, позднее средневековье, когда мы имеем некоторое количество вполне рыночных экономик с окружающими их перифериями.

Мне трудно сказать, насколько Херонея была ядром. Она была периферией. Но по отношению ко всему своему окружению она, безусловно, была ядром, когда был рынок. А дальше простиралась ее большая и достаточно простая хора.

Точно также была устроена Европа в Средневековье. Существовал Ганзейский союз с Флоренцией, Венецией, Генуей в качестве рыночных узлов. Подтверждается идея того, что глобализация на самом деле означает скорее возникновение «гейтвейз» (gateway – вход, подход), которую наш председатель блистательно аргументировал в своей книге. И по этой концепции периферия по отношению к «гейтвейз» располагается, в некотором смысле, по полю и снабжается некоторыми способами самозащиты по отношению к «гейтвейз». Потому что «гейтвейз», с одной стороны, являются локомотивом экономики, с другой стороны, с социальной точки зрения они высасывают все ресурсы из окружающей хоры в свою пользу. И не возникает никаких серьезных сомнений в том, что соотношения здесь быть не может и не должно. Возникает вопрос, каков может быть миропорядок в мире, устроенном таким образом? Какую роль играет национальное государство, кроме роли защиты периферии от чрезмерного перераспределения когнитивного, в первую очередь, и интеллектуального ресурса в пользу этих самых «ворот» в глобальный мир? Надо заметить, что ровно эту роль сыграли национальные государства в XVIII веке, когда по сути дела они ограничили высасывание экономической активности из регионов в города и перераспределили экономическую активность по пространству. Абсолютизм был устроен ровно вокруг этого. Получается, что мы опять с точки зрения теперь уже глобального миропорядка должны решить схожую по сути дела задачу. При том, что мы имеем гораздо более разнообразный дизайн. Ведь даже строго традиционное общество, в значительной мере сохранившее традиции, как Сомали или Дагестан, находится на более высоком организационном уровне, которого все-таки позднее средневековье, даже на уровне села, не достигало.

Вот это те замечания, которые я хотел бы сделать.

Ричард Гриффитс

Спасибо. Следующий.

Аксель Хадениус

Я хотел бы сказать несколько слов по поводу периферии и международных режимов. Начнем с периферии и появления т. н. безгосударственных обществ, «черных дыр». С существованием таких государств связано появление некой структуры, некой закономерности, которая проявляется в различных частях мира. Это характерно и для Африки, Сомали, стран Конго, Либерии, Берега Слоновой Кости. Эти же явления можно наблюдать на Кавказе. Афганистан может разделиться на части, управляемые военными командирами. И я не думаю, что здесь речь идет о внешнем давлении. Эти процессы вызваны и внутренней динамикой развития. Поскольку фоном очень часто является борьба внутри каких-то социальных групп, то с усилением коррупции растет и слабость государства. И финальные государства схожи с теми, которые были в Европе в Средние Века. В этих государствах, их можно назвать полугосударствами, имеются связи между местными лидерами или местным капиталом и международным. Местный капитал контролирует природные ресурсы, нефть и проч. А следствием является местная анархия. Н это уже своего рода международная анархия, потому что эти процессы приводят к созданию международной преступности.

Что нам делать с этим? Можно поприжать местных командиров посредством международного вмешательства. Но на примере Сомали мы знаем, что такие усилия ни к чему не приводят. Такая же ситуация в Африке и Конго. Осложняет проблему и то, что для местных лидеров и компаний в этой игре ставки слишком высоки. Как правило, они хорошо вооружены, и ради достижения собственных целей готовы к принятию большого числа жертв. Существует не так много международных институтов и организаций, которые могли бы этим заниматься. У нас не так много ресурсов, чтобы осуществлять такие операции. Посему эти тенденции будут продолжать развиваться. И нерешенным до сих пор проблемой остается вопрос - какие международные институты вообще могли бы этим заниматься?

Ричард Гриффитс

Пожалуйста, следующий.

Малинкович В.Д.

Я хотел бы сказать профессору Сергееву, что когда я говорил о глобализации, то не ставил положительную отметку этому явлению, даже если оно отличается от глобализма.

Я как раз думаю, что профессор Аксельрод мог бы выделить не две, а три прогностические группы. Третья группа могла бы быть группой с неопределенными прогностическими возможностями. Именно туда я бы и внес глобализацию.

И я не хотел бы говорить, что глобализация это обязательно слом старых институтов различного рода. Это адаптация, которая, на мой взгляд, крайне необходима. Она желательна с минимальным сломом существующего уклада. Я просто приведу пример моей страны, Украины, которая получила независимость, сохранив в основе своей советскую политическую систему, и не провела политическую реформу, вступив в рыночные отношения и в отношения с ядром, я имею в виду МВФ и Мировой Банк. В результате именно из-за того, что у нас не было адаптированных политических механизмов к работе в этих условиях, у нас получилось то, что получилось. Мы оказались на грани как экономического, так и политического кризиса. Сейчас наметились пути политической адаптации, но это несколько запоздалый путь. Поэтому я повторяю, что речь идет об адаптации всех механизмов к расширяющимся рынкам.

И еще об одном я хотел бы сказать. Возможно, одним из элементов адаптации в общемировом пространстве было бы создание так называемого «среднего пространства». Иммануил Валерстайн говорит не о двух пространствах, ядре и периферии, а о трех пространствах. После распада советской системы остался целый ряд государств, которые не будут пущены в пространство «золотого миллиарда». И не только они, там еще и Китай. Украина – это та страна, где пройдет граница с Европейским союзом. И любой трезвомыслящий человек прекрасно понимает, что ни в Евроатлантический союз, ни тем более в Евросоюз нас никто не возьмет. Мы слишком большое бедное государство. Вместе с тем, мы должны проводить не только самостоятельную политику, но и политику в подобных политических системах в подобных экономических системах. Мне кажется, что надо пытаться создавать некое среднее, непериферийное пространство и при этом адаптировать свою систему к условиям глобализма. Хотим мы этого или нет, но он идет, и с этим ничего не поделаешь. И адаптация может быть максимально мягкой, но, тем не менее, быстрой.

Все, спасибо.

Косов Ю. М.

Я хотел бы присоединиться к общему мнению, что доклад профессора Сергеева посвящен очень интересной проблеме. В нем рассмотрены два важнейших процесса современного мирового развития: эволюция мировой экономической системы и развитие мировой политической системы. Экономика и политика, особенно в таком масштабе, взаимосвязаны, и их невозможно рассматривать друг без друга.

И главное, что эти две огромные сферы жизнедеятельности человека влияют друг на друга самым серьезным образом. Глобализация, которую можно по разному оценивать, прежде всего, разворачивается в экономической области. И она оказала огромное влияние на мировую политику, что появляется и в размывании национальных границ и стен между государствами, которые, казалось, будут стоять вечно, и в сближении государств с совершенно разными политическими системами на почве экономического сотрудничества. С другой стороны, в новых экономических структурах сейчас, в структурах трансграничных, приближающихся к глобальному масштабу, сосредотачиваются колоссальные финансовые, материальные и иные ресурсы. И такие структуры даже не в силу своих амбиций, а в силу решения своих профессиональных, экономических задач начинают претендовать на перераспределение власти. И коллеги совершенно правильно говорили, что процессу глобализации национальное государство будет мешать, будет его сдерживать. Но большое значение имеет вопрос, как эта проблема будет решаться, каким образом возможно перераспределение власти между государственными и политическими институтами и новыми экономическими структурами. Будет ли это распределение? Если оно будет набирать скорость, то в какой форме оно будет проходить?

Мне кажется, что оно уже идет, потому что традиционные государственные политические институты не приспособлены для такого передела. С другой стороны, у некоторых транснациональных корпораций, транснациональных экономических структур уже сейчас годовой оборот больше, чем годовой бюджет некоторых государств. Каковы могут быть механизмы смещения центра власти к новым глобальным или транснациональным экономическим структурам? В свое время нобелевский лауреат по экономике Янкен Бирген предлагал создать Всемирный банк, Всемирное агентство по природным ресурсам, Всемирное агентство по экологии, Всемирное бюро по инновациям и т.д. Но тогда эти проекты не получили своей поддержки, они просто оказались благими пожеланиями.

Возможно ли в рамках ООН или другой организации образование таких институтов? Могут возникнуть механизмы, о которых говорил профессор Сергеев, механизмы серых зон, каких-то нетрадиционных и даже лежащих за рамками традиционного законодательства организаций. Виктор Михайлович говорил о возникновении структур, параллельных государству. Я вспомнил, как в начале 90-ых годов на одной из пресс-конференций был начальник МВД Петербурга. Он говорил, что когда бизнесмены не могут решить какую-то задачу, финансовую проблему, или эта проблема принимает острый характер, то приходится обращаться к судье Калашникову. Такой вот жаргонный термин. А для мирового сообщества очень важно, мне кажется, найти цивилизованный способ изменения властных структур в мире.

Ричард Гриффитс

Кто еще хотел бы выступить? Сейчас мы рассматриваем различные формы государства: жизнеспособные или нежизнеспособные.

Виктор, возможно, Вы могли бы нам что-нибудь предложить?

Сергеев В.М.

Я уже говорил здесь о том, как процессы модернизации и включения в мировой рынок порождают структуры альтернативного государства.

Я хотел бы обратить ваше внимание на такую вещь. Понимаете, параллельно этим процессам происходит серьезное расслоение внутри государств. Это говорит о том, что вовлечение в мировой рынок идет неравномерно. Особенно это касается государств, которые контролируют значительную территорию.

Посмотрим на то, что происходит сейчас в России. Если вы выйдите на улицы Москвы, то обнаружите, что находитесь в типичной европейской, может быть восточноевропейской, столице. Никакого серьезного различия между Москвой и Европой, Санкт-Петербургом и Европой обнаружить сейчас не удается. Но достаточно отъехать на 300-400 км и там эти отличия будут очень существенными.

То же самое, по-видимому, имеет место в Китае. Одно дело находиться в Шанхае, где идет колоссальный экономический рост, все строится, обновляется и т.д. И совсем другое дело, если вы находитесь где-нибудь в периферийном районе. Такие различия внутри государства имеют место. Это еще одна причина для того, чтобы испытывать на прочность государственные структуры, потому что тут начинают работать простые вещи.

Возникает вопрос, почему включенные в эту глобальную систему регионы должны платить за глобализацию более отсталых? Каким образом должны перераспределяться налоги? Ясно, что глобализованные регионы, как правило, будут стремиться к созданию свободных экономических зон, уменьшению налогового бремени и т.д. В тоже время неглобализованные регионы будут настаивать на увеличении налогов с тем, чтобы перераспределить ресурсы, которые получаются за счет глобализации. Это еще один вызов существующим государствам. Это вызов демократии, потому что простой федерализацией этот вопрос не решить. Тут, по-видимому, нужны гораздо более серьезные ответы на эти вызовы.

Ильин М. В.
МГИМО.

Очень хорошо, что я выступаю после того, как Виктор Сергеев сказал о вызовах демократизации. Второй день мы обсуждаем перспективы будущего развития мира, но никак не можем всерьез проанализировать эту тему. Вчера очень много говорили о том, что государства это не единственные субъекты, участвующие в нынешнем политическом процессе, не говоря уже о том, что они не единственные и не главные субъекты, участвующие в экономическом процессе.

С другой стороны, мы говорим о том, что хорошо бы мир был демократичен. И если мы посмотрим ретроспективно, то увидим, что понадобилась масса усилий для того, чтобы поставить государство под демократический контроль. Во многих местах это не удается до сих пор. Отчасти мы испытываем большую надежду, что помочь в этом деле могут негосударственные организации. Но ведь негосударственные организации могут иметь и колоссальный антидемократический потенциал. Государство так или иначе осуществляет контроль, через систему выборов, через различные институты. А вот как контролировать транснациональные корпорации. Или, что значительно сложнее, негосударственные организации?

Все считают, что НГО являются проводниками демократизации. А что происходит внутри НГО вообще далеко не всегда понятно, они не всегда прозрачны, не имеют определенного статуса, они могут оказаться весьма влиятельными, и весьма безответственными и т.д.

У меня нет ответа. Я не то, чтобы очень восхищался государственностью как таковой, но мне кажется, что есть потенциальные опасности, которые не упоминались сегодня. Это то, что социальное развитие современного мира может потрясти до основания сложившиеся структуры, не создав взамен новых. Мы их не создаем, потому что даже и не думаем на эту тему. Спасибо.

Ричард Гриффитс

Я думаю, что мы уже дошли до того момента, когда наносим удары по транснациональным институтам, а не просто говорим о них.

Аскар Нурманов

Вопрос, который мы обсуждаем, очень широк. В своем докладе выступающий задал весьма высокую планку.

Но мне кажется, что на эту проблему можно взглянуть по-другому.

Дело в том, что в связи с процессом глобализации, который предлагалось разделить на глобализм, глобализацию, мы имеем большие антиглобалистские настроения. И с одной стороны мы понимаем, что это необходимо, это следующий шаг в эволюции. Но в тоже время у нас нет четкого внутреннего восприятия этого процесса глобализации. И имеет место некое внутреннее предчувствие, что глобализация нанесет скорее вред, чем принесет пользу. Давайте посмотрим на развитие ситуации. Здесь уже говорилось, что 5 % государств, в которых действуют демократические институты, активно выступают за глобализацию, а 95 % остальных, в зависимости от иерархии и экономического развития, будут менее демократичными, менее глобализованными. И конечно, те государства, которые находятся внизу этой пирамиды, не будут стремиться ни к глобализации, ни к демократизации, и, по всей вероятности пострадают. В результате это приведет к унификации культуры, к обезличиванию культуры, к потере механизма самоидентификации.

Мне кажется, что на процесс глобализации надо смотреть иначе. Я просто хотел предложить вам несколько соображений, которые, я думаю, будут полезны для нашего внутреннего восприятия процессов глобализации.

В разработках, предпринятых нашим Центром, мы посмотрели, что культура, если говорить о ключевых понятиях, это то, что отличает современного человека от первобытного по образу его мыслей, по его внутренней поведенческой мотивации. То есть культура – это внутренний мир человека. А цивилизация, в таком случае, это то, что отличает современного человека от первобытного по образу жизни. Это и применение микроволновых печей, компьютеров, технологий в сфере коммуникаций. Тогда, если разделить эти два понятия таким образом, то культуру мы будем рассматривать как внутреннюю структуру, внутренний стержень человека, а цивилизацию как внешний фактор, влияющий как на отдельно взятого человека, так и на общество в целом. Тогда, с точки зрения технического процесса при решении цивилизационных проблем человечество стремится к унификации, стандартизации. Было бы нелепо, если бы в Германии был один стандарт телефонов, в России второй стандарт, а в Казахстане третий. Понимаете? Мир будет с точки зрения цивилизации стремиться к унификации.

А вот с точки зрения культурологического развития, наоборот. Культорологическое разнообразие в сфере жизни общества и людей позволяет сохранять устойчивость системы в целом. Таким образом, получается, что развитие человечества можно представить в виде трамвая, который идет по двум путям: первый путь – это цивилизационные рельсы, второй путь – это культурологические, морально-этические рельсы. И если один рельс длиннее или короче другого, трамвай начинает падать и останавливается. По всей вероятности то, на данный момент по цивилизационному развитию мы пошли резко вперед. С точки зрения цивилизационного развития мировое сообщество является целостным, мир стал сжатым, компактным. Нет проблем для обмена информацией и т. д. С точки зрения культурологического развития все наоборот. На сегодняшний день даже такое понятие как семья уже рушится. Если мы сейчас говорим, что глобализация это процесс цивилизационного развития, то мы должны положить на другую чашу весов культурологический аспект, потому что он придает морально-этический характер процессам, происходящим в сфере глобализации.

И получается, что процесс развития имеет два равновесных элемента: интеграционную часть, глобализацию, и консолидационную часть, общество на уровне семьи, рода, рода, племени, нации. Если мы сейчас эти две вещи не сможем объединить, то получим глобализацию как однобокий, лишенный морально-этического фактора процесс. Возникнут проблемы, связанные с физическим уничтожением экономических ресурсов других государств, выкачиванием оттуда интеллектуальных ресурсов, поставкой туда экологически вредных производств. И это приведет к расслоению мирового сообщества на враждующие секторы. Эта враждебность как раз и является большой угрозой, потому что люди становятся террористами, когда их ставят в жесткие условия. Можно привести пример. Если вас укусила оса и вы разбили гнездо, то вас укусит уже не одна оса, а целый рой. И поэтому я считаю, что, говоря о глобализации, как о формировании единого мирового экономического хозяйства, мы должны обязательно ввести этический фактор. Без этического фактора эта процедура будет во вред. И будет больше отрицательных результатов, чем положительных.

Спасибо.

Ричард Гриффитс

Я хочу поделиться с вами соображениями на этот счет. Мы говорили об образовании негосударственных организаций - НГО. В связи с этим формируется новая корпоративная этика, новые виды социальной ответственности. Транснациональные корпорации пытаются вырабатывать такую этику и на ее основе вести управление. При этом они говорят, что задавят тех, кто окажется на их пути. Европейский союз проводит множество исследовательских проектов, посвященных проблемам глобализации. Я упоминаю об этом в связи с высказанным предложением о том, что глобализм должен иметь этику, идеологию. Это очень странная идеология. Рынки управляются социально-экономическими процессами. Конечно, имеются проблемы со взиманием налогов, покрытием затрат и т.д. Но пока что при обсуждении процессов глобализации мы придерживались неоклассического подхода, который предполагает активное участие государства в формировании политики. Даже в бедных странах ответы на глобализацию не единообразны, тем более такого единого подхода нет среди развитых стран. Имеется северно-европейская модель, южно-европейская модель, то есть внутри ядра имеются разные модели.

Виктора я хочу спросить, есть ли какие-то еще выступления по поводу реакции государств ядра на процессы глобализации с учетом культурологических аспектов, как здесь было высказано пожелание. Кто еще хотел бы выступить по этому вопросу?

Питер Вагнер

Антиглобалистское движение - это движение, занимающее критическую позицию по отношению к глобализму. Они сами очень быстро глобализируются. Они ставят проблему этики и делают это очень успешно, связывая это с проблемами защиты социальной сферы, охраной окружающей среды. В этом есть глубокое внутреннее противоречие. Их этические позиции достаточно сильны, но имеются и некоторые слабые стороны. Я хотел бы внести такое предложение, по крайней мере, имплицитно, причем, предложение может быть, осуществлено на глобальном уровне - как можно перевести это на язык политики? Причем эта проблема может быть решена только в рамках существующих государственных устройств. Это очень интересный факт. Группы антиглобалистов создали европейский социальный форум, он будет проходить во Флоренции через две недели, где чиновники попытаются обсуждать свою проблематику не только на глобальном уровне, но и на региональном. Если они будут проводить такого рода встречи в других странах мира, они смогут обсудить региональные аспекты.

Далее, имеется богатая литература по поводу того, как выдержать давление. Какие-то разновидности капитализма являются устойчивыми, склонными к выживанию, хотя концептуальная дискуссия по этому поводу продолжается. Тем не менее, обсуждается проблема устойчивости. Такого рода экономические исследования полезны в сравнительном плане в связи с вопросом о глобализме, потому что позволяют субъектам в бизнесе, в национальных или в региональных рамках понять, что для них полезно экономическое взаимодействие, что экономическое взаимодействие является одним из правил экономической игры.

Ричард Гриффитс

Я предоставляю слово Виктору Сергееву для ответа. После чего выступят представители итальянской делегации. Они хотели бы поделиться своими соображениями. Затем мы обсудим завтрашнюю программу.

Виктор, пожалуйста.

Сергеев В.М.

Я хотел бы затронуть два вопроса. Первый – это роль неправительственных акторов. И второй вопрос, это проблема происхождения социальной сложности, которая требует все большего и большего вовлечения рынка. С моей точки зрения, эти вопросы связаны как между собой, так и с концепцией социального капитала.

Действительно, мы видим, что общество становится все более сложным, по-видимому, за счет дифференциации социальных и политических интересов, которые оформляются в том случае, когда появляется возможность институционального оформления.

Мы можем говорить о росте неправительственных организаций, которые создают определенную среду существования государства. Исторический анализ показывает, что если такая среда отсутствует, то есть если отсутствует внутреннее сопротивление государству со стороны общества, то начинается процесс деградации, то есть вместо усложнения структур мы наблюдаем ситуацию упрощения общественной структуры.

Но такие циклы хорошо известны в истории. Мы можем задать серьезный вопрос о том, почему именно европейские государства пошли по пути создания национального вертикально организованного государства, жестко контролирующего достаточно большую территорию, а не по пути развития конфедерации типа Ганзы или северо-итальянских городов. Это достаточно сложный вопрос, потому что такая конфедеративная система, состоящая из небольших, объединенных между собой территорий, это, в общем-то, тоже ответ на вызовы, связанные с изменением технологий, ростом научных знаний и т.д. Здесь, по-видимому, существуют различные пути развития, и я не думаю, что можно говорить о том, что какой-то из этих путей предопределен или является превалирующим. Возможно, что сейчас мы снова находимся на такой развилке, потому что совершенно неясно, каким образом выходить из этих «черных дыр».

Может быть, нам следует подойти к этой проблеме с точки зрения эволюционной теории, когда институциональные структуры, возникающие в обществе, являются результатом конкуренции между различными типами этих структур и выживают наиболее приспособленные. Соответствующие идеи развивались в литературе в последнее время. Сейчас эти идеи находят применение в области социополитического анализа и эволюции государства. Мне кажется, что возникающая в данном случае проблема состоит в том, что мы плохо понимаем, благодаря каким внутренним силам происходят такие колебания чрезвычайно большой институциональный сложности по отношению к вертикально организованным иерархическим структурам. То, что писал Патнэм относительно итальянской эволюции, итальянского общества оставляет, на мой взгляд, некоторые достаточно серьезные вопросы. В частности, мы можем засвидетельствовать различия на уровне административного управления, но все-таки существуют ли какие-либо более глубокие причины взаимосвязи между эволюцией государственных структур и развитием неправительственных организаций, чем простая констатация этого факта.

Можно ли в данном случае предложить какую-либо теорию? На мой взгляд, все-таки остается довольно много вопросов. Спасибо.

Ричард Гриффитс

Итальянская делегация просила слово.

Марция Дати

Я работаю в области культурных отношений между Италией и Россией уже десять лет. В настоящее время наш Центр русской культуры наблюдает за процессом сближения России с Западом. И в этом контексте мне хотелось бы обсудить, какую роль играет Россия в современном мире.

После событий 11 сентября границы западного мира были полностью пересмотрены, система блоков, созданных после Ялты, потеряла смысл, западный мир расширился горизонтально, вплоть до включения в себя бывшего советского гиганта. В настоящее время Россия больше не считается врагом, наоборот она вошла на правах участника в систему союзов, борющихся против интернационального терроризма. Официальная помолвка России с Западом состоялась в этом году в Риме на саммите НАТО, когда Россия, хотя и без права вето, стала двадцатым членом Совета. Это стало возможным отчасти благодаря усилиям итальянского государства. Его напряженная дипломатическая работа увенчалась успехом.

Я недавно написала очерк о роли Италии в постепенном сближении России с Западом, и будущем месте России в европейском сообществе, в котором я анализирую, какие условия в мире и в Италии содействовали осуществлению такого исторического события как G-8, который произошел в Италии в прошлом году.

Можно сказать, что сейчас Россия занимает свое место среди других государств, которые вместе принимают решения о будущем современного мира. Пройдет еще какое-то время, прежде чем интеграцию России с Западом можно будет считать законченной. И в этом диалектическом процессе сильнейшая ставка сделана на двух противоположных направлениях одновременно – славяно-русском и прозападном.

По нашему мнению, единственное решение заключается в том, что это дихотомическое понятие русского мира разрешится на высшем уровне синтеза. В этом случае и культура и образование могут являться гарантией осуществления этого процесса. Спасибо.

РИЧАРД ГРИФФИТС.

Спасибо. Кто следующий?

Марция Дати

Следующий итальянский писатель, но он не говорит ни по-русски, ни по-английски. Я буду переводить его текст на английский язык.

Антонио Мореско один из наиболее интересных голосов в современном литературном мире Италии. Он только что написал современную концепцию современности, которая называется «Саранча». И вот некоторые выдержки из нее. Он говорит, что сейчас мы достигли высшей точки имплозии изнутри тех иллюзий современности, которые оказались перевернутыми. Они появились в современности и расположены в каком-то мертвом слепом пространстве. Идеология существует под видом антиглобализации, как некая общая коммуникация универсума. Сегодня огромное количество существ, их огромная разрушительная мощь и сила, и деятельность человечества в целом напоминает политику Афин, Спарты, которые наносили поражения Ксерксу до полного уничтожения.

США и СССР объединились в борьбе против нацизма. После поражения нацизма они начали бороться друг с другом. Это происходило не один раз и уже повторялось за историческое время. Иллюзия движения, которая сегодня характеризует современность, лишена реального движения в экономическом, социальном измерении. Современная демократия также является иллюзией, и возможности в каждой области превращается в новую ловушку тоталитарного типа. Эта тоталитарная ловушка носит экономический и политический характер, она проявляется в виде контроля над огромными массами населения, которые могут только потреблять и приумножать финансовое богатство. Они размножаются и передвигаются как саранча. И ничего не остается от человечества на этой большой планете. Люди становятся обладателями богатства, приобретенного за счет технических и экономических игр. Эти люди за деньги могут купить что угодно.

Я думаю, что должно произойти нечто неожиданное, непредвиденное. Мы не должны закрывать глаза на реальность сегодняшнего мира. Это своего рода новое сознание, которое будет присуще группе людей, которые сумеют осознать, что ничего нельзя сделать внутри обычной прежней схемы.

Я думаю, что мы должны изобрести что-то совершенно новое, попытаться выйти из исторического тупика. И такова будет задача будущего. Спасибо.

Федерико Нобиле

Прежде всего, хочу сказать, что я попытался проанализировать темы, заявленные для обсуждения на конференции, в статье «Замкнутый круг».

Сейчас хочу предложить Вам некоторые общие и, возможно, парадоксальные идеи.

Само название нашей конференции – «Переосмысляя современность» - является весьма амбициозным и ко многому обязывает. Оно заставляет нас обратить особое внимание на то, что научная мысль должна быть чем-то большим, чем просто описанием современности при помощи каких-либо концептуальных схем. Она должна иметь способность удивлять, как неожиданный удар. Она должна открывать новые двери восприятия, а не только создавать асептическое, симметричное и оптическое видение проблемы.

Мы привыкли думать лишь частью нашего мозга и уж никак не всем телом. Мы привыкли считать, что время, всепоглощающее время, является чем-то внешним, не касающимся нас.

Например, мы можем продолжать анализировать экономические проблемы нашего времени, но при этом мы не поднимемся на уровень философского осмысления, если будем просто поступать как социальные актеры, лишь внося теоретические и практические предложения в контексте логики развития рыночного общества.

Это не только методологическая точка зрения. Это как некое пламя, сжигающее нас изнутри и снаружи, ослепляющее пламя, на которое мы не хотим и боимся смотреть.

Мы всегда делаем вид, что есть более важные вещи, но через некоторое время этот огонь разрушает все. И примером являются недавние события в Москве.

И мне хотелось бы задать такой вопрос: почему человек настолько одержим лихорадкой производства и потребления? Как будто сутью животного, имя которому человек, сутью цивилизации является невозможность остановиться.

Осознаем ли мы, что нас поглотит это «стремительно растущее техническое производство»? Неужели вы верите, что это единственно возможная модель поведения, восприятия, размышления. И если я допускаю, что экономика сейчас является необходимым фактором функционирования общества, конечно, гораздо лучшим, чем религиозный фундаментализм, но с той же внутренней логикой развития? Все эти сложные и так или иначе успешные стратегии являются ярким проявлением широко распространенной неспособности мыслить, губительного фактора нашего времени.

Рассчитанная профессиональная модель рациональности, призывающая контролировать и предсказывать индивидуальную и социальную динамику развития, показала свою несостоятельность, начиная с 1989 года.

Я не пытаюсь рассуждать в духе антиглобализма. Давайте просто подумаем о критической точке зрения, выражаемой видными представителями финансовой среды, например, Джорджа Сороса и Джона Штиглица…

Новое чудовищное выражение «эксплуатировать кого-либо» касается не только терроризма. Боюсь, что оно становится все более и более точным синтетическим описанием основного тренда развития современной ситуации.

Так почему мы не пытаемся сопоставить слово «экономика» и слово «астрономия»? Современность также начинается с удивительной научной революции, которая открывает для нас широкий, неантропоцентричный и до сих пор неразгаданный до конца мир, в котором мы играем в такую короткую, индивидуальную и жестокую игру. Неужели мы теряем разум, как миллиарды умирающих и рождающихся галактик? Это не просто метафора, не просто образное сравнение, но, возможно, единственное отображение реальности.

Я хотел бы адресовать вопрос ко всем вам: почему даже это новое понимание нашей слабой и уязвимой позиции во вселенной не изменило ничего в нашем образе жизни.

Игрунов В.В.

Большое спасибо. Я хотел бы поблагодарить всех, кто принял участие в дискуссии.

Хэйвард Олкер

Поскольку у нас не так много времени, я дам частичный ответ на эти вопросы.

Вы сопоставляете экономику и астрономию. Как раз об этом говорит Стивен Толмен в своей книге «Возвращение к разуму». Он рассуждает об экономическом мышлении, разуме и расчетливой рациональности и говорит о возвращении разума в некоторых моделях, которые больше завязаны на локальные, географические данные.

Я не думаю, что современность можно описывать как конкуренцию, как комплементирующую рациональность. И в своей собственной работе я пытался дать ответ на космологическую революцию в планетарном аспекте. Со времен Коперника до сегодняшних дней развитие науки привело к восстановлению новой космологии, легитимизировавшей политические порядки, которые рассматривались как основа для сохранения политической и экономической иерархии в весьма ограниченном территориально формате. И в своем анализе он говорит, что корень неудач некоторых государств лежит в космологии солнечной системы, где все вращается вокруг солнца. Поэтому в свое время короли рассматривались как короли солнца, вокруг которых все вращается. Новая космология требует новых космологических пониманий.

Я думаю, что мы будем пытаться решить эти вопросы, будем рассматривать их, хотя сейчас готовых ответов нет. Спасибо.

Малинкович В.Д.

Вы знаете, в Тоскане, откуда приехали наши гости, Андрей Тарковский снимал фильм «Ностальгия», герой которого задает те же вопросы, что и наши авторы. Зачем производится так много итальянских туфель? Надо вернуться к истокам нашего разума, выбраться из этой системы, которая порабощает разум и овеществляет нашу жизнь. Я думаю, что подобные вопросы будут задаваться, и, прежде всего, художниками. И мне кажется, что очень важно при этом не потерять способность работать в рациональной системе, не уйти за пределы рациональности, не уйти в размышление всем телом, которое свойственно предыдущему докладчику.

Я думаю, что как раз там же в Италии, в Тоскане, зарождалось то течение, которое может помочь нам выйти из нынешней крайне трудной ситуации. Я имею в виду движение и идеологию коммунизма. Именно там возникла эта идеология, именно она открыла Новое Время. Сегодня мы живем в период заката Нового Времени, и сегодняшний постмодернизм освободил нас от необходимости создавать и воспринимать универсальные ценности, и этим пользуются те, кто сейчас находится на догуманистическом уровне развития. Я имею в виду фундаменталистов всех цветов и мастей, от католиков до мусульман и т.д. Мне кажется, что художники в этом смысле, в какой-то мере опережают ученых, потому что художники уже пытаются дать ответ на эти вопросы своими фильмами, своими книгами. Вот и венгерский лауреат Нобелевской премии и блестящий кинорежиссер датской волны Ларс фон Триер, которые вызывают к новой форме гуманизма, неогуманизма на исходе этого нового времени.

Поэтому мне кажется, что один из способов решения наших невероятно сложных проблем, это объединение усилий научной и художественной интеллигенции. И мне кажется, что крайне важно было бы организовать конференцию, подобную нашей, но с участием художественной интеллигенции. И название такой конференции было бы – «Гуманизм в современном мире, его возможности предотвратить те последствия, которых мы боимся». Спасибо.

Игрунов В.В.

Спасибо большое. Я хотел бы поблагодарить всех, кто принял участие в работе нашей конференции, в работе всех четырех круглых столов. Сегодня мы завершаем работу этого круглого стола, с тем, чтобы завтра в 10-30 встретиться в Московском Университете и подвести итоги.

Я думаю, что завтра четыре основных докладчика, заявивших темы, подведут итоги, и на этом работа нашей конференции закончится.

Однако мне кажется важным был бы обмен мнениями относительно того, что же следует за этой конференцией. Она прошла, и на этом этапе все закончилось, или, может быть, она может иметь продолжение?

Я могу совершенно точно сказать, что многие участники этой конференции считают такой обмен мнениями чрезвычайно важным и интересным.

Наша конференция затрагивала так много тем и так много различных подходов, что практически невозможно свести ее работу к каким-то конкретным выводам, к ограниченному числу выводов. Вместе с тем, многие темы остались незавершенными. Например, здесь обсуждались такие проблемы как столкновение цивилизаций, конкурирующие варианты глобализации и др. И эти темы порой были лишь обозначены, не получив своего развития. Лично я почувствовал разницу в подходах. Я чувствую, что это различие коренится глубоко в исходных культурах.

Мы думаем, что если бы здесь было больше представителей мусульманского мира, больше представителей иных стран, я думаю, что этот диалог мог бы оказаться более продуктивным, более интересным и более важным для нас. Поэтому многие российские участники считают, что, возможно, стоило бы сузить тему и провести конференцию по более определенной, более узкой проблематике. Например, Гейл Лапидус сказала, что для нее оказалась интересной тема – «Как неамериканцам повлиять на американскую политику, как сделать американскую политику более приемлемой в мире». И эта тема, конечно, является относительно частной для нашей конференции, но вместе с тем чрезвычайно важной и интересной, которая имеет право на то, чтобы быть обсужденной и на то, чтобы интеллектуальное сообщество подготовило свои рекомендации для политиков, не только американских, но и политиков других стран, по этому вопросу.

Поэтому, вероятно, нам стоило бы обсудить возможность продолжения такого рода встреч и определить их формат. И я надеюсь, что оргкомитет нашей конференции в последующей переписке с участниками сумеет определить для себя контуры будущего интеллектуального диалога здесь в Москве.

Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!