Татьяна Владыкина, для "Российской газеты". Текст, опубликованный в РГ, см. здесь

Гражданская экспертиза

Имена и явки для защиты

Президент в своем послании Федеральному собранию говорил о необходимости зрелого гражданского общества, подчеркнув, что в стране действуют тысячи гражданских объединений и союзов. Но далеко не все они, по мнению Президента, ориентированы на отстаивание реальных интересов людей, некоторые — на финансирование, получаемом от влиятельных зарубежных фондов. Как живут общественные организации сегодня? Кем и как финансируются? Чьи права намерены защищать? Сегодня на эти вопросы отвечает директор Института прав человека Валентин Гефтер.

— Валентин Михайлович, первым делом хочется узнать ваше мнение по поводу критики общественных организаций, которая прозвучала из уст Президента.

— Я выделил для себя несколько важных моментов, конечно, не в той, положительной, части, где Президент говорит о свободах и многих хороших вещах, а в той, где есть некая критика. Первое и главное — «острейшие проблемы наших граждан остаются незамеченными». Второе, то, что некоторые организации финансируются из-за рубежа и это связывается (тут сложно оценить логическую связь), с тем, что мы не можем «кусать рук» дающих, а с другой стороны наша деятельность направлена на дестабилизацию общественной обстановки в условиях зарождающейся демократии. Наконец, еще один аргумент, что голос неправительственных организаций не слышен, когда речь идет о фундаментальных основополагающих правах человека.  

Взаимодействие исполнительной власти и независимых организаций возникло не сегодня. Летом 2001 года, прозвучала похожая критика, Владимир Владимирович встречался с представителями общественности в Кремле, после чего в ноябре состоялся гражданский форум. Тогда, на форуме, мы нашли довольно много общих точек соприкосновения, хотя, конечно, была и полемика между нами и представителями исполнительной власти. Но процесс шел в сторону нормального взаимодействия. Что же произошло теперь?

Я думаю, первым делом нужно просто выяснить, как говорил Президент в другой ситуации «имена, явки и фамилии». Разобраться вместе с его аналитиками, или чиновниками, которые обладают информацией о том, что перечислено в послании. Например, почему наш голос не слышно. Может это двоякая проблема? Может не только потому, что мы молчим, но и нас не транслируют?

Мы же не говорим, что все мы обязательно беленькие и пушистые. Давайте разберемся вместе. Но такое огульное утверждение без конкретики… Это несерьезно.

Наконец, ни мы (правозащитники), ни глава исполнительной власти — не имеем права говорить о том, хорошо ли мы защищаем интересы граждан. Давайте спросим у них, кто их хорошо защищает?  Для этого есть социологи. Давайте спросим у шахтеров, инвалидов, пенсионеров, то есть у групп людей, которым особенно достается. 

— На чьи деньги существуют правозащитные организации?

— На гранты, частные фонды. О последних мы говорить не будем, про них всегда можно сказать что-то плохое (почему это вдруг капиталист хочет в наши дела влезть). Возьмем государственные. Если мы получаем гранты тех правительств, с которыми президент дружит, которые являются нашими союзниками —  что же в этом такого плохого? Какую  руку мы в данном случае кусаем? Ту самую, которую пожимает президент Путин?

Вообще, эта проблема всегда была сложна. При первом президенте у нас были льготы, в области налогообложения. Мы некоммерческая организация, и у нас не может быть налога на прибыль, просто потому что прибыли нет. Нет механизмов ее извлечения, мы все распространяем бесплатно — консультации, издания, ни с кого из клиентов денег не берем. Но налоговая реформа последних лет привела к тому, что нас не отделили от коммерческих организаций. Появился налог на прибыль. Уже три года идет полемика по этому вопросу. Вроде бы Минфин и правительство соглашаются, что мы не можем быть в одном ряду с коммерческими организациями, однако, воз поныне там.

Второй выход в том, что государство могло бы поддерживать правозащитные организации собственными грантами, конкурсами.

Тогда мы не будем обращаться только к иностранным спонсорам, как чаще всего бывает. И к олигархам. А будем обращаться к самому государству, к местным бюджетам.

— Как существуют такие организации на Западе?

— Так же, только в основном на частные фонды и пожертвования граждан. Люди, попадая в разные ситуации и понимая, что это независимую от властей инициативу граждан в виде правозащитных организаций надо поддерживать, жертвуют им по 5, 10 долларов. В нашей бедной стране (бедной относительно развитого Запада) это невозможно. Так что, к сожалению, мы существуем благодаря иностранной поддержке, или международной. Например, мой институт имеет поддержку через Совет Европы. Он поддерживает распространение решений Страсбургского суда по правам человека, нормы Европейской конвенции, которые по нашей Конституции являются нормами внутреннего права, то есть мы реально работаем на нашу Конституцию.

— А наши региональные общественные организации?

— Они так же существуют на гранты. Но у них свои сложности, они живут буквально на копейки. И, кстати, западные спонсоры все чаще пишут в условиях конкурса, что заявки могут подавать все, кроме Москвы и Петербурга.

— Давайте уточним, на что деньги тратятся. На приобретение компьютеров…

— … на аренду помещения, на зарплату сотрудникам, на печать материалов, на проведение обучающих семинаров. Замечу, что мы не получаем денег на собственные командировки, наш командировочный фонд предназначен только для людей из регионов, которые приезжают на наши мероприятия. Все это прозрачно, открыто: мы отчитываемся перед налоговой инспекцией, аудиторами, перед спонсором и никаких «черных» зарплат у нас нет.

— Как должны работать неправительственные организации, чтобы впредь не было упреков?

— Упреки — это не страшно, пусть претензии появляются и в будущем, но они должны быть подтверждены чем-то. Пусть Президент спросит у своих руководителей ведомств, например, у генерального прокурора — вы часто встречаетесь с правозащитниками? Тогда станет понятно — кто кого кусает.

К сожалению, ни при одном силовом ведомстве сейчас реально (кроме Минюста), не работает ни общественный совет, ни постоянно действующие совместные комиссии. Иногда в регионах это получается, но это исключение их правил.

— Как думаете, не послужит ли такая критика сигналом для преследования правозащитных организаций?

— Боюсь, что может послужить. Но это не значит, что вчера этого не было, а завтра вдруг расцветет пышным цветом. Все эти годы и при Ельцине, и при Путине всегда находились должностные лица или ведомства, которые выражали свое недовольство деятельностью общественных организаций. Вот сейчас на ровном месте возник конфликт в Казани. Правозащитный центр в Казани выпустил доклад о том, что некие должностные лица, сотрудники МВД причастны к пыткам задержанных милицией. Что, это новость какая-то для России? Все это знают. Когда же все это суммировано в книжке,  документировано, спорьте с нами, скажите, что правозащитники не правы. Что предлагает МВД? Налоговую и хозяйственную проверку издательства, которое выпустило доклад. Возле квартиры родителей одного из руководителей организации «находят» гранату.

Или, московский пример. У нас есть Независимая психиатрическая ассоциация, которая очень не устраивает власть, потому что она сама дает независимую экспертизу, поэтому их просто не регистрируют.