Сейчас на сайте

Из архива ИГПИ

Рассказывает Анатолий Голов, член руководства РОДП «Яблоко»

НЕФОРМАЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ В ЛЕНИНГРАДЕ

ЛЕНИНГРАДСКАЯ «ПЕРЕСТРОЙКА»

Алексей Пятковский: Как и при каких обстоятельствах Вы впервые столкнулись с неформалами?

Анатолий Голов: Первый мой такой опыт относится ещё к студенческим годам. Это, скорее всего, третий-четвёртый курс и, соответственно, 65-66-й годы.

А. Пятковский: Курс чего?

А. Голов: Университета.

АП: Ленинградского?

АГ: Да. В это время в университете (на матмехе и на физфаке) существовало несколько подпольных политических кружков, и я какое-то непродолжительное время (может быть, пару месяцев) участвовал в заседаниях этих кружков. Но не могу сказать, что делал я это очень активно и далеко в этом деле продвинулся. Никакого реального участия в диссидентском движении я не принимал, и это было, скорее, просто некое пассивное знакомство с ним.

П: Кто-нибудь из известных в будущем людей участвовал в этих кружках?

Г: Я не помню. По-моему, это был чисто матмеховский кружок Ленгосуниверситета, и я не уверен, что в нём состояли какие-то...

В начале 80-х годов я работал в Ленинградском инженерно-экономическом институте, занимался вопросами управления и одновременно сотрудничал с Советом молодых учёных-специалистов при обкоме комсомола. Не будучи уже молодым учёным-специалистом, я под эгидой этого Совета вёл в ленинградском обществе «Знание» школу, которая называлась: «Основы управления для науки и производства». Занимался я там обучением молодёжи основам управления.

Это было достаточно интересное по тем временам занятие, потому что тогда имелся довольно значительный интерес к управлению - новым идеям, повышению эффективности и так далее. Кроме того, в результате этого в 87-м году, когда начались первые дискуссии в рамках клуба «Перестройка», я оказался одним из их участников. Возможно, что к этой деятельности я подключился через Виктора Монахова, с которым был хорошо знаком по работе в Инженерно-экономическим институте, или через Петра Шелища и ряда других людей.

П: Просьба называть по возможности более точные даты.

Г: Первая дискуссия состоялась, по-моему, в июле 1987 года (в том же обществе «Знание»), и посвящена она была теме «План и рынок». Затем я некоторое время болел и в учреждении клуба «Перестройка» не принимал участие.

П: Раз Вы сами пропустили этап создания клуба, то расскажите хотя бы о том, что Вам известно о нём от своих тогдашних товарищей. (Меня интересуют, в первую очередь, всяческие подробности технического характера.)

Г: Никаких технических подробностей я практически не знаю, потому что я достаточно активно принимал участие в первых дискуссиях, но потом пару месяцев проболел и момент самого учреждения клуба (насколько помню, это был октябрь - как раз ровно 20 лет назад) пропустил.

А сразу после выздоровления я активно включился в его работу и стал активным членом клуба «Перестройка». В рамках этого клуба я принимал активное участие и в дискуссиях, и в подготовке документов.

Тогда наши дискуссии мы проводили уже во Дворце культуры [имени] Ленсовета. Они собирали двести, триста, иногда - больше тысячи человек, так что даже была проведена трансляция во второй зал.

Насколько я помню, у нас не было председателя. Но наиболее активны в клубе были Пётр Филиппов, Анатолий Чубайс и ряд других людей.

В рамках этого клуба возникли и секции - например, самоуправления, защиты прав потребителей... Последнюю я создавал вместе с Петром Шелищем, и из неё родился первый в Советском Союзе клуб потребителей.

П: Каков был состав клуба?

Г: Членов клуба было немного - порядка всего-навсего восьмидесяти человек. (Мы не гнались за численностью.) Из известных личностей кроме уже названных в клуб входили также Григорий Глазков, Сергей Васильев... А вот Андрей Илларионов принадлежал, можно сказать, к экономической секции - клубу «Синтез», в котором собирались только экономисты.

П: «Синтез» действовал при ком?

Г: Он действовал параллельно /нрзб./ - как клуб молодых экономистов (по-моему, при Дворце молодёжи).

П: Какова была структура руководящих органов клуба?

Г: У нас имелся Совет клуба.

П: Каким был состав Совета клуба - по численности и по известным именам?

Г: По численности - порядка десяти человек. Известных имён в нём было не так много. Был такой Рам, который довольно-таки давно уехал в Штаты, и сейчас он вряд ли известен. Ещё - Александр Сунгуров, Чубайс, Филиппов. По-моему, Юра Нестеров. В состав Совета входили наиболее активные люди, которые готовы были брать на себя организацию мероприятий, так что Совет не играл никакой политической роли.

Вообще, в этом плане клуб был очень демократичным, и большинство решений в нём принималось консенсусом, а вовсе не большинством голосов (и уже тем более не закулисными способами).

П: А решения принимались какого типа?

Г: Так как у нас был дискуссионный клуб, то это - место, дата и, самое главное, тема проведения дискуссии. Я не помню сейчас тем, но было обсуждение статьи Нины... Нины... Нины...

П: Андреевой?

Г: Андреевой, да.

П: Но это уже - не раньше апреля 88-го.

Г: Да, это не раньше апреля. Но клуб продолжал действовать как минимум два года. Он перестал собираться тогда, когда времени на разговоры больше не осталось. В таком своём виде клуб прекратил своё существование примерно в конце 89-го года - по той причине, что к этому времени уже существовала организация «За народный фронт», которая активно принимала участие в выборах сначала народных депутатов СССР, а потом и РСФСР.

П: В своих воспоминаниях, размещённых на www.igrunov.ru, Игрунов и его собеседники рассказывают о том, что в деле создания клуба ленинградские активисты искали поддержки в Москве, поскольку местные власти не позволяли им создать такой клуб в Ленинграде.

Г: Это - достаточно традиционная ситуация. Вообще, Питер (начиная, наверное, ещё с тридцатых годов - Ленинградского дела и прочего) всегда находился под жёстким давлением. И многие свободолюбивые люди уезжали из Питера в Москву, где им позволялось больше. В качестве примера можно привести известного социолога Ядова, многих артистов и целый ряд других людей. Поэтому вполне возможно, что активные и свободолюбивые питерцы искали поддержки в Москве - с тем, чтобы получив её, вернуться в Питер.

Насколько я понимаю, так произошло и здесь, потому что в конце концов клуб «Перестройка» был, скрепя зубы, разрешён. Это было важно потому, что основная проблема - получить для своей деятельности помещение. Клуб «Перестройка» был санкционирован (не помню точно на каком уровне; скорее всего, на уровне обкома партии) и поэтому помещение для дискуссий нам предоставлялось. Правда, я в этом процессе не участвовал и деталей не знаю.

К сожалению, у меня практически не осталось материалов об этом времени (я их отдал в архив Андрею Алексееву), и поэтому многих деталей сейчас уже не помню. Так что какие-то технические подробности я тебе вряд ли дам. В отличие от Вячека [Игрунова], память у меня более образная: я помню ощущения, но не помню деталей.

П: Тогда следующий вопрос сформулирую по-другому: что Вы можете рассказать о своих ощущениях относительно связей питерского клуба «Перестройка» с московским?

Г: Они были, но не могу сказать, чтобы серьёзными и прочными. Представители Москвы приезжали к нам на дискуссии...

П: Имён не помните?

Г: Нет.

...Некоторые наши представители ездили к ним, но, на мой взгляд, эти связи не играли особой роли в развитии клуба. Клуб жил своей достаточно активной жизнью и недаром в дальнейшем стал инкубатором для выращивания новых идей и новых направлений в развитии политической и общественной мысли в городе, а в некотором отношении и в России. В качестве примера назову первый клуб потребителей, на базе которого выросло движение потребителей в России. А примерно весной 88-го, когда нас перестали устраивать только разговоры, в клубе зародилась и идея создания народного фронта. В дальнейшем на базе клуба (не столько отпочковываясь, сколько вырастая из него) появился и целый ряд других структур - организации социал-демократов, республиканцев, Демократической партии...

П.: А сами Вы какие отношения поддерживали тогда с московскими коллегами?

Г.: На протяжении 87-го сам я практически никаких не поддерживал.

«ЗА НАРОДНЫЙ ФРОНТ»

П.: Следующая наша тема - Ленинградский народной фронт. Как можно подробнее расскажите - где, когда, кто, как...

Г.: В начале 88-го (в феврале, марте) многих участников клуба перестали устраивать только разговоры, и им захотелось действий. А для того, чтобы действовать, нужна была организация. Вот так и появилась идея народного фронта.

Возникла она в ходе одной из дискуссий в клубе «Перестройка», когда кем-то (не помню, кем конкретно) была выдвинута идея создания (по примеру Франции середины ХХ века) народного фронта для борьбы с коммунистами (для объединения всех сил, которые готовы бороться с коммунистами).

Но мы понимали, что вот так вот сходу мы не можем создать настоящий народный фронт, который должен быть широким движением, и поэтому летом 88-го года на базе «Перестройки» в Питере была создана организация «За народный фронт». Инициаторами её создания явились несколько человек - Юра Нестеров, я, Пётр Филиппов, ещё кто-то. Летом 88-го года эта организация была оформлена как неформальная организация.

Съезд её был проведён примерно в середине 88-го года, и на нём было избрано руководство организации - Совет и, по-моему, сопредседатели, а я стал редактором её информационного бюллетеня «Северо-запад». Вообще-то, я был избран и в Совет, и в редакцию информационного бюллетеня, но так как я считал, что информбюллетень важнее, то возглавил бюллетень и занялся его выпуском.

П: Какое время работал оргкомитет этого движения и с опорой на какое помещение?

Г: Такого понятия - «оргкомитет» - не существовало. Работа вся шла в клубе «Перестройка», и все дискуссии проходили там. Встречались мы и на квартирах. Но формального оргкомитета не было, - всё это было не очень формализовано, и это было настоящее неформальное движение. (Мы были эмпирическими организаторами.) «Оргкомитет» этот работал несколько месяцев - примерно с марта до середины 88-го года.

П: Создание подобного рода организаций подразумевает объединение множества мелких структур. Как?..

Г: Нет. Отнюдь. Какие мелкие структуры? Никаких мелких структур не было. Организация «За народный фронт» насчитывала несколько сот человек, и подразумевалось, что сам народный фронт будет широким движением без фиксированного участия. Так что никаких мелких групп практически не было. Была, допустим, группа под руководством Тягушева, которая называлась, по-моему, «Рабочие за демократию». Активное участие в создании народного фронта принимал Богомолов...

П: Токарь.

Г: Да, герой, по-моему, социалистического труда.

П: Да - известный ударник коммунистического труда, выполнявший по 720% нормы.

Г: Да. Я даже не помню, как его звали - Геннадий, кажется.

П: По-моему, Геннадий.

Г: Но повторяю: никаких организационных структур не было. Была лишь попытка как-то организовать движение снизу и придать ему некую форму. Ведь фронт как движение является адекватной формой борьбы «против», и для того, чтобы бороться «против» партизанскими методами, совершенно не обязательно иметь штабы, структуры, соподчинение и тому подобное. Это ведь было выплёскивание народного протеста, в котором большую роль играли СМИ. В частности, информационный бюллетень, который играл бóльшую роль, чем всё остальное, потому что в то время дальше разговоров ничего не заходило.

П: Но откуда же взялись в данной организации эти несколько сот человек, если они не являлись членами каких-то объединившихся структур?

Г: Они взялись, в основном, с дискуссий в клубе «Перестройка», где происходила запись тех, кто готов был этим заниматься, обмен координатами и так далее. Повторяю: на дискуссии собиралось до полутора тысяч человек.

П: Что, структура ЛНФ была столь аморфна, что у него не было и территориальных подразделений?

Г: Ничего не было, никаких территориальных подразделений. Это была общегородская организация. Территориальная структура нужна тогда, когда люди чего-то делают на какой-то территории. А здесь была информационная сеть. И всё. Для информационной сети никаких структур не нужно. Основным занятием этой сети было вовсе не действие, а разговоры. Люди встречались на квартирах, во время дискуссий в клубе «Перестройка», но ничего особого не было.

П: Какова была структура этого движения на момент его создания?

Г: Был Совет (человек двадцать) и Редакционная комиссия (человек пять). По-моему, были сопредседатели - Филиппов, Нестеров и может быть, ещё кто-то. (Может быть, Салье.) Но деталей я не помню, - честно тебе могу сказать.

П: В состав Совета тоже, наверняка, вошли какие-нибудь известные люди...

Г: Из числа известных сейчас - мало. Повторю: были Филиппов, Нестеров, Салье, а основная масса москвичам не известна. Был ещё Илья Константинов.

П: Проходили ли какие-нибудь достаточные массовые собрания актива этой организации по типу тех, что регулярно проводил Московский народных фронт?

Г: Я не знаю, какие были в Московском народном фронте, но, по-моему, нет.

П: В МНФ проводились еженедельные посиделки с участием до ста человек, на которых что-то обсуждалось, принималось.

Г: Нет, а зачем, если действовал клуб «Перестройка»? Клуб «Перестройка» давал возможности проводить обсуждения, дискуссии и тому подобное. Туда приходило много народу, и значительная часть людей из клуба «Перестройка» являлись членами организации «За народный фронт». И дискуссионные моменты обсуждались там. Так что необходимости специально собираться каким-то большим... Вот Совет собирался и занимался какими-то текущими делами. Редакция занималась изданием бюллетеня. А никаких посиделок я не помню.

П: А как обстояло дело с такой важной составляющей деятельности всякого народного фронта, как проведение митингов, которые в большей степени являлись тогда средством коммуникации с массами?

Г: Насколько я помню, в 88-м году не были ни одного митинга. В 88-м году была лишь попытка участия в ноябрьской демонстрации, но её деталей я не помню.

П: И чем эта попытка завершилась?

Г: Ей-богу не помню.

Реально митинги и демонстрации начались позже в 88-м(?) году. Я мало принимал участие в их организации, хотя на многих и выступал. Организации лежала, в основном, на Совете. Моя задача была - подготовить соответствующие выпуски бюллетеня и распространить их. В этом плане каждый занимался своим делом.

П: Получается, что до выборов никаких значимых митингов не было?

Г: Насколько я помню, не было. В основном, митинги проходили уже в ходе выборов, весной 89-го года, и летом. Первая массовая акция была... (Обрыв записи.)

П: А какова была идейная направленность Ленинградского народного фронта, каковы были его программные документы?

Г: Ленинградский народный фронт имел ярко выраженную антикоммунистическую направленность. Но определённой политической окраски - либеральной или какой-то ещё - не было.

П: Ну мне как-то плохо верится в то, что коммунисты - лидеры ЛНФ уже в 88-м году выступали с ярко выраженных антикоммунистических позиций.

А программные и прочие документы ЛНФ были приняты при учреждении фронта или создавались по мере его работы?

Г: Насколько я помню, Программы никакой не было. А Программа действий (именно Программа действий) появилась в 89-м, когда были объявлены выборы. И наша задача тогда была сформулирована чётко и ясно: не допустить избрания коммунистов. (Мы целиком и полностью работали против них.) А в позитивной программе (что мы - за то или за это) расхождение мнений было столь велико, что, насколько я помню, никакой такой позитивной программы не было вообще.

П: Вы говорите о том, что ЛНФ объединил людей, которых больше интересовали не разговоры, а стремление к действию и выражению своей (антикоммунистической) позиции...

Г: Да.

П: Но ведь весной 88-го года был создан такой прекрасный инструмент для выражения своей оппозиционности, как партия «Демократический союз». Как у вас в Питере?..

Г: Нет. Это абсолютно не так. Эта партия не имели никакого отношения к действию. Вообще. Она создавалась не для действий, а, на мой взгляд, для эпатирования публики. В Питере у нас с ней были достаточно напряжённые отношения и очень слабое взаимодействие. Люди, входившие в эту партию, были крайне немногочисленны. В основном в неё входили очень радикальные элементы, задача которых была не столько что-то сделать, сколько себя показать. Это была небольшая и, я бы сказал, кастовая организация, которая никакой серьёзной роли в Питере не играла. Поэтому всерьёз её никто не рассматривал, и никакого отношения к действию она не имела.

БЮЛЛЕТЕНЬ «СЕВЕР-ЗАПАД»

П: Поподробнее расскажите о выпуске бюллетеня - на протяжении всей его истории.

Г: Было выпущено 39 номеров - со 2-го по 40-й (первого номера не было). Выпуск бюллетеня был организован следующим образом... С самого начала за его выпуск взялись две группы. Одну возглавлял я, а другую - не помню кто. Та группа взялась за выпуск первого номера, но так как она его не выпустила, то первым вышел второй номер. И так как больше она ничего не сделала, то дальше выпускал только я. Нет, по-моему, она частично сделала третий номер, который доделывали мы. А дальше мы всё выпускали сами.

В бюллетене собирались материалы и из Питера, и из разных городов - любая информация о позициях, о выступлениях, о происходящих событиях. Всё это собиралось и печаталось.

Печатался бюллетень в Прибалтике. У нас была группа, которая увозила в Литву макет, сделанный методом Реклé. Знаешь, что такое Реклé?J

П: ?

Г: Хороший старый французский метод. Название расшифровывается: «Режем-клеим».J Всё это дело печаталось на машинке, резалось, клеилось...

П: Ну как все макеты в то время...

Г: ...и после этого отдавалось на какой-то ротатор или что-то там такое, на чём тираж и печатался.

Издавался он примерно год. Первый номер вышел в середине 88-го, а последний, наверное, в середине или даже конце 89-го. Точно помню, что в 90-м он уже не издавался, потому что ситуация изменилась. 89-й год и выборы народных депутатов СССР привели к резкому...

П: Откуда брались деньги на издание бюллетеня?

Г: Насколько я помню, мы его издавали за свой счёт. (Мы скидывались.) А деньги там были очень небольшие.

П: Вы - это кто? Редколлегия?

Г: Нет. Насколько я помню, это Народный фронт собирал деньги на издание.

П: Существовал специальный фонд?

Г: Да. Одна из задач Совета была - собрать на издание. Но подробностей я не помню, потому что не занимался финансовой стороной издания. Моя задача была - собрать бюллетень, сделать макет, отправить его, получить тираж и отдать на распространение. Но, по-моему, деньги просто собирали. Тиражи были небольшие (до тысячи экземпляров, по-моему) и деньги крайне небольшие.

П: Но каков был порядок сумм? Неужели десятки рублей?

Г: Нет, наверное, сотни рублей за тираж. Но я не помню. Просто никаких воспоминаний об этом не осталось.

Г: А кто эти «мы», которые выпускали бюллетень?

П: Кроме меня бюллетенем активно занимался ещё тот же Пётр Филиппов. Потому что почта шла на Народный фронт, и целый ряд материалов, поступавших в организацию /нрзб./, проходил через руки активистов. Они обращались ко мне с предложением что-то напечатать, и моя задача была придать этому более-менее приемлемый вид.

Кроме того, была группа студентов университета, которая занималась доставкой макетов в Литву. При этом действовала она достаточно автономно, и того, кому конкретно в Литве они их отвозили, я не знал. То есть каждый занимался своим куском дела, и считалось так: чем меньше ты знаешь, тем меньше опасность того, что дело будет провалено.

Г: Каков был почтовый адрес Народного фронта, на который приходила корреспонденция? Видимо, это был домашний адрес одного из?..

П: Не помню.

Г: Вы упомянули такое понятие, как редколлегия. Сколько в ней было человек и?..

П: В редколлегии было, по-моему, пять человек, но реально работал, в основном, я.

Г: Кто-то из известных людей в неё входил ?

П: Нет.

Г: Что, даже тот же Филиппов не входил в состав редколлегии?

П: Нет. Было такое решение, что нельзя состоять одновременно в составе редколлегии и руководящего органа. Я был избран и туда, и туда, и должен был решить для себя, где остаться. Я отказался от того, чтобы быть членом Совета, и возглавил редколлегию.

Г: Каковы были её взаимоотношения с руководством движения?

П: Руководство передавало материалы, мы отбирали нужные и делали то, что считали нужным. И всё. Мы были совершенно независимыми.

Г: То есть нельзя назвать этот бюллетень органом ЛНФ? Это, скорее...

П: Нет, он был органом организации «За народный фронт», только он был органом самостоятельным и не подчинялся Совету. Он был подотчётен только съезду, и приказать ему Совет не мог.

На съезде было принято сознательное решение - разделить эти две структуры. У нас тогда ещё, по-моему, не было Контрольно-ревизионной комиссии, и такое разделение было принято с тем, чтобы люди, которые принимают решения в организации «За народный фронт», не могли влиять на её печатный орган.

«СЪЕЗД НАРОДНЫХ ФРОНТОВ»

П: Игрунов вспоминает о проведении в Ленинграде в мае 88-го конференции Северо-западного отделения Советской социологической ассоциации, посвященной движению социальных инициатив (неформалов). Помните её, и сыграла ли она какую-нибудь?..

Г: Я в ней не принимал участие. Вообще, на мой взгляд, движение социальных инициатив серьёзной роли в Питере не сыграло. И клубы социальных инициатив в Питере особой роли не сыграли. (В России, может, и по-другому.) Для меня это прошло незамеченным.

П: Ещё Игрунов упоминает состоявшуюся около 30 августа 88-го года «народофронтовскую тусовку в Ленинграде».

Член руководства МНФ Михаил Малютин оставил на сайте Игрунова очень точные в некоторых деталях воспоминания об этом мероприятии 88-го года, к которому Вы имели непосредственное отношение: ...Игрунов, как представитель меньшинства московского народного фронта то ли в конце лета, то ли в начале осени, ездил в Питер на некую объединительную конференцию, которая состоялась в каком-то пионерлагере на Корейском перешейке (так в тексте, - АП). Одним из участников был и Анатолий Голов, как раз на квартире которого я помню, мы ночевали, приехав с Московского вокзала. У него тогда была квартира на Лиговке, в трехстах или четырехстах метрах от Московского Вокзала.

А в размещённых там же воспоминаниях активиста МНФ Ярослава Леонтьева говорится: Я помню лишь конференцию 89-го года, на которую, впрочем, я тоже не попал и на которой была предпринята попытка объединения народных фронтов из разных городов. (...) Я говорю про конференцию под Питером, проводившуюся, по всей видимости, по инициативе Ленинградского народного фронта - Петром Филипповым, Ильёй Константиновым и иже с ними. Они так её законспирировали, что я, будучи в Питере и зная о месте проведения её в одном из дачных пригородов, так и не смог их найти. Я приехал на нужную железнодорожную платформу, долго искал там какие-либо следы этой конференции, но так их и не нашёл и отправился восвояси.

Г: Так оно и было. Этот съезд народных фронтов состоялся в августе 88-го года. Только я не соглашусь с Малютиным в том, что съезд носил объединительный характер. Насколько я помню, никаких органов тогда не было избрано. Так что это было мероприятие для горизонтальной координации действий, обмена опытом и тому подобного. Насколько я помню, создать ничего руководящего не удалось.

П: Давайте все подробности: как Вы сговорились о проведении этого мероприятии...

Г: Как мы сговорились, я не могу сказать, потому я этим не занимался. Этим занимался Совет. А инициаторами проведения такого съезда были москвичи. (Это они его инициировали.)

Я, хотя и не имел решающего голоса, но принимал участие в заседаниях Совета. На одном из заседаний встал вопрос о том, что москвичи инициируют проведение съезда и предлагают нам взяться за его организацию.

П: Кому пришла в голову эта идея?..

Г: Инициатива исходила от москвичей - от Московского народного фронта.

П: ...И собрать кого и с какой целью?

Г: Собрать с целью налаживания координации, обмены опытом, информацией и тому подобным.

П: А кого собрать?

Г: Народные фронты - прибалтийских республик, российских городов и так далее.

За это дело взялась группа наших товарищей. Мы, действительно, наметили съезд на конец августа 88-го года. Но работа по организации съезда двигалась крайне неудачно: не удалось найти ни помещения, ничего, и даже для оргкомитета. В результате мы договорились только о том, что в назначенный день, в пятницу, мы собираемся у Александринского столпа на Дворцовой площади...

П: С целью...

Г: Потому что не было известно ничего: что, как. Надо было оповещать людей, чтобы они приезжали...

П: А! Чтобы оттуда затем вести людей куда-то?

Г: Да, чтобы вести куда-то. Но вести было абсолютно некуда.

В то момент ситуация была следующая: моя тогдашняя жена была с детьми на юге, я находился в квартире один и вынужденно предложил в качестве места сбора свою квартиру. Потому что, действительно, не был других вариантов. И кроме того, она - рядом с вокзалом, что удобно. И мы отменили информацию о сборе на прежнем месте.

Часть москвичей приехала ещё в пятницу утром...

П: Вы можете указать более точную дату проведения этого, не знаю, как его правильно назвать - съезда?

Г: Да, съезда. А дата, скорее всего, действительно - около 30-го августа. Но я не помню дат. Я помню, что это - пятница, суббота, воскресенье. Может быть, даже четверг, пятница, суббота, воскресенье. Нет, скорее, всё-таки, первый вариант.

П: Так делегаты начали прибывать в четверг или пятницу?

Г.: Думаю, что всё-таки в пятницу. (Последняя пятница августа в 1988 г. пришлась на 26-е число, - АП.)

П: То есть пятница - это только день приезда делегатов?

Г: Пятница - это день, когда народ съезжался.

В пятницу утром я ушёл на работу и получил там от ДСовцев информацию о том, что на Дворцовой милиция собираются наших бить. Встреча наша была назначена на двенадцать, а эту информацию я получил примерно в 11:15-11:20.

Работал я в университете напротив Дворцовой площади. А дня за четыре до этого у меня угнали машину. Вернуть её удалось только через неделю. (Её нашли где-то во дворах - в открытом виде и по мелочи пограбленную.) С капитаном Брусницыным, который мне её возвращал, я провёл агитационную работу, и он так заинтересовался, что с моей лёгкой руки стал потом членом Народного фронта и депутатом Ленсовета.

Я позвонил домой ребятам...

П: Домой ребятам?..

Г: Москвичам, которые уже были у меня дома. чтобы они тоже подъехали туда. Потому что если наших там будут бить, их надо спасать, выводить оттуда.

Потом я выскочил с работы, дождался автобуса, переехал по мосту Неву и выскочил у Адмиралтейства. Шёл дикий ливень, и я стал искать место, куда спрятаться. Забегаю в Александровский садик, становлюсь просто под дерево и вижу: между Александровским садиком и Адмиралтейством стоит целая колонна из, наверное, двадцати автобусов с милицией.

Минут через 15-20 дождь стих, подъехали вызванные мною москвичи, и мы вместе обошли Дворцовую площадь. Она была абсолютно пуста и вся уставлена заграждениями - такими традиционными милицейскими, которые выставляются для ограничения доступа.

П: Металлическими барьерами?

Г: Да, барьерами. А на всех примыкающих к ней переулках стояли машины с милицией и даже несколько пожарных водомётных машин. И никого! В общем, наше оповещение сработало, и народ весь собирался у меня на квартире.

Оргкомитет съезда тоже прошёл у меня на квартире.

П: Когда?

Г: Он там работал все три дня. Но первый день - целиком.

П: Первый день - это, всё-таки, какой?

Г: Я не помню числа. Но первый день - это пятница. На двенадцать была назначена встреча, и дальше народ работал у меня на квартире. Под конец туда набилось до сотни человек. (Квартира большая - ты помнишь.) В разных комнатах там работали разные секции, чего-то готовили и так далее.

П: Работа по секциям шла уже в рамках съезда?

Г: Да. Он начинался прямо у меня на квартире.

П: Значит, примерно с середины дня?

Г: Да. Народ приезжал и подходил с самого утра, и к вечеру его было уже довольно-таки много.

П: Кем был сформирован оргкомитет?

Г: В оргкомитет были, в основном, питерцы и москвичи - представители Московского народного фронта.

П: Фамилии помните?

Г: Не помню.

П: А численность?

Г: Не помню. (Ничего не помню.)

П: И как он работал?

Г: В основном, по телефону. Как ещё?

Это было первое для нас межгородское мероприятие, поэтому опыта никакого у нас не было, и всё делалось на ходу, на коленке. И у нас были большие проблемы, потому что места для съезда мы так и не нашли.

В тот день у меня работали довольно-таки долго. Были названы три человека, которым поручили обеспечить проведение завтрашнего заседания. (Один из них - недавно умерший Саша Серяков, второй - Лёня Соколецкий и не помню кто ещё.)

Народу было под сотню или даже больше. Ночевать людей брали к себе. Часть их ночевала у меня. Кроме Малютина я помню там также Вячека (мы с ним там как раз познакомились).

Мы договорились, что на следующее утро мы встречаемся на Площади восстания у Московского вокзала. Почему именно там? Потому что там невозможно нас изолировать. Доступ пассажиров на вокзал невозможно перекрыть.

П: «Встречаемся» с кем?

Г: Встречаются все, кто приехал на это дело - в десять утра у Московского вокзала.

П: В субботу?

Г: Да, в субботу.

П: И не только те, кто был у Вас.

Г: Не только те, а все.

П: Наверное, кто-то ещё продолжал подъезжать...

Г: Те, кто продолжал подъезжать, отзванивали (всё это было завязано на моём телефоне) и... После встречи мы все сели на метро, доехали до Финляндского вокзала, взяли билеты до одной станции, вышли на другой - Орехово - и отправились в лес.

П: До какой станции взяли?

Г: 69-й километр, которая немножко дальше.

П: Из конспиративных соображений?

Г: Да, конечно. Конечно. Всем говорилось, что мы едем на 69-й километр, а потом всем резко велели выходить в Орехово. Вышли в Орехово и пошли по дороге, которая шла по линии Маннергейма.

Интересная картина: мы идём, растянувшись цепочкой, по лесной дороге, встречаем двоих грибников с корзинками, и вдруг у одного из них в корзинке начинает работать рация. И хотя нас достаточно активно «пасли», но никаких действий по задержанию и прочему не предпринимали.

После километров трёх мы вышли на площадку на крыше старого финского ДОТа.

П: А вы, вообще, представляли, куда идёте?

Г: Нет, не представляли. Нас вели те трое, которым было поручено обеспечить возможность проведения заседания. И так как они не нашли никакого помещения, то весь первый день (субботу) мы провели на вершине этого ДОТа на линии Маннергейма.

П: Вы думаете, крыша ДОТа была выбрана заранее или явилась предметом импровизации на месте? (А то была бы тоже достаточно смешная картина: колонна неформалов рыскает по глухому лесу в поисках места для своего съезда.)

Г: Нет - заранее, заранее. Потому что нужно было найти нормальную площадку, а эта была хороша тем, что вокруг неё - расчищенное пространство, по которому туда нельзя подойти незамеченным. Правда, информаторы наверняка имелись среди самих участников этого заседания.

Но ничего суперреволюционного там и не говорилось. Обсуждалась ситуация и всё прочее. А к созданию единой организации /нрзб./ были не готовы. Народные фронты тем и отличаются, что это - не организации, а движения, в которых народ действует стихийно, и организации у него никакой нет. При этом народу не нужно выбирать никакой Совет, ничего. Кто проявил инициативу, за тем и идут - сегодня. А завтра инициативу проявит другой, послезавтра - третий.

Так что съезд не закончился созданием никакой организации. Но были налажены связи, которые в дальнейшем привели, в частности, к обмену делегациями. (Я сам ездил в Таллин, Ригу, Каунас - на съезды народных фронтов.) Так что это был, в основном, обмен информацией. (Прибалты, например, привезли тогда свои газеты.)

П: А кто-нибудь пытался «подбрасывать» идею о создании объединённой структуры?

Г: Насколько я помню, этого очень хотели москвичи. Но прибалты уже тогда были против. А другим было просто непонятно, зачем нужно создавать единую организацию.

Московский народный фронт был достаточно специфическим. Во-первых, его лидеры были не очень известны. Малютина... Какой-то мужик, который потом оказался в русофильском движении...

П: Наверняка, Евгений Дергунов.

Г: Дергунов и ещё кто-то такого же плана. Ты же помнишь, какая перед этим была история с движением «Память» Васильева.

П: Какая история?

Г: Ну они в Питере митинги проводили и прочее.

П: Я вот и удивился, когда узнал, что вы не проводили. Они же регулярно проводили тогда свои сборища в каком-то знаменитом скверике на Университетской набережной.

Г: Да, они проводили в Румянцевском скверике. А нам это не надо было: мы проводили организованные дискуссии, и у нас была возможность говорить. (У них её не было, а у нас была.) Вообще, митинг хорош, когда ты хочешь протестовать против чего-то или призывать к чему-то. И потом на выборах мы их проводили, а здесь у нас не было необходимости в этом.

П: Закончим разговор о МНФ.

Г: Тогда у москвичей был как раз такой патриотический оттенок. В их материалах, которые рассылались, звучало: «русские» и тому подобное. Это у всех вызывало определённую настороженность, и поэтому отношение к ним было негативное, и их попытки создать какой-то объединённый орган натолкнулись на спокойный ответ: «А никому это не нужно».

П: Я Вас поправлю: МНФ был организацией по преимуществу социалистической, и в его программных документах преобладали социалистические идеи. Посмотрите хотя бы на участников этого съезда от Москвы: Малютин - однозначный социалист, Леонтьев - социалист-народник, Игрунов (хотя я его в МНФ и не помню) - социал-демократ.

Г: Нет, наверное, ты прав. Тогда в Московском народном фронте преобладала именно социалистическая направленность. Это потом кто-то из лидеров этого фронта ушёл к националистам.

П: Кроме единственного члена КС Дергунова, о чьей державно-монархической позиции говорили уже тогда, я помню в МНФ только одного его единомышленника - Розанова. Но тот не был членом руководства.

Г: Представительство москвичей на съезде было небольшим - человек пять-семь...

П: Имеется в виду, именно от МНФ?

Г: Да, от МНФ.

Мы мало кого из них знали, и материалов от них было не так много. (Мы получали материалы от самых активных.) Поэтому и восприятие у нас была несколько негативное, и этот съезда не закончился созданием какой-либо организации.

Тем более, что сами народные фронты представляли собой очень разношёрстые образования. Где-то (как в Прибалтике) они уже перерастали практически в политически партии, где-то (как в Питере) были только на подходе к созданию фронта. У нас, действительно, была организация «За народный фронт». То есть мы только занимались созданием народного фронта, а вовсе им не были.

И, самое главное, было не понятно, как такой единый орган нам может чем-то помочь. Ведь каждый решал свои локальные проблемы: Латвия - свою, Эстония - свою, Питер - свою, Москва - свою...

П: Вернёмся в первому «пленарному» заседанию съезда народных фронтов. Оно началось, наверное, в час или два...

Г: Оно началось часов в двенадцать - начале первого и продолжалось часа четыре. Шли выступления, проходила достаточно долгая и активная общая дискуссия, обменивались информацией о ситуации на местах.

П: А был там - на крыше ДОТа - избран какой-то президиум?

Г: Не было никакого президиума.

П: А кто-то формировал повестку дня, определял порядок предоставления слова?

Г: Не было никакого президиума. Народ стоял кольцом и из него просто кто-то выходил и говорил. При этом наверняка были ведущие, но кто вёл, я не помню. И никакой особой проблемы в этом не было.

П: Значит, в первый день не были приняты никакие решения?

Г: Да, по-моему, и во второй тоже не принимались никакие решения. Я говорю: это была просто...

...После этого мы спокойно разошлись. При этом уже было объявлено, где пройдёт завтрашнее заседание.

Дело в том, что наши ребята в этот день продолжили свои поиски и для следующего дня нашли нефункционирующий пионерлагерь. (Это был конец лета, и поэтому пионеры оттуда уже уехали.)

На следующий день участники съезда ехали уже в этот пионерлагерь, где в помещении столовой мы и заседали. (Там нас, может быть, даже обедом накормили.)

П: В каком месте это было?

Г: Тоже, по-моему, где-то рядом со станцией Орехово. (Ребята искали где-то вокруг.)

П: Каковы временные рамки второго заседания?

Г: Тоже примерно с одиннадцати и до часов четырёх. (Часов пять всё это вместе продолжалось.)

П: Обменом информацией этот съезд и ограничился?

Г: Да. Его основная задача была чисто информационная. Я могу дать тебе координаты Андрея Николаева, у которого есть подборка всех документов организации «За народный фронт», где это всё наверняка описано.

П: За этими документами даже не нужно обращаться в Питер. Но мне важнее те детали происходившего, что отложились только в памяти участников тех событий.

Г.: Я уверяю тебя, что на самом деле эти документы найти не так просто. Если только в архивах КГБ. Больше они вряд ли где-то есть.

ВЫБОРЫ НАРОДНЫХ ДЕПУТАТОВ СССР

Первыми нашими серьёзными действиями стали выборы 89-го года. (Если говорить об этапах, то я бы назвал тебе следующие: первая половина 87-го - «можно говорить», первая половина 88-го - «можно начинать действовать», первая половина 89-го - начало конкретный действий в ходе выборов народных депутатов СССР.)

Я помню, как 8 марта 89-го года мы на «Запорожце» приятеля (моя машина тогда была сломана) ездили в Тарту за листовками против кандидатов от КПСС. (Их напечатали для нас эстонцы.) Причём печка в машине не работала, и было достаточно холодно. Приятель тогда спросил: «Как назывались эти, которые «Искру» развозили? Агенты «Искры»?» Вот мы выступали в этой же роли.

Тогда в Питере нам удалось достичь очень большого успеха в борьбе «против» (мы не пропустили практически никого из руководства обкома; первый секретарь, все прочие из обкома и горкома - все пролетели), но мы почти ничего не добились «за». Характерный пример. Выдвигался Виктор Монахов, которого мы активно поддерживали, но был забаллотирован окружным собранием. Причём забаллотировали его самым простым образом: параллельно с ним был выдвинут ректор Инженерно-экономического института Виктор Степанович(?) Кабаков - хороший мужик, фронтовик. И он остался в округе вместе со вторым или третьим секретарём обкома Фатеевым(?). А, была ещё какая-то учительница.

Обком партии потребовал от них снять свои кандидатуры. Учительница сняла, а Кабаков остался. И победил. Но это был не наш кандидат. Мы способствовали его победе, мы выступали против, и мы их не допустили, но мы не смогли провести ни одного своего человека. Наиболее близким к демократическим кругам был Юрий Болдырев, который был выдвинут одним из институтов и преодолел окружное собрание только по одной причине: один из выступавших за него умер на трибуне. (Человек выступал за него, ему стало плохо, и он умер прямо на трибуне.) И у окружного собрания рука не поднялась проголосовать «против».

Болдырев шёл против Герасимова, первого секретаря горкома партии, но нам удалось его провести. Причём был организован очень жёсткий контроль за выборами. К нам пришли люди из Московского райисполкома и сказали: готовится такая-то и такая-то фальсификация. Мы это озвучили, и фальсификацию делать побоялись. Таким образом Болдырев победил с соотношением голосов: 75 на 25.

Но я, Алексей, к сожалению, всё помню только на таком уровне.

9 октября 2007 г.

Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!