Доклад В.Игрунова на Международной Конференции "Советская общественность в эпоху перестройки"

(Домашняя заготовка + фрагмент стенограммы)

Московское общественное бюро информационного обмена – М-БИО – известно, как одно из самых активных общественных объединений эпохи Перестройки. Просуществовав почти ровно два года и приняв участие во множестве событий того времени, М-БИО стало родоначальником  Института гуманитарно-политических исследований (ИГПИ) и Информационно-аналитического центра «Панорама», все еще существующих почти двадцать лет спустя. Но короткая история М-БИО имеет не только продолжение, но и предысторию, без которой, наверное, трудно было бы понять и успех, и размах деятельности этой организации.

 

ПРЕДЫСТОРИЯ

 

История М-БИО начинается 12 августа 1988 года, когда на собрании, в котором, кроме редакции газеты «Хронограф», приняло участие еще несколько неформалов, было принято решение о создании подразделения кооператива «Перспектива», занимающегося сбором информации о новых общественных объединениях и созданием соответствующей электронной базы данных.  Такая возможность появилась после того, как Григорий Пельман, председатель КСИ, получил заказ от директора НИИ Культуры Вадима Чурбанова.  Для меня в те времена оставалось загадкой, почему именно нам, неформалам, был поручен этот проект, хотя в НИИ Культуры Чурбанов собрал многих прекрасных исследователей, с именами и степенями. Сейчас я уже не так удивляюсь этому факту.

Конечно, важную роль здесь играла личность Чурбанова, талантливого и довольно свободомыслящего человека, гонимого в прошлом, а вскоре ставшего членом ЦК КПСС. Но не меньшую роль играла репутация КСИ, Клуба социальных инициатив, от именно которого вел переговоры Григорий Пельман. Клуб социальных инициатив – первый публичный политический клуб эпохи Перестройки. С первых же месяцев своего существования его члены начали выстраивать социальные сети. К лету 1988 года списки контактов Пельмана охватывали большую часть Советского Союза и включали сотни людей и десятки общественных объединений. Выстраиванием социальных сетей в КСИ занимались едва ли не  все, и между его участниками велась постоянная борьба за лидерство, в итоге которой к началу 1988 года из клуба были вытеснены такие выдающиеся его члены, как Борис Кагарлицкий и Михаил Малютин, сыгравший важную роль в ключевом событии – всесоюзном съезде неформалов под названием «1-я информационная встреча-диалог: общественные инициативы в Перестройке». Думаю, клуб к этому времени существовал номинально, хотя еще функционировал Совет клуба из пяти человек: Пельман, Павловский, Игрунов, Золотарев и Корсетов, каждый из которых прямо или косвенно сыграл важную роль в истории М-БИО. По большому счету, все решения принимались тремя людьми – Павловским, Пельманом и Игруновым, хотя, несомненно, именно Павловский и Пельман связывали с этой структурой далеко идущие планы и были моторами в его работе. «Ложа П-2» так называли бывшие члены КСИ эту группу – в значительной степени потому, что своих результатов неразлучный тандем добивался при помощи интриг, которые, в конце концов, содействовали окончательному разрушению клуба. Однако перед тем КСИ удалось реализовать целую серию проектов, чье значение до сих пор остается мало оцененным.

Первые попытки создать координационный центр новых политических клубов были предприняты во время августовского съезда, так я позволю себе называть «встречу-диалог», поскольку официальное название было натужной попыткой придать «приличную» форму событию, которое некоторые из его организаторов рассматривали, как учредительный съезд политического движения. Тогда Павловский учредил пресс-центр съезда, который рассматривался им, как зародыш постоянно-действующей информационной структуры будущего движения, а также была создана Межклубная инициативная группа, призванная координировать совместные мероприятия московских политических клубов. Если работа Межклубной инициативной группы можно считать успешной – в тех условиях, в которых она существовала, – то прсс-центр явно не смог достичь целей, к которым стремились его конструкторы.

Тем не менее, потребность в бюллетене, посвященном развитию общественного движения, остро ощущалась участниками движения. Но для выпуска газеты или журнала не хватало многого. Не хватало средств, как финансовых, так и технических. Не хватало авторов, корреспондентов, налаженных сетей. В итоге, проходил месяц за месяцем, а решения проблемы не находилось. Неожиданной находкой оказался маленький информационный листок «Молва», который его издатель и редактор Дмитрий Леонов называл журналом. Весь «журнал» представлял собой лист бумаги форматом А-4, густо заполненный машинописным текстом. Этот листочек пошел нарасхват. Не могу точно сказать, когда он появился, но это было накануне раскола клуба «Перестройка». Получив его, я вспомнил давнюю историю десятилетней давности. Тогда «Хроника текущих событий» выходила с большим запозданием из-за разросшегося объема и высокой требовательности редакторов к точности информации. Вместе с тем, «Хроника» уже стала наркотиком для участников диссидентского движения, и запаздывание  сведений о состоянии общественного движения и всего, что с ним связано, воспринималось очень болезненно. Тогда я обратился к редакторам «Хроники» с предложением издавать «Листок ХТС», который, не претендуя на полноту описания истекшего периода, мог бы давать хотя бы краткую, но оперативную информацию по достоверным материалам. В России эта идея не смогла реализоваться, поскольку выпускать «Листок» можно было только еще больше задерживая выпуск основной «Хроники». Однако Кронид Любарский, с которым мы много говорили об этой идее накануне его эмиграции, стал выпускать за рубежом такой листок, известный как «Вести из СССР». Это начинание имело огромный успех.

Мне пришло в голову, что ситуация, сложившаяся в общественном движении в 1987 году, была сходной с ситуацией 1977 года, и я предложил Леонову сделать его «Молву» маленьким экспресс-изданием для массового распространения. Я взялся тиражировать эту газету на компьютере, который был одним из самых важных ресурсов Григория Пельмана. Третий номер «Молвы» вышел тиражом в 120 экземпляров, что по тому времени было довольно много. Достаточно сказать, что предыдущий, второй номер, вышел тиражом 28 экземпляров, а это было вдвое больше тиража первого номера. Однако четвертого номера пришлось ждать очень долго. Тиражирование газеты многократно повышало нагрузку на компьютер и принтер Пельмана, а потому, чтобы добиться разрешения использовать этот ресурс, необходим был амбициозный проект. Решение Межклубной инициативной группы, состоявшееся в феврале 1988 г., учредить два информационных органа – журнал, который вызвался редактировать Ю.Митюнов, и который никогда не был реализован, и газету «Молва», которая с этого момента переставала быть частным начинанием – дало достаточные основания Г.Пельману рассматривать «Молву», как приоритетный проект. Редактором газеты был утвержден Леонов.

К сожалению, Леонов фактически не смог продолжить издание, и разногласия с ним привели меня к решению издавать параллельно газету «Хронограф», ориентирующийся на формат «Молвы». После долгих согласований в апреле было проведено совещание на квартире Пельмана, куда были приглашены кроме хозяина квартиры и владельца компьютера, Д.Леонов и В.Прибыловский, которого Леонов привлек к тому времени к редактированию «Молвы», а также  С.Митрохин и В.Писарева. Это и был начальный состав редакции «Хронографа».  «Хронограф» сразу обрел популярность и стал едва ли не самым массовым изданием того времени. Хотя, конечно, «Хронограф» не мог идти ни в какое сравнение с лучшей газетой того времени «Экспресс-хроникой» А.Подрабинека, но он, тем не менее, был посвящен новому общественному движению и имел гораздо большую аудиторию, чем диссидентская, по-преимуществу, «Экспресс-хроника», Небольшой объем «Хронографа» позволял не только ксерокопировать его, что было основной техникой размножения, но и перепечатывать на машинке. Такие экземпляры попадали нам из других городов.

«Хронограф» стали искать, и через очень короткое время у нас образовалась довольно обширная сеть, поглощавшая сотни экземпляров нашей газетки. Одновременно мы получили доступ и к самиздатским журналам, которые в 1988 году стали появляться, как грибы после дождя. Мой опыт библиотеки самиздата требовал безусловного сохранения каждого документа, каждой бумажки, порождаемой движением неформалов. Таким образом, мы к лету имели довольно большой архив нового самиздата и уже вырисовывавшуюся всесоюзную сеть участников новых политических клубов и движений.

К этому надо добавить и следующие соображения. КСИ был организатором заседания Президиума Правления Советской Социологической Ассоциации в октябре 1987 года, посвященной новым общественным движениям, и получил статус клуба при ССА АН СССР. Многие члены клуба получили удостоверения членов социологической ассоциации. Кроме того, именно на заседании КСИ в июне, если не ошибаюсь, 1987 года впервые прозвучала идея памятника жертвам сталинских репрессий, и КСИ сделал довольно много для распространения и модификации этой идеи. К лету 1988 года движение «Мемориал» приобрело всесоюзный размах и стало самым мощным общественным движением того времени, в котором ЦК КПСС видел зародыш альтернативной политической партии.  К этому можно присовокупить активность КСИ по объединению неформалов, которая в 1988 году приняла довольно большой размах – и благодаря работе в Социологической Ассоциации, которой уделял огромное внимание Пельман, и благодаря Павловского и моей работе в бюллетене «Век ХХ и мир».  Также осенью 1987 года я стал проводить встречи активистов движения на частных квартирах, которые не требовали никаких формальностей, поскольку люди приглашались частным лицом на чаепития. В январе или феврале 1988 года по инициативе социологов, участвовавших в этих чаепитиях, в НИИ Культуры начал работать клуб лидеров общественных движений. Ну и, наконец, мы уделяли большое внимание диалогу неформалов и старых диссидентов, обеспечивали социологам возможность собирать материалы движения 60-х – 70-х годов и встречаться с активистами того времени.

Таким образом, я думаю, у Чурбанова были достаточные основания, чтобы поручить КСИ создание базы данных по общественному движению, начавшему набирать силу именно в это время. Надо сказать, что в то время мы, по крайней мере, это касается меня, недооценивали ту роль, которую играли в общественном движении.

Другим условием возникновения М-БИО оказалась идея создания социально-ориентированного кооператива. Собственно говоря, без такой структуры и получение оплачиваемого заказа было бы маловероятным. Мысль о создании кооператива, который одновременно решал бы и организационные задачи движения, и приносил бы деньги для реализации этой цели, возникла параллельно у меня, Пельмана и Павловского практически одновременно. В июне-июле мы с Пельманом искали возможность создания политического клуба-кафе, пока не убедились в отсутствии ресурсов для такого предприятия. Другие проекты каждый из нас планировал самостоятельно. Во время августовского съезда Павловский и В.Яковлев задумали кооператив «Факт» и информационное агентство «Постфактум». В сентябре неожиданно обнаружилось, что идея кооператива приблизительно одинаково видится всем троим. Шире других задачу такого кооператива ставил Павловский. Он говорил, что в условиях перестройки так меняется жизнь, что необходимо создавать институты адаптации советских граждан к новой реальности. Мне такая общая постановка вопроса казалась фантастикой. Я имел гораздо более скромные амбиции и мыслил более традиционно. Мне казалось, что необходимо создать самоокупающийся центр, который бы занимался созданием социальных сетей, отбором лидеров, обеспечением роста их квалификации и подготовки к политической деятельности. Одной из важнейших целей я видел создание интеллектуальных центров, ориентированных на выработку концепций трансформации СССР  - в экономической, социальной, интеллектуальной и политической сферах. Ближе к моей точке зрения была позиция Пельмана, который стремился к созданию центра влияния на происходящие процессы, стремился найти форму для повышения статуса той лидерской группы, к которой сам относился. Так или иначе общее желание создать структуру, обеспечивающую реализацию собственных идей и стремлений было налицо. Была достигнута договоренность о совместном проекте. И хотя этому проекту не суждено было реализоваться, возникли два параллельных кооператива – один, в сущности, частное предприятие Яковлева, кооператив «Факт», куда пошли работать Павловский и Золотарев, другой «Перспектива», который возглавил член КСИ А.Беркович, и куда пошли Пельман, Корсетов, я и еще ряд членов КСИ. Вот этот кооператив и стал площадкой, на которой суждено было состояться Московскому общественному Бюро Информационного обмена.

ПРИНЦИПЫ РАБОТЫ М-БИО

С самого начала работы М-БИО – кстати, это название стало употребляться год спустя, после того как в Саратове по образцу московской структуры возникла аналогичная регионального масштаба с названием Бюро информационного обмена «Сфера» (БИО «Сфера») – его специфика определялась требованиями заказа. Впрочем, это ни в коей мере не расходилось с намерениями его основателей. Нам необходимо было получать по возможности полную информацию о возникновении и деятельности любых общественных организаций, возникших или активизировавшихся на волне Перестройки. Для закупки документов этих организаций и движений в смете предусматривалась специальная статья. Вместо того чтобы тратить эти деньги по прямому назначению, мы решили использовать их на тиражирование «Хронографа». Поскольку «Хронограф» расходился все шире и шире, а в выходных данных указывались контактные телефоны, к нам устремилось немало неформалов со всех концов страны. И каждый привозил с собой собственные материалы – уставы, обращения, манифесты и даже газеты и журналы. Частично мы получали эти материалы в дар. Частично в обмен на новые выпуски «Хронографа».

Но «Хронографа» для этой цели явно недоставало. Тем более, что я вынужден был минимизировать свое участие в выпуске газеты, так как в самую активную фазу вступила борьба за создание движения «Мемориал» и определение его направленности, а кроме того, все выше вздымалась волна общественного движения. Народные фронты Прибалтики стимулировали проекты с аналогичными названиями в России. В июне я стал работать над созданием Высших социологических курсов при ССА АН СССР. Всем этим надо было заниматься, во всем участвовать, и регистрация фактов и собирание документов были лишь сопутствующей деятельностью.  Времени на работу с «Хронографом» хронически не хватало.

Следующим шагом стала скупка «самиздатских» - я ставлю это слово в кавычки, поскольку, на мой взгляд, оно неприменимо в данном случае - журналов и газет для обмена на материалы организаций и движений. Наше финансирование помогало осуществлять тиражирование этих изданий, испытывавших постоянные трудности, и, тем самым, содействовало становлению и независимой журналистики, и возникновению новых связей, новых сфер распространения, становлению рынка неформальной печати. Особенно в этом нам помогли прибалтийские издания. Сначала это были «Вестники народного фронта» Эстонии, затем латвийская «Атмода» и литовское «Содействие». Первоначально мы закупали всего по нескольку десятков экземпляров разных изданий. Но впоследствии, с начала 1989 года, закупать стали уже многие тысячи экземпляров «Атмоды» и «Содйствия». К этому времени спрос на подобного рода литературу стал стремительно расти, и мы решили продавать эти газеты, чтобы торговая прибыль стала источником финансирования проекта, когда в конце 1988 года был сдан отчет Чурбанову, а новый договор так и не был реализован в связи с уходом Чурбанова на работу в ЦК КПСС. С этого момента к нам в М-БИО устремились десятки ходоков из разных концов страны за оптовыми закупками газет, и к 1990 году мы распространяли, я думаю, не меньше 100 000 экземпляров газет ежемесячно.

Разумеется, это были не только крупные балтийские издания. К январю появился первый выпуск «Ведомостей «Мемориала»» тиражом в пять тысяч экземпляров и я немедленно отпечатал еще пять тысяч у Пятраса Войтекунаса в Вильнюсе, у которого до этого мы набирали для своей коллекции малотиражные издания, не только литовские. Затем появилось множество региональных газет, не говоря уже о московских изданиях, таких как газета «Хроника», журнал «Община». Многие газеты печатались при организационной поддержке М-БИО. К нам привозили макеты газет откуда-нибудь из Тамбова, Донецка или Саратова, а мы отвозили из в Литву или Латвию. Готовые тиражи, которые, как правило, составляли порядка 5 тысяч экземпляров, завозились М-БИО, где их и забирали заказчики. Со временем, когда у литовцев пропал страх перед репрессиями, мы стали направлять издателей напрямую в балтийские типографии. А один из таких издателей, редактор тамбовского «СоДействия» Вадим Михайлов, даже осел на некоторое время в Литве, включившись в работу вильнюсского «Согласия» и поддерживая печать российских газет в Литве.

Здесь надо бы сказать о той особой роли, которую сыграл Пятрас Войтекунас в становлении новой печати в СССР. Познакомились мы с ним осенью 1988 года в Вильнюсе, а уже в ноябре он был в М-БИО и предложил нам выпустить массовым тиражом, скажем десять-двадцать тысяч экземпляров, русскую демократическую газету, которую сам и профинансирует. Единственным его условием было – объединение всех-всех демократов в этом издании. Зато условием непременным. Мне было очевидно, что добиться этого невозможно. Я редактировал тогда «Ведомости «Мемориала»» и видел, что даже близкие по ориентациям мемориальцы не всегда соглашались оказаться на одних страницах друг с другом. Да и драматическая подготовка к учредительному съезду «Мемориала» находилась в то время в самой острой фазе. Поскольку я фактически руководил подготовкой всесоюзного съезда как раз в то время, когда большинство лидеров полагали, что съезд не состоится, и одновременно готовил выпуск «Ведомостей «Мемориала»», сил на подобного рода попытку просто не было. И я отказался. Однако Анатолий Папп, который был уверен, что такое издание возможно, предложил объединиться с анархистами из «Общины» для издания такой газеты. К моему удивлению Войтекунас согласился, несмотря на то, что было очевидно – ни Афанасьева, ни Сахарова, ни Старовойтовой, которых так хотел видеть Пятрас в редакции газеты, там не будет. И «Независимый вестник», который был подготовлен несколькими группками неформалов, в основном, «Общиной» и «Гражданским достоинством», вышел в декабре 1988 года. Пусть не тиражом в двадцать или даже десять тысяч экземпляров, но только пять, однако это был самый массовый тираж того времени. Для такого тиража и такой газеты еще не было спроса, и желтые пачки газет пролежали у нас еще несколько месяцев вместе с пачками «Ведомостей «Мемориала»». Да и сама газета оказалась не того уровня, который ждал от нее Войтекунас, и продолжения она не имела. Но стало ясно, что в Литве можно печатать огромные тиражи и наших собственных газет. С этого момента Прибалтика стала всесоюзной типографией, а М-БИО посреднической и транспортной конторой. Хочу, впрочем, подчеркнуть, что наша работа ни в какой мере не оплачивалась. Напротив, мы сами иногда оказывали небольшую материальную помощь региональным издателям и редакторам.

В марте поток информации в М-БИО стал настолько высок, что было решено издавать собственную газету. Александр Морозов, занимавшийся в М-БИО выпуском бюллетеня новостей, был главным инициатором этого проекта. Его идея назвать газету «Новая политика» вполне описывала замысел – и мы не сомневались, что такая газета может иметь успех. В это же время группа участников «Гражданского достоинства» из-за разногласий с Золотаревым решила издавать свою газету, и Анатолий Папп предложил объединить проекты, так как группа А.Верховского не могла опираться на такую информационную сеть, как М-БИО и, безусловно, проигрывала бы «Новой политике». В апреле вышел первый номер газеты «Панорама», которая стала довольно популярной уже в 1989 году и в нашей референтной группе – в среде московской интеллигенции – считалась лучшей политической газетой того времени. Даже выход «Коммерсанта» не слишком подорвал ее позиции. Только появление «Независимой газеты» сделало «Панораму» маргинальным изданием. К сожалению, в М-БИО не было менеджеров-рыночников, и мы не использовали определенный гандикап для освоения информационного рынка и, напротив, действовали наперекор рыночной конъюнктуре, ориентируясь на идеалистические ценности. Это послужило одним из оснований для раскола в М-БИО. Но в течение года «Панорама» была одним из важнейших инструментов в достижении целей М-БИО.

Одним из важных стимулов для сдачи документов в М-БИО был открытый характер архивов. С самого начала было решено, что архивы собираются не для отчета перед НИИ Культуры и никогда туда не будут сданы, а сделаются общедоступным фондом для участников движения, исследователей, журналистов.

НАШИ МОТИВЫ. ПОЧЕМУ МЫ ЭТО ДЕЛАЛИ

Когда я в 1987 году приехал в Москву, я приехал с трагическим ощущением конца своей страны. Я приехал с ощущением разрушения Советского Союза, с ощущением, что реформы идут вовсе не правильно. Что есть только публицистика, но нет интеллектуального спора, нет механизмов решений. Мои попытки опубликовать материалы на этот счет ни к чему не привели. Даже такие близкие мои товарищи, как Михаил Гефтер, говорили мне: «Какая революция! Посмотри вокруг – ничего не происходит!» И это была середина 1987 года. Другой мой товарищ, Борис Фирсов, на мои параллели с Францией («Бастилия еще не взорвана, но тектонические разломы уже видны») говорил: «Ну что Вы! 18 век! Другой конец Европы! Какая революция!» Это была середина 1987 года. До революции оставалось 2 года. От созыва Генеральных штатов во Франции до революции тоже прошло всего два года. Поэтому моей задачей было создание интеллектуальных центров, но такие люди как Левада, Гордон, Шейнис категорически отказались принять участие в создании интеллектуального центра. Я собирал собрания, но эти люди говорили, мол, мы уже старые, это ваше поколение должно в этом участвовать. Мы для общественной жизни не годимся. А Гефтер просто разнес меня, сказал: «Видели мы эти интеллектуальные центры! Знаем, к чему это приводит. Нам нужен форум». И вот тогда как раз начала готовиться «Московская трибуна», которая стала не экспертным, а публицистическим центром. Я думаю, что в значительной степени реформы пошли так, как они пошли, именно потому, что интеллигенция отказалась уйти от интеллектуальной деятельности, причем этот отказ был сознательным. А М-БИО пыталось хотя бы вырастить новое поколение людей: на Высших социологических курсах, потом в Институте гуманитарно-политических исследований. Все это было ориентировано на создание сетей, по которым мы могли бы отлавливать наиболее продвинутых молодых людей. Это были попытки их объединения и создания новой политической элиты. К сожалению, времени на это у нас не было.