Сейчас на сайте

См. рассказ С.Митрохина.

Комментарии Вячеслава Игрунова к рассказу Сергея Митрохина о неформалах

 

1. Собрания «Перестройки» проходили в зале ДЭЗа, где сторожем работал то ли Александр Хатов, то ли кто-то из его друзей. Собрания проводились полулегально, а после антисталинских демонстраций администрация ДЭЗа запретила использовать зал для заседаний «Перестройки-88».

 

2. Митрохин пишет об «антисоветском» митинге в феврале 88 года.

На самом деле речь идет об участи в серии демонстраций 5 и 6 марта – всего их было три, – посвященных тридцатипятилетию смерти Сталина. Представители «Перестройки-88» приняли участие в двух из них: организованным Семинаром «Демократия и гуманизм» совместно с Юридической комиссией «Перестройки-88» на Октябрьской площади, действительно, разогнанном властями, и возложении цветов, насколько я помню, у Парка культуры им. Горького, организованном по инициативе Золотарева. «Перестройка-88» также присоединилась к группе организаторов этого, прошедшего спокойно мероприятия.

Обсуждение участия в этих демонстрациях вылилось в драматическое столкновение, Сотрудничество с Новодворской было приемлемо далеко не для всех «радикалов». Тогда две группы образовали независимые структуры, развязывавшие руки друг другу: юридическая комиссия, в которую входили такие радикалы, как Кузин, Скубко, Митюнов, Хатов, и политсеминар, в который входили И.Чубайс, Игрунов, Митрохин, Фадеев, Б.Лапшин (??) и, в общем, большая часть членов клуба.

В дальнейшем Юридическая комиссия принимала активное участие едва ли не в каждом мероприятии Семинара «Демократия и гуманизм», а затем стала одним из учредителей «Демократического союза» (ДС). Возможно, это обстоятельство вызывает воспоминания у Митрохина о том, что дискуссии «периодически завершались митингами».

 

3. Не только Пельман, но и Прибыловский не были членами «Перестройки-88».

Митрохин реально участия в «Молве» не принимал. Последний, сдвоенный, выпуск «Молвы», действительно, был сверстан на материалах Митрохина и Писаревой. Однако это вряд ли можно считать участием в «Молве», поскольку эти же материалы были использованы для строенного выпуска «Хронографа». Разница между «Молвой» и «Хронографом» заключалась лишь в том, что «Хронограф» отредактировал я, а «Молва», в основном, готовилась Леоновым. [См. об этом другой фрагмент из воспоминаний В.Игрунова - прим. ред.]

Казус объясняется просто.

Как раз после учредительного съезда ДС я должен был на день или два уехать из Москвы. Кажется, в Ленинград, где проходила конференция Северо-Западного отделения ССА, посвященная движению социальных инициатив (неформалов), хотя не могу утверждать наверняка. Поэтому я попросил Леонова отредактировать материал по съезду ДС. Леонов согласился, но при условии, что это будет выпуск «Молвы», а не «Хронографа». Поскольку мы формально договорились, что «Хронограф» будет выходить параллельно «Молве», а не вместо нее (это было условием участия Леонова в «Хронографе»), то не было никаких оснований отказать ему в этом. Тем более что для Димы это было принципиально: он расценивал съезд ДС, как одно из ключевых исторических событий.

Вернувшись из Питера, я обнаружил, что выпуск «Молвы» все еще не готов, более того, на мой взгляд, там еще конь не валялся. Материал же был горячий. Тогда я попытался взять редактирование в свои руки, но Дима резонно заявил, что главным редактором «Молвы» является он. Тогда мы сели вместе редактировать материал. Разногласий оказалось столько, имели они такой непреодолимый характер, что я решил выпустить и «Молву», и «Хронограф», посвященные съезду ДС, С этим согласились все, даже Леонов после утомительного оспаривания. Первый выпуск «Хронографа» появился уже на следующий день, а вслед за ним и другие два. «Молва» была выпущена вдогонку только после того, как «Хронограф» ушел в тираж.

В чем Митрохин абсолютно прав – он был основным автором «Хронографа». Его материалы, хотя первоначально и подвергались жесткому редактированию, но производили очень хорошее впечатление на читателей. Именно благодаря им «Хронограф» стал любимым чтением неформалов и интеллигенции, интересовавшейся общественным движением. Когда редактирование «Хронографа» перешло к Прибыловскому, который был горячим поклонником Митрохина, Володя не осмеливался серьезно вмешиваться в Сережины тексты, и тогда материалы Митрохина из иронических превратились в саркастические, что заметно снизило привлекательность издания. Зато, когда Митрохин сменил жанр, его тексты оказались еще интереснее. Это было новое открытие Митрохина, но, к сожалению, «Хронограф» пришел к своему логическому концу: от летучего листка надо было переходить к серьезной газете. Таким опытом для нас оказалась газета «Панорама».

 

4. К кооперативу «Перспектива» Павловский никогда не имел отношения.

Пельман был энтузиастом кооперативного движения, и заразил этим меня, поскольку очень кушать хотелось (Павловский к этому времени стал штатным сотрудником бюллетеня «Век ХХ и мир», а потому меньше был озабочен заработком. Я же был внештатником, и жил только на гонорары. А поскольку я не столько писал, сколько занимался общественной деятельностью, то уж не знаю, на что жил.) Идея создания кооператива, который брал бы на себя некоторые социально важные функции, ускользавшие из рук государства, или до которых у государства руки не доходили, возникла у меня и Павловского одновременно, и в сентябре 1987 г.  мы договорились о создании такого кооператива. Кооператив получил название «Факт» (название возникло еще во время августовской конференции, и в одном из текстов Павловского это отражено) и главным его деятелем оказался Володя Яковлев, который смог одолжить 4000 рублей стартового капитала. Да и папины знакомства были настолько значительны, что ни я, ни Павловский, ни Пельман не могли составить Володе конкуренцию. Вместе с тем, Володя вел себя, как «новый русский» (тогда этого определения еще не существовало). Не такой, как описывалось в анекдотах, не такой, какими мы знаем «новых русских» по олигархам, но, все же, работа с ним оказалась неприемлемой ни для меня, ни для Гриши. «Факт» стал фактом Яковлева, Павловского и Золотарева (двое последних – члены Совета КСИ).

Кооператив «Перспектива» создавался как альтернативный проект. Пельман даже воспринимал его, как противовес «Факту». Основателями его стали другие члены Совета КСИ – Пельман, Игрунов и Корсетов, а также приглашенные в компанию Виктор Аксючиц, Максим Мордвинов (из клуба «Компьютер») и Александр Чемоданов(?). Регистрировал кооператив, а затем стал его первым председателем Александр Беркович, член КСИ. [См. о клубе "Компьютер" см. в беседе Игрунова и Пельмана. О КСИ см.в статье Игрунова КСИ и другие. - прим. ред.]

«Перспектива», конечно же, никогда не располагалась ни в подвальном, ни в полуподвальном помещении. На 1-й Дубровской нам было временно передано помещение бывшей почты на первом этаже. Для М-БИО был выделен блок, где прежде хранились посылки и бандероли, спланированное при постройке под однокомнатную квартиру. Пользовались мы и большим залом, основным помещением почтового отделения. В этом зале происходили общие заседания кооператива, в том числе и по обсуждению работы М-БИО, которое, конечно, по документам кооператива проходило, как отдел (информационно-аналитический?), в котором экспертами выступали Г.Ракитская, А.Назимова и Л.Гордон. Заключение видных академических ученых призвано было защитить кооператив от давления властей (а такое давление на кооператив оказывалось в связи с моим участием в митингах ДС, пусть и в качестве корреспондента «Века ХХ-го».) В этом же помещении несколько раз заседала инициативная группа «Мемориала». Оргкомитет всесоюзного съезда «Мемориала», напротив, постоянно работал в нашем отдельном помещении М-БИО. Впоследствии, когда в кооперативе начались конфликты, мы взяли в неофициальную аренду (за взятку, разумеется) две громадные квартиры (на пятом и четвертом этажах).

 

5. История раскола ИГПИ довольно сложная. Действительно, первый переворот попытался организовать Макс Мейер, действовавший вместе с Таней Титовой. Но на собрании они остались в одиночестве. Макс был уволен, однако, не за переворот, а за провал работы. Таня оставалась сотрудником М-БИО до самого раскола, и ушла вместе с группой А.Морозова (СЕН) [См. его воспоминания - прим. ред.] в «Постфактум» к Павловскому. И в том, и в другом случае источником недовольства был принципиально некоммерческий характер М-БИО и ИГПИ.

Раскол произошел летом 1990 года на почве споров о коммерциализации газеты «Панорама», и завершился оформлением трех независимых структур: Института гуманитарно-политических исследований, Информационно-аналитической службы «Панорама» и Службы ежедневных новостей. В отличие от большинства расколов в среде неформалов, разделение М-БИО прошло достаточно мягко, хотя, конечно, долгое время досада осложняла наши отношения. Тем не менее, они были вполне приличными. Прибыловский оказался одновременно и членом «Панорамы», и основателем ИГПИ. Поначалу большую часть времени он проводил в ИГПИ, но со временем практически целиком перешел в «Панораму». Этому сильно способствовало лишение ИГПИ прекрасного помещения на Преображенке.

 

6. Сережа пишет, что вопреки мне он предложил назвать нашу структуру Институтом, в то время как я отстаивал идею Центра. Здесь Сережу, как и в некоторых других случаях, подводит память.

Попытки трансформировать М-БИО начались уже в 1989 году. М-БИО замышлялся как координационный центр политических клубов и движений. Его фактическая роль отличалась от замысла, но, тем не менее, М-БИО был чрезвычайно важным звеном в складывавшейся сети общественных организаций. Однако Съезд народных депутатов резко изменил политическую реальность и М-БИО оказался на периферии основного потока общественной жизни. Появился мощный канал политической консолидации, и возникновение Межрегиональной депутатской группы и Демократической России не оставляло шансов для небольшой группы с низким социальным статусом играть ту организационную роль, которую она играла в предшествующий период. Поэтому надо было использовать возможности М-БИО в других целях.

Весной 1989 года М-БИО начало выпускать несколько серий библиографических изданий, возникла Служба ежедневных новостей, на базе которой решено было издавать газету – грех было не воспользоваться общесоюзной сетью, которая возникла вокруг М-БИО (кстати, многие из корреспондентов М-БИО стали известными журналистами в разных регионах России и в постсоветских странах). Анатолий Папп предложил объединить усилия с редакцией готовившейся тогда газеты «Панорама». Тогда же начались регулярные институтские семинары. Однако семинары оставались на достаточно низком научном уровне, в условиях бурно развивающейся общественной жизни библиографические издания имели академический интерес. А с выходом газеты «КоммерсантЪ» перспективы «Панорамы» (по распространенному мнению читателей – лучшей политической газеты России) стали зыбкими. Надо было переходить к промышленному производству СМИ – у нас для этого не было ни кадрового ресурса, ни финансовой базы, ни менеджеров, способных такие ресурсы привлечь. По мнению Паппа, именно я должен был сосредоточиться на коммерциализации газеты и создании для нее соответствующих условий, а я полагал, что мне это не по плечу, да и не имел склонности к такого рода работе. К тому же, возникали серьезные проблемы выживания М-БИО в условиях конфликта интересов между подразделениями.

Когда раскол в М-БИО стал неотвратим, я предложил на базе накопленного материала создать исследовательскую структуру. Естественно, возник вопрос, что это будет за структура. Разумеется, у меня были слишком большие амбиции. Еще в 1980-м году, в условиях фактического подполья, я предлагал Гефтеру и Павловскому создать Институт общественной мысли. Приехав в Москву, я уже летом 1987 года вернулся к этим идеям в модифицированном виде, но они были отвергнуты, с одной стороны, Гефтером, который склонен был тогда к учреждению общественных форумов (одним из таких форумов стала «Московская трибуна»), а с другой, группой интеллектуалов, на которых я очень рассчитывал: Шейнис, Левада, Гордон и некоторые другие. Сергей Белановский, зная о моих замыслах, в 1988 году предложил мне создать институт «на троих»: Игрунов, Найшуль, Белановский, но я под благовидными предлогами отказался от этого, поскольку Найшуль к этому времени стал либералом-экстремистом, да и сам Сережа придерживался более правых взглядов, чем я. Соединение троих в такой конфигурации было искусственным и не дало бы эффекта, хотя В.Ф.Чеснокова приблизительно в это время стала оказывать, на мой взгляд, положительное влияние на Найшуля, и в 1990 году Найшуль основал свой Институт национальной модели капитализма. (Выдавая ему грант по программе «Гражданское общество» Фонда Сороса, я убедил Виталия заменить слово «капитализм» на слово «экономика») А с Белановским мы открыли в М-БИО социологическую службу, благодаря которой в М-БИО пришли Е.Гаревская, А.Ахмерова, М.Богданова, С.Марзеева, В.Буев и другие.

Естественно, мне очень хотелось создать институт, который занимался стратегическими оценками, политическим прогнозированием и проектированием. Однако я понимал, что на базе М-БИО этого сделать не удастся. Отсюда у меня возникали сомнения, а стоит ли М-БИО заявлять слишком высокую для себя планку? С этими вопросами я обратился к самым близким моим товарищам – Прибыловскому, а затем Митрохину. Прибыловский сразу же довольно резко заявил, что называть осколок М-БИО институтом будет «надуванием щек», следует назваться центром. Такая точка зрения была мне понятна, и я колебался. Однако Сережа в еще более категоричной форме заявил, что надо назваться именно институтом, поскольку завышенная планка заставит нас профессионально расти и вызовет больше уважения со стороны потенциальных партнеров. Я был рад согласиться с Сережей, но Володя упорствовал. Выбор названия остался для общего собрания учредителей. И я, и особенно ярко Сережа защищали идею института – и Володя остался в одиночестве.

Что касается словосочетания «гуманитарно-политический», то я не помню достоверно, как оно возникло. Для меня важно было подчеркнуть характер института: он должен был заниматься исследованиями политики в контексте культуры. Сама мысль, что политические и экономические формы являются производными от более общих культурных паттернов и систем ценностей, была альфой и омегой всех моих подходов в политике. Она отражалась в спорах с экономистами либерального направления, но марксистской закваски, и Найшулем, гораздо более склонным к учету гуманитарных факторов, она отражалась в спорах вокруг декларации «Памятник», из-за которых возникла декларация «Мемориал», да и вообще была одной из главных моих идей, берущих начало еще в конце 60-х – начале 70-х.

Естественно, что обсуждение названия происходило, прежде всего, между мной и Сережей, самым близким мне сотрудником М-БИО. Вполне вероятно, что сочетание «гуманитарно-политический» было предложено именно им.

 

7. Сережа описывает свое приглашение в ЯБЛоко так, как он его видел, это вполне естественно. Однако в некоторых нюансах его просто подводит память.

Когда он вспоминает о создании ЯБЛока, то он говорит «каким-то образом в это был вовлечен и Игрунов». И он, действительно, мало что мог знать об этой моей работе. В М-БИО вообще мало кто знал, чем я занимаюсь. Я был политиком, и все мое участие в движении неформалов носило исключительно инструментальный характер. Для меня важно было создавать механизмы влияния на общественное сознание и на процессы самоорганизации общества. Я не слишком идентифицировал себя с теми проектами, в которых участвовал, даже когда я сам был их инициатором. Точно так же мои партнеры никак не интересовались ни моими делами за пределами того проекта, в котором они участвовали, ни моими взглядами. Достаточно сказать, что когда в М-БИО мы начали проводить семинары, то на них обсуждалось, главным образом, становление общественных организаций и движений. Когда же впервые я попытался обсудить некоторые свои взгляды (а случилось это достаточно поздно – в начале 1991 года), то это привело к такому конфликту с Митрохиным, что я вообще отменил систему семинаров: тратить время на обсуждение конкретики маргинализовавшихся к тому времени политклубов я не мог, а к обсуждению серьезных политических вопросов ИГПИ все еще был не готов. Не был он готов к этому и в 1993 году.

Будучи руководителем М-БИО и директором ИГПИ, большую часть своей работы я делал за их пределами. Это касалось, в частности, и «Мемориала», и МДГ, и «ЯБЛока». В «Мемориал» мне удалось номинально записать только Митрохина, но он осилил только одно заседание, если не ошибаюсь, учредительного съезда Московского «Мемориала», да и там просидел тихо. Работа с будущими депутатами, членами МДГ, велась мною, в основном, через «Век ХХ-й» и «Мемориал». Первое заседание народных депутатов в Доме ученых в субботу 30(?) мая 1989 мы провели с Фадиным, который, хотя часто бывал в М-БИО, его членом не был, и Ю.Пермяковым, который, хотя и работал в М-БИО, но несколько позже. Правда, М-БИО было координационным центром подготовки митинга в Лужниках, но это мало у кого отложилось в памяти. С «ЯБЛоком» была та же история. Это было мое частное дело, а уж никак не дело М-БИО. Прибыловский вообще категорически отказывался не только от политики, но и от участия в общественных организациях (хотя выражал готовность поучаствовать в социал-демократической организации или в организации «зеленых»). Сережа также подчеркивал свой статус исследователя, и только Кудрявцев готов был участвовать в активной деятельности.

Впервые в ЭПИ-центр Митрохин попал в сентябре, еще до решения участвовать в выборах, и не на Малый Левшинский, а на Новый Арбат, где мы вырабатывали свою позицию по отношению к перевороту 21 сентября. В обсуждении Митрохин принимал живое участие, однако ЭПИ-центр не произвел на него благоприятного впечатления, и он, когда уже было решено формировать список для участия в выборах, долго упирался и не хотел идти, однако моя настойчивость увенчалась успехом. В некотором смысле это был коварный замысел: показав несостоятельность эпицентриков, убедить Сережу согласиться идти в Думу. Но поначалу в список Сережа идти отказался. И это он помнит правильно. Болдырев же задал мне вопрос, почему я не пробиваю в список своих. Он точно понимал, что для влияния в будущей организации каждый должен приходить со своим кланом, а я был союзником Болдырева – наши с ним позиции были существенно ближе друг другу, чем к позиции Явлинского, да и к Явлинскому-человеку мы одинаково относились – с опаской. К сожалению, к московским интригам я так и не смог привыкнуть, и заботился больше о том, чтобы будущая фракция оказалась интеллектуально состоятельной и политически эффективной, поэтому у меня не было задачи во что бы то ни стало вести за собой в парламент свиту. Как очень скоро выяснилось, это было моей ошибкой. Болдырев, как более опытный парламентарий, предвидел развитие событий и стимулировал меня к включению представителей ИГПИ в список. Честно говоря, пытаясь совместить свои критерии и критерии Бодырева, я не мог предложить никого, кроме Митрохина и Кудрявцева. Я изложил проблему с Митрохиным и сомнения относительно Кудрявцева, и Юра предложил сам поговорить с Сережей. Успеха не имел. Тогда я попросил Явлинского, которому Митрохин понравился, рассчитывая, что этот разговор может оказаться более эффективным. Явлинский согласился поговорить немедленно, и мы с ним подошли к Митрохину. Неожиданно Митрохин легко согласился: «Ну, хорошо, если Вы считаете нужным, я согласен».

Надо сказать, что составление списка было делом кровопролитным. Особенно тяжело было разговаривать с Яковенко, для которого партийная принадлежность была абсолютным приоритетом. Тем не менее, Митрохин занял в списке очень высокое место, сразу после Лысенко, который в то время считался одним из самых влиятельных демократических политиков России, имел депутатский статус, опыт работы заместителем министра да и, в конце концов, возглавлял крупнейшую партию блока, кстати, претендовавшей на монополию в составлении списка. Митрохин оказался впереди Арбатова, имевшего в то время, несомненно, более высокий социальный статус, чем Митрохин, и впереди Янкова, № 2 из социал-демократического списка. За Янковым следовал Кудрявцев. Сам я, кстати, оказался на достаточно удаленном 12 месте (вместо первоначального 5-го).

 


Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!

 

Редактор - Е.С.Шварц Администратор - Г.В.Игрунов. Сайт работает в профессиональной программе Web Works. Подробнее...
Все права принадлежат авторам материалов, если не указан другой правообладатель.