Сейчас на Igrunov.RU

Игорь Дашкевич о самиздате

В пятницу, 4 июля, от инсульта и связанных с ним осложнений умер наш товарищ, демократ первой волны Игорь Дашкевич... (http://www.novayagazeta.spb.ru/2008/48/10)  

Начало 1990 года. Мы стояли  напротив друг друга в длинном коридоре питерской квартиры и пререкались.  Я  требовала, чтобы мне для  Государственной исторической библиотеки выдали новый номер журнала «Рубикон». Главный редактор, Игорь Дашкевич,   объяснял, что с представителем  государственной, пусть даже библиотеки он вообще не желает разговаривать,

В какой-то момент он  понял, что от назойливой гостьи можно отделаться, только отдав издание, и я, получив журнал  «убралась восвояси».

Через некоторое время, мы подружились. 

Это интервью было записано по моей просьбе, в мае 2007 года. Я готовила материал для проекта «Библиотека самиздата: опыт реконструкции»

  • У тебя одной ничего не получится, - сказал тогда Игорь, - для такого исследования нужен сильный  авторский коллектив.

    Я настаивала на своей правоте.

    Запись осталась без авторизации.     
     

- Расскажи о наиболее ярком впечатлении от знакомства с запрещенной литературой?

В конце 60-х годов,  самом начале 70-х Народно-трудовой союз издал полный вариант,  (если так можно говорить об окончательной редакции) «Мастера и Маргарита»,.

Там была оторвана страничка, где титульный лист и было написано, что это «Посев», но по шрифтам, по всему было видно, что это то самое «посевовское» карманное  издание «Мастера и Маргариты». 

- Как т считаешь, почему эта книга была столь популярна?

- По своей тематике сатанинской силы, по стёбу. Этот стиль необычное явление для литературы 20-х годов, и уж тем более для советских читателей 60-70 годов. 

- Ты занимался перепечатками?

     Это было потом, когда я находился в подполье. В  77-78 и вплоть до  моей посадки в 1984 году.

Мой  отчим хотел эмигрировать и через него к нам в дом поступали в 76-77-х годах большое количество израильских книжек, библиотечка «Алия», специально для эмигрантов.  «Эксодус» (Исход), другие пропагандистские материалы, касающиеся героической истории Израиля, но плюс к этому было и такое откровенное русское издание как «Время и мы», которое начиналось в Израиле, именно  76-77 годах, потом  редакция переехала в Нью-Йорк. Тогда это был журнал, который выходил раз в месяц и который был посвящен проблемам еврейской интеллигенции при советской власти.

Что-то еще я начал переснимать тогда на пленки, а потом,  с конца 1978, когда я решил остаться в Советском Союзе, мы с этих пленок перепечатывали книжки и уже тогда обменивались с другими маргиналами –подпольщиками изданиями, перепечатанными в 1-2 экземплярах. После ксерокса издания переплетались. В первую очередь это были «Архипелаг Гулаг» и  «1984 год».

Иногда мы делали сборники из разных журналов: «Континента», «Синтаксиса» и еще каких-то изданий.  Некоторые малоинтересные материалы мы выкидывали. Так мы напечатали несколько номеров «Континента». Потом напечатали «Синтаксис»,  с точки зрения интереса и с точки зрения профессиональной журналистики, это было приятное издание.

Мы все осознавали, что распространение «Архипелага Гулага» является неотъемлемым обвинением против диссидентов, которых сажали за распространение самиздата, и всегда дополнялся пункт «антисоветская пропаганда».

Формально, мы конечно понимали, что подпадали под статью «антисоветская пропаганда». Мы активно распространяли среди максимально широкого круга друзей и знакомых наши издания. Но на практике, как я понимаю, в 70- х годах, хотя мы были засвечены,  вряд ли бы нас по-настоящему судили, потому что у нас не было прямых связей с НТС и  с антисоветскими организациями.

В Москве и Ленинграде в  лагеря, по крайней мере,  отправляли людей, которые обвинялись в личной открытой антисоветской деятельности – членов СМОТ,  членов  Хельсинкской  группы. После 1980 года когда кончилась холодная война, в лагеря попадали люди, которые как-то помогали политзаключенным. А просто людей,  которые  распространяли и размножали литературу, редко сажали. Такие случаи были, особенно в провинции, в Москве и Питере – нет.

     

- Об  истории подпольной группы.

Мы как устойчивая организованная группа прекратили  свое существование в 1981 году. Это было три человека, которые регулярно собирались, печатали, распространяли, обсуждали и у каждого из нас был свой круг читателей,  среди которых активно распространялась литература.

Один наш знакомый  работал на университетском ксероксе,  и ксерокопировал полные  варианты тех или иных книжек. И книжки к нам приходили. Когда-то приходили оригиналы. Иногда мы делали компановку нескольких журналов.. А некоторые книжки, например «Архипелаг Гулаг» мы делали даже в трех экземплярах.

Мы всегда себя четко воспринимали  как активно действующая антисоветская группа. Но мы надеялись, что если будет следствие, трудно будет доказать, что мы организация. Мы специально не объявляли себя группой, не было у нас названия, целей, устава, программы. Формально мы выступали  просто как любители.

 Мы же художественную литературу тоже печатали -   Бродского, Мережковского, Мандельштама – все было, но это для нас было добавлением к политическому самиздату. Но у каждого члена группы был свой акцент. У меня был политический, в первую очередь, у другого моего друга – наоборот, скорее он интересовался художественными изданиями.  

- Вы  копировали книги из государственных библиотек?

     Из спецхранов библиотек – нет, но  например, какие-то книжки  вышедшие как бы легально мы печатали  и размножали. Например,  подцензурный вариант воспоминаний Решетовской, о  Солженицыне. Он был написан  достаточно неровно. Мы отлично понимали, что тот вариант, который вышел в советское время, был конечно пропагандным. Там была и ложь и клевета, но в тоже время там было и много интересного.

 

-  Ты перепечатывал книги о польской «Солидарности»?

  «Нелегалы». Она была на русском. Там была вообще проблематика «Солидарности». Какую-то книжку еще мы издали про польские события Народно-трудового союза,  но наиболее запомнившаяся, -  это «Нелегалы». Эта книжка была посвящена подпольной «Солидарности». 

- Можешь ли подтвердить, что в те годы сложился коммерческий рынок самиздата?  Поскольку эта деятельность требовала от нас больших материальных затрат, мы пытались хотя бы отчасти коммерционализировать ее, но эта идея провалилась в связи с консервативностью и бедностью питерской интеллигенции. Я знаю случаи, когда достаточно активно покупали и  заказывали размножение всяких литературных изданий, которые не печатались в России, но  от всего что пахло антисоветчиной  -  отказывались.

     Например, Лидия Чуковская  написала об Ахматовой книжку,  у нас её заказали в достаточно большом количестве экземпляров. 

- Существовала ли проблема социальной адаптации  после перестройки?

     Там было несколько этапов. Во-первых,  в  1987 году. Тогда,   открытая часть  движения  называлась неформалами.  А когда я  максимально вошел в социум? ну наверное когда я был редактором. профсоюзной газеты . Вот это было  максимально. Это был 1992-93 год. Но потом, я просто ушел и возобновил издание (неформальной) газеты.

Запись Елены Струковой, май 2007 г.

:: Высказаться ::

 

Редактор - Е.С.Шварц Администратор - Г.В.Игрунов. Сайт работает в профессиональной программе Web Works. Подробнее...
Все права принадлежат авторам материалов, если не указан другой правообладатель.