Виктор Матизен

Кровь и почва

 

Экранные произведения о чеченской войне обходят главные вопросы

Фильмы и телепрограммы, затрагивающие «чеченскую» тему, появились в начале 90-х, когда чеченский сепаратизм стал головной болью для России. Однако сколько-нибудь полного и непредвзятого осмысления чеченских событий так и не произошло, более того – одна мысль об этом вызывает страх.

На недавнем секретариате СК России Никита Михалков с явным испугом сообщил, что какой-то правительственный чиновник поставил ему на вид, будто на проходящем при поддержке СК правозащитном фестивале «Сталкер» некий представитель Северного Кавказа пытался затронуть тему самоопределения кавказских народов. Если уж так напугался «главный кинематографист страны», что говорить о других? Там, где, по идее, авторы фильмов должны начинать разговор о том, какие права имеют нации, и каких не имеют, в лучшем случае начинается заклинание «национальными интересами», переводящее фильм в пропагандистское русло, которое исключает авторское мышление и препятствует зрительскому. Между тем вопрос согласования принципа незыблемости границ и прав наций на свою государственность – не только российский, но и мировой, и уйти от него некуда.

 

Маленькая Чечня появляется на телеэкране чаще, чем многие большие страны, не говоря уже о российских регионах и бывших советских республиках. Если нет сиюминутного информационного повода, то есть памятные даты - год со времени Беслана, три года со времени «Норд-Оста», семь лет со времени взрывов в Москве, десять лет со времени Буденновска.  Как правило, в этих материалах много эмоций и много пафоса, но мало анализа. Игровое кино, в отличие телевидения, осваивать чеченскую тематику не торопится. Связанных с ней игровых фильмов, о которых можно говорить всерьез – всего два, и оба рассказывают о русских пленных в Чечне: это «Кавказский пленник» Сергея Бодрова и «Война» Алексея Балабанова. В эту же струю попадает документальная лента о русском бомже, который десять лет был невольником у чеченского хозяина - «Раб и его женщины» Сергея Головецкого и Натальи Родионовой. Показательно, что все три картины ограничиваются констатацией отдельных фактов, не позволяя себе размышлять о самом феномене «кавказских пленников». Между тем получается вот что: живет себе село, жители которого принимают как нечто само собой разумеющееся то, что кто-то из них держит у себя рабов. Рабство оказывается общественно приемлемым. Проблема не в том, что это «плохо» - а в том, что демократическое государство, каким провозгласила себя Россия, предполагает равноправное сосуществование народов, добровольно подчиняющихся общим законам. Если они к этому не способны, между ними возможны лишь имперские отношения. Но фильм «Кавказские пленники», который смотрит на вопрос с общекультурных позиций, сделал не российский, а белорусский документалист Юрий Хащеватский: со стороны виднее. Что если в самом деле чеченцы - народ, чье собственное общественное устройство и менталитет в рамках демократии несовместимы с российским? То, что вопрос о стратегических целях чеченской войны в самой России по существу табуирован, говорит о российском имперском комплексе, неотделимом от комплекса «крови и почвы».

Телевидение и кино разделяет довольно резкая граница. Документальные кинокартины о чеченской войне отражают самочувствие конкретных людей. В них обычно нет авторских голосов (и, тем более, нет ведущих), так что выводы предоставляются зрителям. Общая картина, которая складывается в результате просмотра множества таких «отдельных» лент, оптимизма не внушает: для солдат война превратилась в рутинную работу, у которой нет ни смысла, ни конца; кому-то она по душе, как легионеру из «Отпуска по ранению» Ольги Гуданец и Павла Рагозинского, кому-то претит, как беглецу из «Дезертира» Сергея Босенко. Что же до мирных жителей, оказавшихся в зоне военных действий, то им война несет одни нескончаемые страдания («Грозный. Май 1995-го» Феликса Якубсона, «Старше на одну войну» Галины Леонтьевой и др.)

Особняком стоит сделанный в США Андреем Некрасовым гибрид между теле- и кинофильмом – скандальное «Недоверие», в котором соединены два жанра: фильм о переживаниях женщины, мать которой погибла при взрыве дома в Москве, и фильм-расследование, где ищутся виновные в этом преступлении. Версия, которую выдвигает некий американский профессор, гласит, что дом подорван ФСБ, дабы помочь Путину победить на выборах. Гипотеза, конечно, сомнительная – тогда уж и в терактах 11 сентября 2001 г. следовало заподозрить ФБР, которое решило помочь Бушу в грядущей выборной кампании, а в действиях палестинских террористов - усмотреть руку МОССАДа. Но что правда, то правда – поведение ФСБ во всей этой истории все-таки вызывает недоверие. 

Последовательное освещение двух чеченских войн дают два сериала – «Чеченский капкан» REN TV, созданный авторской группой Игорь Прокопенко – Алексей Перевощиков – Андрей Кузьминов,  и «Чеченский дневник» Павла Шеремета (ОРТ). Каналы вроде разные - частный и государственный - но суть одна. Аннотация к «Чеченскому капкану» позиционирует его как «сериал, лишенный оценок и выводов», опирающийся на очевидцев и участников событий. Однако закадровый голос вовсю оценивает и заключает – скажем, заявляет, что борьба Чечни за независимость шла по тому же сценарию, что и борьба прибалтийских республик (!). Описывая начало конфронтации Дудаева с Москвой, авторы опрашивают ряд очевидцев, кроме главного – Геннадия Бурбулиса, а второго по значению свидетеля, Михаила Полторанина, явно обрывают. Тенденциозный характер носят и названия фаз первой чеченской кампании: «Заговор» и «Измена». «Измена». По сути, это точка зрения генералов, считающих, что Александр Лебедь, заключивший с Масхадовым мирное соглашение, украл у них победу. Ту же позицию транслирует «Чеченский дневник», прямо выполняющий заказ оправдать вторую чеченскую кампанию. Интересно, что Шеремет, охотно передоверяющий рассказ военным, то ли не замечает, то ли делает вид, что не замечает их радости от того, что у российской армии появился повод для нового вторжения в Чечню, хотя эта радость наталкивает на мысль в духе «Недоверия» - что Россия если не спровоцировала дагестанскую акцию Басаева и Хаттаба, то с готовностью ею воспользовалась.

При этом никто не говорит, что идея «маленькой победоносной войны» оказалась несостоятельной и повлекла за собой две войны зарождение чеченского терроризма, и что в печку этого конфликта Россия вынуждена подбрасывать все новый человеческий материал. Вопрос, стоит ли игра свеч, давно не задается: чем больше пролито крови, тем ценнее удобренная ею чеченская почва.

 

Вячеслав Игрунов, председатель партии «Слон», бывший депутат Государственной Думы:

«Табу наложено на обсуждение чеченского общества как такового. Не принято говорить о том, что хорошо известно культурологам и этнологам: что чеченцы - особый народ, выделяющийся даже из вроде бы родственного ему семейства народов Кавказа, и что для них неприемлемо ни европейское, ни российское государственное устройство. Как только ты об этом заговоришь, в России тебя обвинят в поддержке сепаратизма, в Европе – в высокомерии и шовинизме. Сейчас эта проблема не имеет политического решения, и все делают вид, будто ее нет, а тем временем Чечня втихую формирует свой собственный строй».