Сейчас на сайте

Шварц Елена. Опубликовано в журнале "Политический класс", №2, 2009 г.

Иранский парадокс

Станет ли Исламская республика сильным игроком 21 века

3 февраля 2009 года Иран запустил искусственный спутник «Омид», который вынесла к орбите баллистическая ракета «Сафир» иранского производства. Так Иран отметил 30-ю годовщину исламской революции.

Израиль был в шоке. США «выразили обеспокоенность». В американских газетах появились гневно-испуганные статьи, обвиняющие Иран в попытках «стать мировой военной державой», подобной СССР.

Научная держава

Современный Иран вообще демонстрирует колоссальные успехи в области науки и технологий. Это не только работа над собственной ядерной программой (которая была начата, к слову, еще при последнем шахе), но и создание баллистических ракет, и производство собственных высококачественных компьютеров, и радиолокационных станций, и всего спектра военной техники. Да и космические летательные аппараты Иран начал запускать не сейчас. Впервые Иран вывел на орбиту свой спутник (Сина-1) с борта российской ракеты-носителя Космос-3М еще в 2006 году, а в 2007 им был произведен запуск уже собственной ракеты. Одним из приоритетных направлений для Ирана сегодня стали нанотехнологии: Иран занимает 25-е место по частоте цитирования научных работ в этой области. Кстати, согласно исследованию Дэвида Кинга (David A. King, The scientific impact of nations, 2004), Иран – единственное исламское государство, чьи научные исследования имеют значимый уровень цитирования.

Динамично развиваются в Иране биотехнологии: Иран входит в десятку ведущих стран мира в области работ со стволовыми клетками, выращивает генетически модифицированный рис, наладил промышленное производство рекомбинантного интерферона b1a, а в 2006 году успешно клонировал овцу. Больших успехов достигла трансплантология. Иранские физики известны своим вкладом в развитие теории струн. Работают иранцы и над Большим Адронным Коллайдером в Европе.

Иран, вместе с тем, не ограничивается научной сферой. Всемирное признание, в частности, получило современное иранское киноискусство, иранские фильмы регулярно получают престижные международные премии. (Вот и недавно, в феврале 2009 года, иранский фильм получил приз на Берлинском кинофестивале).

По экономическим показателям Иран – одно из самых успешных и крупных государств региона. Согласно статистике ООН, ВВП Ирана на 2007 год составил 191,733 млрд. долл. США в постоянных ценах 1990 года. (Для сравнения, ВВП Саудовской Аравии - 196,287 млрд. долл., Пакистана, 122,716 млрд. долл., России - 594,967). Во многом, залогом успеха стали богатые запасы нефти и газа, по экспорту которых Иран занимает вторые места в мире после Саудовской Аравии и России соответственно. Как следует из доклада по народонаселению, опубликованного Population Reference Bureau в 2008 году, доля грамотных в Иране составляет 82%, а среди молодежи она выше 95%, приближаясь к западноевропейским стандартам.

Налицо очевидное стремление Ирана занять лидирующие позиции по максимальному числу направлений. Причем не только в регионе, но и в мире. Недаром Махмуд Ахмадинежад, выступая перед иранским народом после запуска спутника, сказал: «Научная база, созданная в Иране, достигла небывалых высот. Исламская Республика превращается в ведущую научную державу не только региона, но и всего мира».

Чем Иран страшнее Саудовской Аравии

Однако восхождение Ирана порождает в западном мире и Израиле множество иррациональных страхов. Процитирую две, наиболее понравившиеся мне, статьи, появившиеся осенью 2008 года. В них как-то особенно ясно отражена суть страхов перед Исламской республикой: «В отношении фундаменталистского, фанатичного и самоизолировавшегося Ирана не может быть никаких альтернатив. Абсолютно ясно, что иранский режим невозможно умиротворить при помощи благоприятной торговой политики и экономических стимулов» (Выбирайте себе врага: Москва или Тегеран, "The Jerusalem Post", Израиль. 29 октября 2008 г.).

«В последние несколько месяцев Соединенные Штаты провели ряд важнейших мероприятий по укреплению безопасности Чехии и Польши (а также других европейских стран, да и всего Свободного мира) перед лицом опасности, пожалуй, даже более зловещей, чем та, что исходила от нацистов: перед лицом Исламской Республики Иран». …если верить иранским муллам, необходимым условием возвращением Махди и наступлением нового золотого века ислама является нечто вроде Армагеддона. Это означает, что желательно не отмахиваться от угроз, с завидной регулярностью исходящих из Тегерана, от высказываний наподобие того, что Израиль будет 'стерт с карты мира', или того, что 'желательно и достижимо' обустройство 'мира без Америки'. Как показала практика, иранские баллистические ракеты способны поражать цели в таких отдаленных от точки запуска местах, как Тель-Авив, ряд локаций в Европе, а также (в случае запуска с корабля) Соединенных Штатах. Если доставить с помощью этих баллистических ракет ядерные боеголовки и взорвать их в воздушном пространстве над территорией государства-жертвы, то результатом взрыва станет разрушение электросетей, что, как сообщила специальная комиссия при Конгрессе, приведет к 'катастрофическому' разрушению основанной на них цивилизации. После такой атаки мир действительно может остаться без Соединенных Штатов, так как Соединенные Штаты будут в этом случае возвращены в доиндустриальную эпоху» (О нашей преданности идеалам свободы, "The Washington Times", США. 9 сентября 2008 г.).

Оставив пока в стороне апокалиптические видения, остановимся на трех пунктах обвинения и попробуем их трезво проанализировать. Итак, Иран: 1. Фундаменталистский и фанатичный, 2. Самоизолировавшийся, 3. Агрессивный и опасный для всего цивилизованного мира.

Начнем сначала. Насколько Иран сегодня – это фундаменталистское и недемократичное государство.

Несмотря на то, что после революции 1979 года верховная власть в Иране принадлежит духовному лидеру, рахбару, а светский президент не является главой государства, Иран ни внешне, ни по существу все же не кажется «зацикленным» на религии. Для того, чтобы почувствовать это, достаточно сравнить Иран с его основным региональным конкурентом – ваххабистской Саудовской Аравией. В то время как в городах Ирана большинство мужчин одеты по-европейски и гладко выбриты, а женщины, в платках, но с открытыми лицами, вполне свободно гуляют по улицам и спешат за покупками, в Саудовской Аравии царит строгий исламский порядок. Там вы редко увидите мужчину в европейском платье – на прогулку выйти в джинсах еще допускается, но из сколько-нибудь приличного учреждения вас выгонят, если вы не будете одеты в традиционные белые одежды (подобности повседневной жизни в Саудовской Аравии хорошо описаны, в частности, в популярном саудовском блоге Saudi Jeans). Женщин на улице очень мало – они не выходят из дома без сопровождения, обязательной черной абайи до пят и глухого никаба. Саудовская Аравия – это единственная страна в мире, где женщинам запрещено водить машину на публичных дорогах.

Хотя Саудовская Аравия, в отличие от Ирана, - не теократия, вся власть – и законодательная, и исполнительная, и судебная – сосредоточена в руках обширной королевской семьи. Королевская семья не подотчетна никому. Ее можно сместить только путем военного переворота. В Саудовской Аравии в 2005 году были впервые за 30 лет проведены муниципальные выборы, в которых приняли участие лишь мужчины старше 21 года. По сообщениям BBC, большая часть победивших кандидатов были представителями религиозных кругов. Каких-либо иных выборов в стране не существует.

В Иране конституция впервые была принята в 1906 году. Выборы в парламент проходят раз в четыре года. После исламской революции с такой же периодичностью избирается и президент. Мужчины и женщины пользуются равными избирательными правами, хотя с участием женщин в публичной политике есть проблемы: в иранском меджлисе обычно не более десятка женщин из 290 депутатов, мало их и в правительстве. В политической сфере довольно сильно противодействие включению женщин в структуры власти.

Но в Саудовской Аравии об участии женщин в управлении страной не может быть и речи. Женщин вообще почти не видно за пределами их дома: среди работающих граждан женщин лишь 5%, самый низкий показатель в мире. (Очевидно, вынужденная праздность женской половины – одна из причин того, что Саудовской Аравии приходится завозить иностранных рабочих миллионами). Не могут женщины и свидетельствовать в суде. В университетах обучение мужчин и женщин проходит раздельно, при этом, как пишет в своей книге «Грядущий Атилла» Игорь Ефимов, женской аудитории запрещено преподавать ряд предметов, а лекции, читаемые мужчинами-лекторами, студентки могут слушать только с экранов установленных в классах телевизоров.

Несомненно, публичная политика Ирана на сегодняшний день далека от европейских идеалов. Так, ни одна из по-настоящему оппозиционных режиму партий не действует на территории страны – все они находятся в изгнании за границей, а 223 легальные партии, так или иначе, поддерживают правящий исламский режим. Однако в Саудовской Аравии политических партий не существует вовсе…

Несмотря на то, что Иран – это исламская республика, несколько мест в парламенте обязательно зарезервировано за религиозными меньшинствами: христианами, зороастрийцами и иудеями. В сегодняшнем парламенте Ирана один представитель еврейской общины, один – зороастрийской, один ассириец-католик и двое армян (немусульман вообще не очень много в Иране: менее 2% от всего населения).

В Саудовской Аравии запрещено публично отправлять религиозный культ неисламского толка, запрещено иметь немусульманскую религиозную литературу. Лишь на закрытых территориях, принадлежащих крупнейшей нефтяной компании АРАМКО, традиционно нанимающей много иностранцев, в том числе европейцев и американцев, действуют христианские церкви. Впрочем, в последнее время начались дискуссии о возможности строительства христианской церкви вне нефтяного «гетто».

Иранские средства массовой информации находятся под довольно жесткой цензурой, но население имеет доступ также к CNN, BBC и Euronews. Очень популярен Интернет – Иран занимает третье место в мире по числу блоггеров, а доля Интернет-пользователей составляет 25% (что больше чем в России, где Интернетом пользуются 18% населения). В Саудовской Аравии один телеканал – государственный. Но все большую популярность, несмотря на дороговизну, также завоевывает Интернет. Для многих групп населения, таких как прозападно настроенной части молодежи (а такая все-таки есть!) и женщин Интернет – единственный канал для выражения своей позиции.

В сегодняшней Саудовской Аравии благодаря нефтяным деньгам государство получило возможность дать всем своим гражданам бесплатное образование. По данным, представленным ЮНЕСКО во Всемирном докладе по образованию (2007 г.), уровень государственных вложений в этот сектор очень высок – 6,7% ВВП. (В Иране, в котором государство также много внимания уделяет образованию, вложения в образование составляют 4,7% - и это самый высокий показатель в регионе после Саудовской Аравии). Однако образование в Саудовской Аравии, в основном, направлено на изучение ислама – две трети высших ученых степеней выдается в области исламской теологии. Результатом является фактически полное отсутствие науки и собственных технологических разработок в Саудовской Аравии. В Иране же, согласно Госкомстату страны, около 43% высших ученых степеней выдается в области медицины, 14% - в области фундаментальных наук, 14% - в области инженерии, около 20% - в гуманитарной сфере. И об успехах Ирана в науке и технике уже было сказано.

Большинство международных террористов – выходцы из Саудовской Аравии (конкуренцию им составляют пакистанцы). А с учетом того, что доля детей до 15 лет в Саудовской Аравии около 40% (в Иране 26%), можно быть уверенными, что агрессивность саудовского общества будет только нарастать в ближайшие годы.

И наконец, о правах человека. Нет сомнений, что Иран – отнюдь не самый последовательный защитник прав человека. В особенности, при президенте Ахмадинежаде. Так, Иран сегодня занимает 2-е место в мире по числу смертных казней после Китая. Правозащитники фиксируют почти трехкратное увеличение числа смертных казней после прихода Ахмадинежада к власти в 2005 году: с 86 в 2005 до 317 в 2007 г. Саудовская Аравия, имея втрое меньшее в сравнении с Ираном население, отстает – там казнят от 38 до 191 человека в год. Но здесь есть одна пикантная подробность – Саудовская Аравия единственная в мире страна, в которой смертная казнь приводится в исполнение путем отсечения головы, причем публично. По данным «Международной Амнистии», в 2008 году это происходило каждую неделю. Рубят головы как гражданам Саудовской Аравии, так и иностранцам. Последние зачастую даже не знают, в чем их обвиняют, а о том, что им отрубят голову, узнают непосредственно перед казнью – ибо правосудие в Саудовской Аравии отправляется на арабском, и перевод, как правило, не ведется.

Но король Саудовской Аравии – большой друг Запада и в особенности республиканской элиты при президенте Буше. Кроме того, он произносит «правильные» слова в ООН и выступает за признание государства Израиль. И потому неважно, что Абдалла II занимает 4-ое место в списке самых жестоких диктаторов мира по версии американского (!) журнала “Parade” – Саудовскую Аравию все равно не обвиняют ни в фундаментализме, ни в фанатичности, ни в самоизоляции.

Хорошо, у Саудовской Аравии пока нет ядерной бомбы – возможно, поэтому она не кажется американцам и израильтянам столь опасной, как целенаправленно реализующий собственную ядерную программу Иран. Но у Пакистана, вечно бурлящего и нестабильного, есть совершенно реальная ядерная бомба – но и он не вызывает столько страха и ненависти, как Иран. Пакистан, страна, находящаяся в состоянии перманентного политического кризиса, в которой не смолкают террористические взрывы, уносящие сотни жизней, - все еще свой, а несравнимо более спокойный Иран – чужой.

Но оглянемся немного назад. В 80-е годы, вскоре после исламской революции, разразилась тяжелейшая война между Ираном и Ираком. И что же делали США во время этой войны? Поразительно, но американцы «преспокойно» поддерживали «кровавого диктатора» Саддама Хусейна в форме технологической помощи, снабжения разведданными, поставки вооружения и продукции двойного назначения, и даже прямых вмешательств в вооруженный конфликт (см. U.S. Diplomatic and Commercial Relationships with Iraq, 1980 - 2 August 1990 / Prepared by Nathaniel Hurd). И в то же время, в обмен на американских пленников Хизбаллы в Ливане, тайно поставляли оружие исламистскому Ирану. (См., в частности, Iran-Contra Report; Arms, Hostages and Contras: How a Secret Foreign Policy Unraveled // The New York Times, Nov. 19, 1987).

Заглянув еще дальше, мы увидим вполне дружественные, партнерские отношения между шахским авторитарным Ираном и Западом. Более того, именно США и Великобритания помогли установить шаху авторитарный режим, осуществив в 1953 году государственный переворот (подробнее см. ниже), а затем помогли создать тайную полицию САВАК, занимавшуюся арестами и убийствами инакомыслящих.

Так что обвинения в фундаментализме, фанатичности и недостаточной демократичности Ирана не слишком убедительно выглядят в устах США. США, если надо, умеют дружить хоть с Пол Потом.

Проблемы внутренней политики

Иран, без сомнения, имеет серьезные внутренние проблемы, которые, не будучи преодолены, могут стать препятствием на пути реализации мировых планов Ирана.

Недемократичность Ирана – увы, реальность, даже при том, что демократические институты формально функционируют.

Напряженная политическая борьба в Иране носит, по большей части, непрозрачный характер. Положение усугубляется тем, что в стране верховная власть принадлежит не избираемому всенародно духовному лидеру, который в своих руках держит все нити управления страной и подотчетен только Совету Экспертов.

Элита расколота на два больших лагеря – консерваторов и реформистов. Сегодняшний рахбар, Али Хаменеи, – убежденный сторонник ценностей исламской революции в их консервативной форме. Возможно, более мягкий, чем покойный Хомейни, почему и стала возможна с конца 80-х постепенная эволюция режима, но, тем не менее, вовсе не готовый к той европеизации Ирана, которую пытался реализовать Хатами.

Будучи президентом, Хатами запустил широкомасштабную программу демократизации иранского общества. Однако, не имея реального контроля ни над армией, ни над СМИ, Хатами, в сущности, действовал как оппозиция, противостоя консервативному руководству и при этом не обладая необходимыми полномочиями. Вследствие этого, после восьми лет президентства, Хатами растерял значительную часть своих сторонников-демократов, поскольку не был в состоянии реализовать в желаемом объеме реформистскую программу, и его партия проиграла битву с консерваторами, которым удалось провести своего ставленника – Махмуда Ахмадинежада.

Внутри обоих лагерей идет тяжелая и совершенно непубличная борьба. Особенно драматично выглядит сегодня ситуация внутри более влиятельного консервативного лагеря.

В последние годы часть консерваторов определенно дрейфует в сторону умеренных реформистов. Наиболее заметные политические лидеры в этом стане – переизбранный в мае 2007 года мэр Тегерана Моххамад Бакер Калибаф и сегодняшний спикер меджлиса Али Лариджани, в недавнем прошлом – главный переговорщик с Западом по иранской ядерной программе. Для людей, подобных Калибафу и Лариджани, президент Ахмадинежад – фигура неприемлемая. Они, в частности, указывают на то, что вызывающая риторика и неспособность Ахмадинежада к компромиссам распугали западных инвесторов, что поставило иранскую экономику в весьма тяжелое положение. За время его президентства выросла безработица, увеличился разрыв между бедными и богатыми. Неуклюжая экономическая политика привела к катастрофическому росту инфляции. Тревожным сигналом для президента стали последние парламентские выборы – и вовсе не потому, что на них много мест досталось реформистам: большая часть либеральных кандидатов, как и на прошлых выборах, просто не была зарегистрирована. Но в новом парламенте начал формироваться центристский блок, готовый на союз с реформистами против экстремисткой политики Ахмадинежада.

Вместе с тем, в последнее время наметилась довольно опасная тенденция: от традиционного консервативного духовенства отмежевывается радикальное крыло во главе с военными и спецслужбами – это совершенно новая сила, не имеющая особого уважения к ценностям исламской революции и даже к личности великого Аятоллы Хомейни. Для этих ультра-радикалов Ахмадинежад тоже малоприемлем, поскольку недостаточно радикален.

Исход борьбы будет во многом зависеть от Али Хаменеи, который внимательно наблюдает за происходящим и ждет, на чью сторону склонятся, в конце концов, народные симпатии, чтобы сделать свой выбор. Эксперты полагают, что если Хаменеи увидит, что критически большое число политиков и избирателей отвернулось от Ахмадинежада, он может снять свою санкцию с действующего президента и благословить другого кандидата на президентских выборах 2009 года.

Таким образом, нынешняя политика Ирана выстраивается, во многом, на интригах, закулисных договоренностях и альянсах, окончательные решения утверждаются неизбираемым руководителем. Самое печальное, что из-за всей этой закулисной возьни в обществе нарастает усталость и апатия. В результате, вера в действенность политических механизмов падает, и люди не идут на выборы (так, явка на выборы в традиционно политически активном Тегеране в марте 2008 г. была менее 40%).

И все-таки подчеркну, что как бы недемократично не выглядел Иран изнутри, он в любом случае далек от того авторитаризма, который многие пытаются ему приписать. Какой бы интриганский характер не носила политическая борьба, это все равно именно борьба, причем борьба, в первую очередь, за поддержку избирателей. И именно на поддержку избирателями тех или иных политических сил ориентируется рахбар.

Истоки иранского антизападничества

Теперь об «агрессивности». Да, действительно, при президенте-ультраконсерваторе риторика Ирана стала на порядок агрессивнее, чем при предыдущем, доброжелательном и, в целом, прозападном президенте-реформисте. Сегодняшняя риторика скорее возвращает Иран к послереволюционному радикализму. Но позвольте – отчего же тогда при Хатами, искренне стремившемся к дружественным отношениям с западными странами, Иран все равно продолжал быть частью «оси зла»? Разве США протянули руку Ирану, когда он начал демократические реформы и открыл посольства европейских государств? Что сделали США, чтобы вовлечь Иран в международный диалог, когда шанс для этого был столь благоприятным?

Но нам важно также понять, откуда вообще взялась эта агрессия и радикализм.

Персы были великим народом, - и не только культурно великим, но и геополитически состоявшимся, - задолго до прихода в Персию ислама. Поэтому ислам никогда не был столь важен для персов с точки зрения их национальной идентичности, как, например, для арабов, которые состоялись как народ исключительно благодаря исламу. О том, что исламского фанатизма в персидской элите долгое время не существовало, можно судить, среди прочего, по описанию убранства шахского дворца, какое дают свидетели времен 2-й Русско-персидской войны. Например, у Фетх Али-шаха висел портрет (!) Наполеона (!) – это при том, что по исламским канонам, изображение живого существа запрещено. Однако фанатизм бытовал в определенных кругах персидской бедноты и в моменты унижения и обнищания страны выплескивался в форме бунтов и насилия. Результатом одного из таких выплесков стала гибель русского дипломатического корпуса во главе с Грибоедовым.

Последние 200 лет, увы, вообще были очень драматическим периодом в персидской истории. Собственно, именно события XIX века заложили основы современного исламского Ирана.

Весь XIX век две великие империи, Британская и Российская, соревновались между собой за контроль над Персией, за железнодорожные, промышленные, торговые и банковские концессии, нещадно покупали элиту, вели закулисные интриги, решали политическую участь Ирана и, в конце концов, измучившись от бесконечной борьбы друг с другом, заключили между собой письменный договор, разделив в 1907 году Персию на «российский» Север и «британский» Юг. 

Конечно, пусть даже отрицательное на тот момент, взаимодействие с западными державами многое дало Ирану: благодаря Англии и России страна получила доступ к современным технологиям, модернизировала армию, переняла западный подход к высшему образованию. Кроме того, Персия приобрела ценный опыт и новые для себя общественно-политические идеи. Именно благодаря тому, что Персия стала ареной борьбы сверхдержав XIX века за влияние, была разрушена ее вековая изоляция, и страна оказалась вовлечена в общепланетарную историю. В сущности, то, что уже в 1906 году в Персии произошла революция и был принят конституционный строй, безусловно, стало результатом проникновения в Иран европейских идей. 

Вместе с тем, унизительное полукониальное положение Ирана, обнищание персов сначала после поражения от России в 1828 г., а затем вследствие распродажи концессий, манипулирование персидскими политиками со стороны иностранцев, бестактное вмешательство Англии и России во внутренние дела Ирана подготавливали почву для роста националистической оппозиции. Основным возбудителем народных недовольств стало шиитское духовенство. Именно муллы сумели вовремя занять эту бесценную нишу защитников прав угнетенного народа, которая принесет им столь щедрые дивиденды в 70-е годы XX века. 

Одним из первых проявлений религиозной радикализации стала расправа над русским посольством. К началу XX века влияние мулл продолжало, с переменным успехом, усиливаться, так как росло давление на страну извне, а экономическое положение Ирана ухудшалось. И англичане, поборники демократии и прогресса, которые всегда выступали как проводники европейских свобод (и заставили Насреддин-шаха выпустить воззвание, защищавшее права и собственность своих подданных), начинают использовать мулл для создания оппозиции против России. Они ведут с духовенством переговоры, дают шиитским радикалам деньги, помогают им усилить свои позиции – ради того, чтобы получить дополнительное преимущество в борьбе с российским влиянием.

Но, в конце концов, двуличные действия Британии привели к стойкой неприязни к ним со стороны иранцев. «Образ циничной нации, безразличной к страданиям остального человечества, покупающей и продающей целые народы, торгующей опиумом, намеренно заставляющей голодать миллионы своих колониальных подданных и втайне управляющей судьбами мира, – этот образ переживет крушение британского могущества на Среднем Востоке, получение независимости Индией и превращение самой Британии во второстепенную державу» (Фируз Казем-Заде, Борьба за влияние в Персии).

Одряхлевшая каджарская династия, которую покупали и перекупали англичане и русские, в 20-х годах покинула престол, уступив его более патриотичным и энергичным узурпаторам Пехлеви. Между тем, бесцеремонный стиль вмешательства в иранские дела не изменился и после этого. Во время и после Второй мировой войны Британия и Россия, обеспокоенные прогерманскими настроениями Реза-шаха, ввели в страну свои войска и вынудили шаха отречься в пользу сына. Действия союзников в военный период еще можно было оправдать требованиями безопасности. Но дальнейшее поведение англичан и быстро набиравших силу американцев уже нельзя было объяснить ничем, кроме стремления к расширению своего влияния везде, где только возможно, и получению контроля над иранской нефтью. 

Переворот 1953 года, в результате которого был смещен и арестован премьер-министр Моххамад Моссадек, национализировавший нефтяную промышленность и тем самым лишивший Запад источника дохода, был целиком инспирирован США и Британией. Шахский режим после этого переворота стал полностью авторитарным. При поддержке США, Британии и Израиля была создана тайная полиция САВАК, занимавшаяся преследованием любой оппозиции или тех, кто лишь подозревался в нелояльности правительству. Пытки и политические убийства стали нормой. Тем не менее, США считали этот режим дружественным, так как шах демонстрировал лояльность и дружелюбность к Западу и… брал у Запада деньги на создание собственного ВПК и армии.

Шах Мухаммад Реза Пехлеви, пользуясь щедрой западной помощью, делал все для утверждения независимой линии Ирана в ближне- и средневосточном регионе. Можно с уверенностью сказать, что именно сотрудничество с Америкой и позволило Ирану начать реализовывать свой великий план по выдвижению в лидеры 21 века. Так что основы современного успеха, без сомнения, заложили последние шахи, и заложили ее благодаря своей прозападной политике. Более того, исламистское движение было поначалу откровенно антимодернизационным, и многие боялись, что Хомейни и его команда вернут Иран в средневековье. Но постепенно стало ясно, что исламисты, придя к власти, продолжили линию шаха на превращение Ирана в великую державу и ближневосточного лидера.

Однако многим зависимость Ирана от американских денег и военной техники казалась чрезмерной. Желание США получить контроль над иранской нефтью и неумеренная продажа шахом нефтяных концессий вызывала сильное недовольство в обществе. Иранцам политика США стала все более напоминать таковую Британской Империи, к которой у них уже выработалась стойкая идиосинкразия. Неудивительно, что позиции религиозных радикалов вновь усилились. Внешняя европеизация страны – отмена хиджаба, уравнивание в правах мужчин и женщин, светский характер воспитания и образования – также, очевидно, воспринималась определенными слоями враждебно – как атрибут ненавистного Запада. 

Судьбу Ирана решило появление харизматичного аятоллы Хомейни, сумевшего сплотить все оппозиционные антишахские силы. (Даже иранская интеллигенция, довольно далекая от религии, приветствовала борьбу Хомейни против шаха. Наивные интеллектуалы надеялись, что Хомейни разрушит монархический режим, после чего сам он удалится в медресе, а к власти придут демократы и построят светское демократическое государство. Как известно, этот «номер» с Хомейни не прошел).

Вынужденная эмиграция не помешала этому «иранскому Ленину» вдохновить революцию 1979 года. Вернувшись, он стал Верховным руководителем страны и быстро превратил монархическое государство в исламскую республику, велев всем женщинам немедленно надеть хиджаб, закрыв газеты и введя шариатское право. Религиозный радикал, Хомейни не церемонился ни со сторонниками шаха, ни со своими недавними соратниками по антишахской революции, марксистами и светскими националистами. Были арестованы и убиты тысячи политических противников исламистов. А захват американского посольства и взятие заложников надолго разрушили отношения Ирана и США. До настоящего времени у Ирана с Америкой нет дипломатических отношений.

Казалось, Иран превратился в жесткое исламистское государство, враждебно настроенное к большинству стран. Вдобавок, первые годы после революции были омрачены кровопролитной ирано-иракской войной, а в середине 80-х рухнули цены на нефть, что не замедлило драматически отразиться на ВВП Ирана.

Однако спустя некоторое время Иран начал оправляться от революционных потрясений. После смерти аятоллы Хомейни пост верховного руководителя Ирана занял его соратник Али Хаменеи. И религиозный радикализм первых лет революции стал понемногу меркнуть как в обществе, так и в правящей элите. С начала 90-х пошел довольно устойчивый экономический рост.

Но усиление давления Запада на Иран, хамское шельмование Ирана в прессе, попытки заставить его отказаться от собственных технологических разработок и, таким образом, поставить Иран в зависимость от других государств, отсутствие реакции на готовность Ирана к диалогу при реформистах, политика «презумпции виновности» по отношению к нему, – все это стало одной из причин отката Ирана в середине 2000-х в сторону фундаменталистских ценностей и изоляционистской политики.

Имперская устремленность Ирана

Несмотря на кажущийся изоляционизм (почти исключительно по отношению к Западному миру), Иран сегодня ведет себя как истинный наследник великой Персидской империи, и его вектор на распространение своего влияния – вполне закономерное следствие имперского сознания персов, которое сложилось тысячелетия назад.

Иран – империя по духу и ему тесно в собственных границах. Потому он стремится как к географической, так и к культурной экспансии. Потому шах искал не просто союзников в арабском мире – для него важно было сформулировать собственную концепцию развития Ближнего и Среднего Востока и убедить арабов в необходимости принятия и следования ей. Так шах планировал превратить Иран в центр, вокруг которого должен был выстраиваться единый ближневосточный мир. Великий ближневосточный мир со столицей в Тегеране.

Одновременно шах разыгрывал и общеарийскую карту, продвигая Иран на европейский Запад.

Исламисты сделали упор на общемусульманскую идентичность, и после десятилетнего периода тяжелых конфликтов с арабами… продолжили линию шаха на усиление своего экономического, военного и культурного присутствия в ближневосточном регионе. После разгрома Штатами Ирака эту задачу стало реализовать легче, чем когда-либо прежде.

Хотя по отношению к Западу, особенно к США, Иран действительно ведет себя «изоляционистски», его стратегическая цель – мировое лидерство – при новом режиме осталась не менее, если не более важной, чем во времена шаха. Стремление к «всемирности» толкает Иран занять место СССР и России на Кавказе и в Средней Азии (особенно в этнически и культурно близком Таджикистане), а также укреплять экономические связи с альтернативными экономическими центрами, прежде всего, с Китаем, Латинской Америкой и Россией.

Иран и мир 21 века

Но у меня есть сомнения относительно того, что Иран сможет стать лидером в мире традиционного ислама, к чему он сегодня с очевидностью стремится. Во-первых, Иран шиитское государство, а для правоверных суннитов, коих большинство, шииты все равно чужие, еретики. Как чужими были для средневековых католиков альбигойцы, которых те пачками сжигали на костре. Во-вторых, Иран – государство персов, к которым арабы традиционно питают недоверие и даже ненависть, справедливо опасаясь их экспансии. В-третьих, иранское население действительно слишком… привержено идеалам демократии и слишком любит европейский стиль жизни.

В этом смысле у Саудовской Аравии, заметно уступающей Ирану в военной и технологической сферах, больше шансов – и находящиеся на ее территории святыни Мекка и Медина подобны персту Аллаха, указывающему мусульманам всего мира на благословенность этой страны. Прибавьте к этому финансовую обеспеченность и молодое пассионарное население – и вы увидите, что Саудовская Аравия кандидат номер один в лидеры консервативных исламистов.

Иранская региональная миссия, при благоприятном стечении обстоятельств, могла бы заключаться в ином. Прежде всего, Иран вполне способен играть стабилизирующую роль в пределах Ближнего и Среднего Востока. Ведь по сравнению с такой страной, как Афганистан, где люди не доживают и до 45 лет, а численность населения, почти поголовно неграмотного, растет в геометрической прогрессии; по сравнению с клокочущим, погрязшим в смуте, ищущим свою идентичность ядерным Пакистаном; по сравнению с сотрясаемым терроризмом нищим Египтом Иран выглядит островком спокойствия и благополучия.

Мне также видится, что Иран, со своей древней историей, которая не прерывалась тысячелетия, и богатым опытом сосуществования разных народов, мог бы стать инициатором постепенной модернизации Ближнего и Среднего Востока – и не под эгидой Соединенных Штатов (которые пытаются реализовать в регионе свой проект «Большой Ближний Восток»), а на основе традиций и ценностей самого Востока. Иран мог бы стать проводником сближения между умеренными религиозными и светскими слоями мусульманских стран. Если бы это удалось, то Иран превратился бы в центр кристаллизации общеближневосточной идентичности поверх религиозных и этнических барьеров. И Ближний и Средний Восток в целом стал бы реальным центром тяжести в мире 21 века. Центром, в котором организующее начало бы принадлежало наследнику Персидской империи. А экономическая, военная и политическая независимость и внутренняя стабильность Ирана – залог успешности его потенциальной миссии. (Увы, и одновременно фактор раздражения для Запада).

Мир в целом, на мой взгляд, только бы выиграл, если бы Иран стал одним из полюсов нового миропорядка. Помимо прочего, всегда лучше, когда власть перераспределена между несколькими влиятельными политическими группами/партиями/мировыми центрами – это некоторая страховка от диктатуры. Но сегодняшние внутренние проблемы Ирана, равно как и недоверие к нему со стороны ряда арабских государств, есть препятствие к осуществлению этой миссии. До тех пор пока в Иране под запретом суннизм и другие ветви ислама, противоречащие шиизму, полноценное доверительное взаимодействие с остальными мусульманскими странами – даже с их наиболее умеренными кругами – невозможно. До тех пор, пока в Иране отсутствует нормальная публичная политика, а здравомыслящая оппозиция отстранена от участия во власти, он обречен на постепенное экономическое ослабление, дальнейшую изоляцию от Запада и даже провинциализацию – несмотря на дружбу с Китаем, Венесуэлой и Россией.

Однако если сближение между умеренными иранскими консерваторами и реформистами будет долговременным, то можно надеяться, что курс на постепенную эволюцию исламской республики в сторону демократизации и религиозной терпимости возобновится. Успешность эволюции иранского режима во многом будет зависеть и от нормализации диалога с Западом. К счастью, кажется, сегодня кое-кто в Европе и США начинает это понимать, и многие газеты меняют свою риторику с резко обличительной на более умеренную. Потенциал же для такой эволюции внутри самого иранского общества огромный: ведь современная иранская молодежь образованна, динамична и вполне открыта миру.

Но я подчеркну – необходима именно медленная постепенная эволюция, так как слишком быстрая либерализация может «взорвать» режим, как это уже произошло в 1978-9 годах, когда шах пошел на уступки Дж. Картеру и снизил давление на оппозицию. Насильственное же свержение исламского режима, которого жаждет определенная часть радикально настроенной либеральной оппозиции, не даст ничего хорошего. Ведь даже самая бархатная революция (которая при сегодняшнем агрессивном руководстве вряд ли возможна) не только резко ослабит страну, но и может ввергнуть ее в пучину смуты. Падение существующего режима в Иране и приход к власти либералов чреват гражданской войной и обострением внутренних, в том числе, и религиозных конфликтов. Из регионального доминанта и авторитетного игрока Иран может превратиться в марионетку Запада – во всяком случае, в глазах соседей Ирана по Ближнему и Среднему Востоку. Будучи сам нестабилен и неавторитетен, Иран надолго потеряет возможность сыграть ту роль, о которой я писала выше.

Увы, во времена президентства Джорджа Буша США разговаривали с руководством Ирана исключительно с позиции силы, что лишь добавляло очков ультраконсерваторам. А давая деньги «на революцию» (по данным газеты The Washington Post, в 2006 году Кондолиза Райс просила у Конгресса 75 млн. долл. на поддержку либеральной иранской оппозиции), они рисковали создать еще один очаг нестабильности в Азии – словно Афганистана, Ирака и Пакистана им было недостаточно. Может быть, у новой американской администрации хватит ума работать с Ираном в ином ключе?

Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!