Сейчас на сайте

Русское православие и украинский греко-католицизм: между взаимным отторжением и неизбежностью перемен

Выдержки из доклада Мирослава Мариновича на семинаре в Москве "УГКЦ: преодоление мифа" (25 октября 2002г.)

...

История свидетельствует, что диалог становится плодотворным, когда все его участники не видят ему альтернативы. Опыт Западной Европы, приобретенный во время Тридцатилетней религиозной войны, является для западных экуменистов архетипичным. В приложении к Украине этот опыт a priori предполагает, что в умах христиан существует такая же безальтернативность диалога. В действительности по крайней мере некоторые стороны, причастные к украинскому узлу противоречий, убеждены, что альтернатива диалогу все же существует.

Из многочисленных публикаций в прессе, подконтрольной Московскому патриархату, можно реконструировать такое направление мысли: современная ситуация поликонфессионности и плюрализма Церквей (в частности, в Украине) является искусственной и временной, поскольку является следствием слабости государства. Только ослабление Советского Союза сделало возможным легализацию в 1988 году экклезиальной "аномалии" - УГКЦ, создание "раскольнических" православных Церквей, а следовательно и значительное ослабление влияния Московского патриархата в Украине. В таких условиях православие не может (и не должно!) вступать в диалог, поскольку это может привести к значительным потерям. Главная задача - это выждать, пока Россия, Украина и Белоруссия опять объединятся, что приведет к новому радикальному перераспределению сил в пользу русского православия. Вот тогда-то патриаршая Москва и сможет вступить в диалог, но уже на более сильных позициях.

Совершенно понятно, что и греко-католики, и автокефальные православные воспринимают такую позицию как непосредственную угрозу своему существованию, лишающую смысла само понятие диалога, и как рецидив имперского мышления в среде православного епископата Московского патриархата.

...

Христианская геополитика влияет на перспективы диалога в Украине настолько существенно, что я вынужден вкратце коснуться и ее. Определенное различие в понимании диалога существует и в отношениях между Католической Церковью и Русской Православной Церковью. Так, для Римско-Католической Церкви необходимость диалога приобрела императивный характер. Ватиканские дипломаты, опасаясь лишиться поля для контактов с православной стороной, еще до недавних пор руководствовались формулой "диалог любой ценой". Соответственно все, что усложняло возможность такого диалога, становилось для Ватикана нежелательным и потенциально опасным. С точки зрения греко-католиков, именно этот вектор политики Римского Апостольського Престола "ответственен" за многократные случаи маргинализации Украинской Греко-Католической Церкви, замалчивание ее мученичества (дабы не раздражать Москву). Кто "свой" и кто слабее, должен был поступиться своими интересами.

В то же время православная сторона (московской юрисдикции) считает такой диалог выгодным только католической стороне, поскольку он будто бы служит прикрытием для прозелитической экспансии католицизма. Русская Православная Церковь, похоже, ощущает себя не готовой к диалогу, а поэтому любой ценой пытается избежать его. Поскольку этот вывод иногда оспаривается, сошлюсь на аргументацию диакона Андрея Кураева:

В условиях разрушения традиций церковного богословия, школы, образования, было бы несколько наивно стремиться к полномасштабному диалогу с такой структурой, как Ватикан. Нужно сначала свои раны зализать, осознать, кто мы такие, вспомнить свою собственную историю, выйти хотя бы на тот уровень, который был у нас в предреволюционную эпоху... Как можно вступать в диалог с каким-то иным обществом, иной культурой, иной традицией, не зная в первую очередь самих себя? (Интервью диакона Андрея Кураева "Две Церкви - два пути" для ежедневной интернет-газеты "Вести.Ru". - 26 октября 2000 ).

Реагируя на эту логику, можно выделить несколько слабых мест. Во-первых, православие не является каким-то новым религиозным движением, которое в течение своего эмбрионального вызревания нуждается в безопасной изолированности. Главная проблема нынешнего славянского православия заключается в том, что оно, как правило, оберегает неоценимый свой капитал - восточное богословие, а не пользуется им. Этим самым оно, если хотите, уподобляется тому немудрому евангельскому рабу, который полученный им от хозяина один талант закопал в землю (ср. Мт 25, 14-30). А приумножить богословский "капитал", пустить этот талант в оборот можно только "на рынке идей", в диалоге, в живом обмене мнениями, в применении богословской свободы Отцов Церкви к решению сложных проблем современности.

Во-вторых: а может быть, славянскому православию и не нужно восстанавливать себя в дореволюционных формах? Разве православные богословы забыли уже отчаянный призыв российского архиерея, участника Поместного Собора РПЦ (1917-1918 гг.):

Довольно нам союза с государством! Хрустели наши кости от крепких объятий покровителя-государства раньше, как теперь от гонителей-большевиков. Нет, не надо нам карет и почета, будем ходить пешком и будем свободными, как сектанты, опираясь на верный нам народ (А.В.Карташев, Церковь и Государство, Париж, 1932, С.4-5. Цит. за манускриптом: Игумен Вениамин (Новик) // Социальная проблема в русском православии. - С. 39.).

В-третьих, познавать себя в изолированности - это часто означает консервировать старые недуги, воссоздавать наиболее одиозные и нежизнеспособные концепции, в чем часто убеждаешься, читая нынешнюю российскую церковную прессу.

Однако именно нежеланием вступать в диалог и объясняется, с точки зрения греко-католиков, неизменное сваливание вины за срыв диалога на украинских "униатов". Часто создается впечатление, что Московскому патриархату отчаянно нужны "доказательства" преследований православных в Галиции, без которых разваливается главный конструкт его пропаганды. Но в такой ситуации несут потери все стороны: греко-католики становятся "козлами отпущения", православные московской юрисдикции в Галиции - заложниками большой политики, а сам Московский патриархат - жертвой собственной неспособности преодолеть инерционность своей политики.

...

Как свидетельствует ситуация во Всемирном Совете Церквей, сегодня христианское сообщество нуждается в голосе Восточных Церквей, в котором определяющим было бы не отторжение модерности и искусственное сдерживание перемен, а смелое и доброжелательное уврачевание модерности. Без открытой и диалогичной Русской Православной Церкви этого добиться будет очень трудно.

...

Сегодня, по моему мнению, Украина и в политическом, и в церковном смысле не должна отрекаться ни от Востока, переходя на исключительно западные орбиты, ни от Запада, возвращаясь на прежние восточные орбиты. Этот вывод следует из извечной украинской интуиции относительно своего посреднического предназначения (Иван Паславский):

…Мессианская идея украинской Церкви - идея, в которой заложена великая провидческая истина о том, что Рим - тезис, Константинополь - антитезис, а Киев - синтез (Іван Паславський. Між Сходом і Заходом. Нариси з культурно-політичної історії Української Церкви. - Львів: Стрім, 1994. - С. 37.).

Однако природа синтеза предполагает, что на смену слабовольному "проваливанию" исторической украинской Церкви в крайние зависимости от Москвы или Рима должен придти диалогический обмен ценностями с обеими полюсами.

...

Так мы логично подошли к последнему разделу доклада о перспективах положительных перемен. Отмечу три предварительных условия. Во-первых, свою часть пути должны пройти обе Церкви - и Церковь Москвы, и Украинская Греко-Католическая Церковь, т.е. ни одна из них не может утверждать, что перемены должны затронуть только ее соперницу. Во-вторых, обе Церкви должны пересмотреть свои концепции безопасности, находя такие позиции, при которых обе лишаются статуса "угрозы" друг для друга. В-третьих, для того чтобы потенциальные положительные изменения могли реализоваться, они должны отвечать интересам каждой из сторон.

Так, если Украинская Греко-Католическая Церковь действительно стремится к роли примиряющего посредника между христианским Востоком и Западом, и в частности к объединению нинешних Церквей-фрагментов в единую Церковь Киева, она сама должна быть источником любви и толерантности. Греко-католики не могут претендовать на роль моста между Востоком и Западом и в то же время блокировать своим предубеждением въезды то с одной, то с другой стороны. Поэтому преодоление исторических обид и открытый творческий подход к решению застарелых противоречий напрямую отвечает интересам этой Церкви, поскольку приближает ее к ее же собственной идентичности.

Если же говорить о Русской Православной Церкви, то претензии патриаршей Москвы на церковную монополию в Украине, независимо от степени их успешности, обрекают Москву на вечное противостояние с тенденциями к независимости, существующими в Киевской Церкви. Замена монопольной стратегии на стратегию соучастия могла бы помочь цивилизованно отстаивать интересы русского, или москвоцентричного, православного населения Украины, не привязывая их к имперским концепциям. Фактически, речь идет о британской постимперской модели разумного опережения событий, дающей возможность избежать полного разрыва отношений, достигая вместо этого пусть и вначале настороженного, но все же доброжелательного сотрудничества.

Sine qua non любых экклезиологических концепций РПЦ является не только осуждение униатизма как пути к единству (с чем согласна и Украинская Греко-Католическая Церковь), но и ликвидация существующих греко-католических Церквей. В православном сознании "униатская" Церковь из-за своей "аномальности" всегда представлялась как угроза чистоте экклезиальной линии православия. Однако "опасность" со стороны УГКЦ существует лишь до тех пор, пока главным элементом идентичности православия является его антикатоличество. Если же в основу этой идентичности положить наследство святоотцовской духовности, а не наследство межцерковной вражды, то оптика видения ситуации радикально меняется. УГКЦ является "аномалией" только для того мира, который разделен на тщательно огражденные "зоны влияния", а это не может и не должно иметь одобрительной санкции Евангелия. Эта кажущаяся "аномальность" УГКЦ будет снята тогда, когда реальную жизнь перестанут втискивать в прокрустово ложе церковно-политических схем, отмеченных людской гордыней, а наоборот, внимательно прислушаются к боли простого человека, спасение которого и является главным заданием каждой Церкви.

В массовом греко-католическом сознании "угроза" со стороны Русской Православной Церкви определяется не какими-то экклезиологическими соображениями, а почти исключительно соображениями политическими. С этой точки зрения, Русская Православная Церковь зашла слишком далеко в своем подчинении властям, с которыми она разделяет общую платформу "величия и силы", понимаемых в концепциях империалистического прошлого. Типичной реакцией греко-католиков в этом случае является желание выстроить "китайскую стену", из-за которой Москвы уже видно не будет. Однако мир стал слишком тесен, чтобы греко-католики нашли себе безопасное место, полностью отмежевавшись от судеб русского православия. Сегодня обе Церкви должны почувствовать такое же напряжение со-ответственности, которое наверняка почувствовали защитники осажденного Константинополя накануне падения города.

Прошу обратить внимание на то, что я не пользуюсь аргументом "общей угрозы" ни со стороны сект, поскольку за этим стоит неприемлемое для меня неуважение к церковному инакомыслию; ни со стороны ислама, поскольку за этим кроется религиозная нетерпимость; ни со стороны секуляризма, поскольку за этим стоит моральное осуждение неверия. Но общая угроза перед обеими нашими Церквями все же существует, и состоит она в современном варварстве, проникшем и в нашу общественную, и в церковную жизнь, а посему лишающим обе Церкви способности реализовать свое собственное предназначение.

Обе стороны должны признать, что существующие конфликты - казалось бы, детерминированные глубинной экклезиологией - в значительной мере являются результатом массового искоренения христианской культуры. Следовательно, возрождение христианского сознания и сознательная политика Церквей в плане утверждения религиозной толерантности являются необходимыми условиями улучшения отношений.

Да простится мне нецерковная лексика, но на закате ХХ столетия и украинское, и российское общества слишком часто имели дело с непомерными амбициями горделивых церковных чиновников, для которых самое главное - это власть и влияние, но не проявления высокого церковного духа. На этой основе победить современное варварство просто невозможно. Ссылаясь на слова Кристофера Доусона о том, что ключевую роль в обращении варваров сыграла не столько "новая доктрина", сколько "новая сила", явленная в жизни святых монахов, кардинал Поль Пупар приходит к следующему заключению: "Самым большим уроком, который дает нам опыт первого тысячелетия", является умение встречать вызовы нашего времени "без гнева и насилия", а на основе прежде всего "христианского свидетельства и даже святости" (Поль Пупар, кардинал (президент Папского Совета по вопросам культуры). Релігія й культура в сучасному світі: (Доклад от 16 июня 1995 г.). - Київ. (Репр.).- С. 4. ). Другими словами, нам нужна основательная евангелизация нашей веры, радикально изменяющая логику осмысления мира. И России, и Украине нужны Церкви, которые станут мистическим Телом Святого Духа и будут все очищать от скверны - вокруг себя и в себе самих.

Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!