1 - 6.01.85 г.

<К Павловскому>

<О Пушкине>

Дорогой мой,

пишу тебе не столько потому, что надеюсь дописать или имею нужду высказать что-то необходимое, сколько потому, что имею нужду писать, писать в настигшем нас новом годе, в настигшей новой жизни, писать тебе, ибо мало к кому я мысленно обращаюсь теперь. Время странно поделило нас на таких, без которых нельзя, и таких, без которых можно. В этих последних неожиданно оказываются те, к кому ближе, с которыми жил и ладно, и людно, - и связь угасает; в душе ноет еще какое-то горькое чувство, но вот ни встреч, ни писем - жизнь бесцветней, но возможна. А среди тех, кого забывал, кого обходил, к кому относился с иронией, вдруг обнаруживаются такие, без которых нельзя - и вот - одних уж нет, а те далече, и в жизни образовалась не дыра даже, а какая-то Марианская впадина. Ты один из немногих, которых не хочется терять. Нет, не потому, что мы близки - скорее напротив, но потому, что без тебя иссякает последний, быть может, родник моей работоспособности. Ибо в тебе, как и во мне, живо еще стремление. А наши распри соединили нас странными и причудливыми душевными узами.

И знаешь, чем я занят теперь? Бросил все и читаю письма Пушкина - и ты этому виновник. Тема Пушкина не нова для меня, она всплывает спорадически и так же неожиданно и скоро гаснет. Но вот теперь похоже, что мой интерес укрепился, он нахально дергает меня и материализует в нечто похожее на раздражение: я должен,  должен  уже хоть как-то определиться.

Может быть, можно было бы обходиться и без этого, время от времени в разговорах обсасывая те или иные парадоксы, но уж слишком разительно мое несогласие с другими, и, будучи мотивировано поверхностно, на уровне чувств без знания материала, оно вызывает только протест или недоумение. Люди уходят от разговора, отмахиваются - Пушкин оказывается одной из парадигм культуры, которая не вызывает нужды в критическом взгляде - и не допускает его. Однако к Пушкину обращаются довольно часто, и Пушкин - аргумент.

Немудрено. Ибо Пушкин не просто родоначальник новой русской литературы, не просто Поэт - Пушкин язык эпохи, которая никем иным не могла себя выразить. В этом смысле Пушкин гораздо больше основателя новой словесности - он основатель новой русской культуры, нового русского общества. Я не хочу сказать, что он был главным, одним из главных генераторов основ. Нет. Он не был для нас ни Руссо, ни Вольтером. Но Бог творит вначале словом, а божественное слово было только у Пушкина (я отвлекаюсь от другого аса нашей литературы - Грибоедова, чье влияние хотя и было громадным, но чересчур ограниченным и кратковременным).

Тут я хотел бы запнуться: каждый раз, когда я говорю о том, что недодумано, общий план отсутствует у меня перед глазами и архитектоника текста зыбка и изменчива. Это затрудняет чтение, но еще больше - письмо. Я не знаю теперь, как выразить свою мысль (еще не доведенную да ума), и хочу вернуться к нашему разговору о генезисе русской культуры (культур) осени 71 года. Не знаю, изменился ли твой взгляд на эти вещи, но мой остался прежним (еще бы! - когда мне было возвращаться к этим темам?), но я немножко ясней увидел линию новоевропейской (так бы я назвал теперь) культуры.

Революция Никона-Алексея сама по себе же внесла в Россию европейских ценностей и представлений, но уже изменила ориентацию, мировосприятие. Она открыла Россию поначалу только иностранцам, не грекам, но немцам. Петр I, уже целиком дитя революции, пересадил вместе о немцами на русскую почву и немецкий образ мыслей, приведший, в конце концов, к просвещению и европейской культуре. Однако, это был период хамства: образованные слои уже утратили связь со средневековой русской культурой, а европейская была чуждой, неорганичной. Эпоха Пушкина - это эпоха возникновения автохронной европейской культуры на Руси. Россия стремительно ворвалась в Новое время и непоправимо шла к своей Французской революции. Однако, на площади (Бог миловал) эта революция не состоялась. Она состоялась иначе - этой революцией для нас был Александр Пушкин.

С мыслью о том, что Пушкин был нашей Французской революцией я отправляюсь спать, ибо в моем почтенном возрасте бессонная ночь не является лучшим помощником в родовых судорогах слова. В столь сложных условиях роды могут кончится форменной асфиксией, что было бы не самым желательным плодом моей тягостной беременности, равно как и дурным предзнаменованием для первого дня Нового, 1885 года.

В.

Итак, Глеб, я продолжу, а ты, если мои завиральные идеи тебе сегодня не наскучили, прочтешь. Впрочем, экстравагантные формулировки красиво звучат, однако, обычно, бывают далеки от истины. Чтобы в моих, с позволения сказать, афоризмах удержалась капля смысла необходимо выделить плоскость, в которой я рассматриваю Александра Сергеевича.

Разумеется, я не касаюсь эстетического наследия этого гениального поэта, хотя многие, не пытаясь даже понять, о чем я говорю, выходят ко мне с транспарантами "Пушкин - солнце русской поэзии". (Правда, я лично остаюсь довольно холоден к нему. Мне больше по душе Лермонтов.) Конечно же, мы не сможем не возвращаться то и дело к его творчеству - не будь его, мы не говорили бы об этом вздорном субъекте. Однако, в этом творчестве нас будут занимать, по преимуществу, не эстетические достоинства, а социально-нравственные идеи и тенденции. Кроме того, меня интересует его частная жизнь, поскольку она стала достоянием культуры, отношением этой жизни к публичной деятельности, включая ее отражение в поэзии. Меня интересует его общественная деятельность - одним словом, все то, что оказало влияние на формирование этики русского образованного человека и, шире, его миропонимания

2.01.85.

Ну вот, Глебушка, опять добрался до машинки, но, видит Бог, слишком поздно, чтобы продолжать: вчера получил твое письмо (с мариковыми). Ужасно был рад этому - видно, соскучился. Но замечу тут же (увы, проза жизни для меня так естественна), что ты по-прежнему напрасно тратишь деньги на оплату доставки: хоть мне и трудно выбрать времечко, чтоб сбегать на почту, да деваться-то некуда - все равно ведь домой не носят!

Пока я возьмусь писать тебе о том, о чем больше всего хочется писать - вопрошать о детках, о болезнях, о печорских морозах, чужом и своем балке, о работе, усталости, дрязгах и любви с властями, о несбыточных желаниях, эротических сновидениях и прочитанных книгах, - мне непременно надо поблагодарить тебя за письма Марка. Не, не за то, что они доставили мне удовольствие, - они не слишком интересны мне текстом. Марк чужой мне. Чужой хотя бы потому, что мы с ним не были знакомы. Нет, заочно я знал его (поздновато, правда), хотя сомневаюсь, чтобы он догадывался о моем существовании. Хотя М.Я. как-то (некстати) рекомендовал мне ввязаться в переписку "из трех углов". Но знакомства этого слишком мало для чтения писем. Наша переписка все-таки "закрытая", слишком интимная (при всей ее лишенности бытового интима), чтобы понимать все. Наши письма, в отличие от сокиркинских, слишком адресатны. Да что за беда! - одно то уже хорошо, что мы пытаемся "открыться": мне нужно, до болезненности нужно это. И вот что я напишу тебе.

Первое, что бросается в глаза, это поверхностность (ужели и наши письма столь же поверхностны для посторонних?). Там, где следовало остановиться, раз уж задета тема, Марк проглатывает скороговоркой все основания и мысли, которые одни только и могли бы придать смысл упоминаниям, которые делали бы факультативные, легковесные замечания значащими, обязательными, весомыми. Разумеется, при чтении вырванного из переписки письма нельзя делать утвердительных заявлений: быть может походя брошенные замечания проходят сквозняком сквозь всю переписку, сливаясь в ее контексте в мучительно аргументируемую мысль. Однако, на всех подходах лежит какая-то тень легковесности, поверхностности.

Вот, например, описание экономических проблем, собственно, проблем распределения национального дохода, предопределяющих в значительной мере социальную структуру и социально-культурную направленность общества. Очень многое уловлено правильно, хотя изложено с царапающим категоризмом. Но стоило ли ради этого записываться в антиподы? - то, что замечено, могло быть узнано в единственной лекции в каком-нибудь (несостоявшемся) ликбезе, хоть из тех, которых мы жаждали задолго до польских летучих университетов. Не стоит историку жаловаться на то, что, в отличие от Польши, мы не смогли реализовать идею - ведь разве ему не было возможности узнать о социальной борьбе хоть тех же Афин эпохи Пелопоннесской войны? Другое дело - оказаться на Западе и не раздавать оценок (либерал глупый или же умный), не констатировать неудач замыслов (с предуведомлением: Рейган и его профессора-советники об этом еще не знают, а я, Марик, уже доподлинно постиг), а попытаться разобраться в логике того самого налогоплательщика, которому выгодней ставить на поляка или тайваньца, чем на книгопечатника (да почему поляк покупатель надежный!), попытаться разобраться в логике глупого Мондейла или умника Харта (которые не меньше Марика видят, что у них в родном доме не работает) и тех избирателей, которые так же, как и он, Марик, платят налоги, но голосуют за Харта. Не дурно было бы понять, почему американцев устраивают тупые лица наглецов, требующих "дай!". Не дурно было бы не становиться в позу защитника системы "бери", а понять, почему одни американцы одухотворены идеей благотворительности, а другие думают об эмигрантах: катитесь вы к чертовой матери со своими протянутыми руками и со своими благодарностями. Не худо бы понять динамику соотношения первых и вторых, ибо в основе их позиций лежат ценности, которые и определяют американскую политику, равно как и основные проблемы сегодняшнего мира.

Вот другое. Тут же, на полях предыдущей мысли, замечено, что Америка и Европа - два разных мира (Россия - не Европа, вовсе третий мир). Ну, разве можно не согласиться? Но когда следуют объяснения, почему американец свободней европейца, почему государство в Америке не так гнетет (с чем не согласиться невозможно), впадаешь в состояние полного недоумения: разве из этих объяснений что-либо можно понять?

И так далее, и тому подобное. Но вот что позволь тебе отметить: может он и прав, когда говорит, что не умен, но чувства его умны. Замечательно выражена мысль, что Ренессанс мог быть реакцией на готику. Не знаю готики (безумно красиво!), склонен считать, что товарищ увлекается (всюду следы чрезмерных увлеченностей), но всегда пузом чувствовал, что Возрождение - это плотский, материалистический протест против тотальной одухотворенности (черт побери! - не могу сыскать слов). Не могу <.?.> эту его формулировку, потому что где-то здесь лежат основания той новоевропейской цивилизации, в которой мы барахтаемся.

Тут же рядышком ученические рассуждения о формировании наций (в Испании, например), неверная постановка вопроса: а когда же мы отделились от Европы? А никогда! Мы Европой и не были! Европа начинается тогда, когда мы попадаем под татар (грубо, грубо, Глеб!), а мы идем от Византии - Европа не Византия, Византия не Европа! Следовало спрашивать, когда мы идем в Европу? Нет, не через петровское окно! Поляки, благодетели наши, за уши втащили. Кревская уния - вот начало Европы на Руси! Впрочем, до идеопсихической катастрофы Смутного времени, когда и в Восточной Руси стал неизбежен Никон, еще далеко было. Европа медленно подминала Русь, исподволь эродируя ее татарско- азиатское самодовольное и самодостаточное нутро.

Но тут мы выходим на тему, открытую для меня Пушкиным, и ей-ей, я должен остановиться: ни времени, ни сил для продолжения: разве не настоятельней нетопленая печка, немытая посуда, некупанная дочь? Но вот с мариковыми письмами хочется покончить.

Я толком не понимаю, что ты писал в Сан-Франциско по поводу Рейнана-Бегина-Хомейни, но мне понравилось, как Марк тебя отделал, удостоив сравнения с почтенным Генмихом! Я уже предостерегал тебя по этому поводу: не следует делать далеко идущих обобщений при том катастрофическом недостатке информации, который характерен для нашего знания о внешнем мире. Не, я не против гипотез с обобщениями, я не наш общий приятель Сережа, для которого твои гипотезы не более, чем демагогия. Есть проблемы, где гипотез не избежать, даже если информации с "гулькин нос". Отсутствие всяких гипотез чаще всего менее плодотворно, чем присутствие гипотез ошибочных. Надо только добросовестно оценивать критику и сопоставление прогнозов с действительностью. В это м смысле очень хорошо, что ты "прокатываешь" свои предположения. Надо при этом чаще задавать вопросы, чем конструировать мировые системы. Не понравилось мне в ответе Марка то, что он слишком мало остановился на анализе различий между Хомейни и Папой, Рейганом и Бегином. У него своя мысль. Свой монолог. Тут поневоле свернешь переписку!

Кстати, почему бы не рассказать про Испанию? Безумно интересно. Я думаю, что в ХХ веке не поздно родиться Боткиным: есть о чем писать и о чем думать. Кстати, я бы позадавал Марку вопросы, да боюсь, что они не в его монологе.

Не понравился почерк - трудно читать, да и о широте натуры не свидетельствует (а я - наказал Господь! - русский человек). Да ты прости меня и пришли еще чего-нибудь - хоть резюме.

Так как же там дети, эротика, власти, работа, невротики? Тебе завидую и признаний в измене не принимаю: писал больше, чем я мог переварить - в виду истрепанности импотенция полнейшая. Ты же успевал писать и мне, и Марку, и Славику, и М.Я. (еще кому ?), укреплять быт своего товарища (по несчастью), читать Борхеса (на кой черт он мне нужен, если кроме имени, ничего не знаю о нем? Да пришли, если стоит - вот когда читать доведется?), Тэрнера (где же остатки?), перепечатывать и слушать, трепаться (кстати, у М.Я. нашей беседы и запаха нет), - словом, в твоем гареме всем доставало ласки. Я же, сукин сын, не могу найти времени даже для Пушкина - сто страниц читаю вторую неделю! А тут вижу, что ты совсем сдурел после Гумилева, и думаю, когда же я найду время для чтения этих бездонных кладезей (если мне, наконец, их удастся заполучить), но прочесть надо, ибо в пересказах чувствую, что, пожалуй, этот старичок объявится среди столпов антисионизма. Но пока прошу тебя, не суй ты всюду эту этнологическую бредятину. Я не против того, что понятия этноса, нации и т.п. имеют существенное значение для нас, но то, что я увидел в письмах Марка - сущая профанация, как и то, что я вычитал в одном из номеров "Природы". Не стоило ли бы тебе взять парочку академических книг по этнологии? Судя по всему, вас всех Гумилев привел в восторг идеей пассионариев? Это интересно!

Да к черту скороговорку! Лучше как-нибудь соберусь еще написать. Ты уж передай привет Марине, да скажи, чтобы написала про ваше житье-бытье хоть несколько строчек. Я бы пригласил ее с детками в Одессу, но пока не знаю, что тут развернется: у меня новый пятилетний план (но только в проекте, да и то не в моем). Сам же, когда будешь в Европе, не забудь сообщить, - хоть по телефону потреплемся - все дешевле, чем самолетами летать. Что же до Одессы, то кто мешает тебе меньше трепаться? - стигматы есть следствие чрезмерной болтовни.

Ну, а теперь - к своей печке! Остаюсь у нее, преданный нашей переписке, благодарящий тебя за книжечки (где берешь? - по моему заказу в научке не смогли отыскать).

6, что ли, 01.85 г.

 


Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!

 

Редактор - Е.С.Шварц Администратор - Г.В.Игрунов. Сайт работает в профессиональной программе Web Works. Подробнее...
Все права принадлежат авторам материалов, если не указан другой правообладатель.