Октябрь 1977 г.

<К Александру Даниелю>

Здравствуй, Саня!
Поскольку от свирепого одиночества не могу ни уснуть, ни тем более делать что-нибудь, решил пообщаться с человечеством при помощи машинки. Собственно говоря, сегодня лишь первый день, когда я остался один, ибо предыдущие дни, вечера и ночи я проводил в компании, иногда даже чрезмерно, что было обусловлено событиями столь же неприятными, сколь и неожиданными, хотя неожиданными лишь по легкомыслию и недомыслию моему. Тем не менее, первый же вечер в доме, где никого, кроме меня, Фафика и мышки Машки нет, так как Чернов вместе с супругою своею покинули меня в надежде, что в иных краях живется спокойней, привел меня в состояние крайней тоски. Попытавшись развеяться возле приемника, я взвыл еще пуще - а разве можно не взвыть, если почти ежедневно узнаешь какую-нибудь пакость вроде сегодняшней: я имею в виду отъезд Григоренок, - и выключил я его, то бишь приемник, сгоряча и сгоряча решил заснуть. Когда же вскоре неудачный визитер разбудил меня, ибо было всего только часов восемь вечера, я решил, что ты великодушно простишь меня, и начал марать бумагу.
Сегодня получил от Кандыбы письмо, в котором есть вещи интересные не только для меня одного, а потому я решусь привести здесь часть его письма. /Собачья машинка! - кто только будет платить мне за вредность?/ Итак:
"21 сентября прилетел во Львов и в этот же день посчастливилось найти комнату". Прилетел - это из Москвы.
"…Однако, очень недолго удалось мне побыть в моем уютном пристанище, ибо ровно через два дня, т.е. 23 сентября, меня в городе задержали и повезли в прокуратуру области.
Там со мной вели разговор зам. Прокурора области Руденко /родной брат Генерального/, начальник КГБ области генерал Полудень и начальник Пустомытовского КГБ /там я прописан и отбывал годичный срок надзора/. В общих фразах упрекая меня в том, что я веду себя неправильно вообще и за Украинскую группу /участие в ней/, в частности". Кстати, участие чисто номинальное - это я уже от себя. "Предупреждали, что если еще один хотя бы один маленький шаг с моей стороны - и я опять буду там, откуда недавно вернулся". Я думаю, Иван понял, что ему намекают вовсе не на Москву, а я вот, между прочим, вовсе не прочь заехать к вам в гости, но, боюсь, что из этого ничего не выйдет. А ты, Саня, если бы я был знаком с "Кузей Прутиковым", выписанным нами с Рыжим лет двенадцать назад, прочтя последнюю вставку, непременно бы вспомнил "эпиграмму на Е.", в которой Кузя, спросив предварительно Д., не знает ли тот, в городе ли сейчас К., услышал ответ: "не знаю, зато …Е. …к нам завтра в город приезжает".
На этом, как ты понимаешь, эпиграмма заканчивалась, а вот письмо Кандыбы я буду продолжать:
"После этого генерал ушел, а прокурор продолжал наступать на меня и дошел до предложения мне отказаться /и осудить через прессу и телевидение/ от своих действий и убеждений. А когда я отказался, тут же представили мне заранее заготовленное постановление об установлении надо мной надзора сроком на 6 месяцев.
Указали на такие причины установления надзора:
1/ Постоянно отказывался от работы.
Уволился я с работы 7 мая. За все время меня никто ни разу не вызывал и не предупреждал меня устраиваться на работу.
2/ Не проживал по месту прописки.
Это правда, но они хорошо знали, что живу во Львове, и где именно, но ни разу меня и тех, у кого жил, не беспокоили. Кроме этого, я еще 5 апреля подал заявление на имя первого секретаря обкома, чтобы меня прописали во Львове и обеспечили работой по профессии"
Я тут тут снова прерву Ивана, хотя тебе уже, нисколько не сомневаюсь, порядочно надоели мои отступления. Так вот, видимо после этого письма в Пустомыты к нему приезжали два гебиста и в разговоре обещали Львовскую прописку и работу юрисконсульта /по поводу которой он вертел носом - хотел быть адвокатом/. Даже развеяли сомнения Кандыбы по поводу его участия в украинских хельсинках: "ну, это ничего..." окрыленный такими надеждами, он бросил работу и решил отдохнуть.
Приблизительно: карась-идеалист. После пятнадцати лет заключения он несколько потерял ориентацию, и, по мнению его приятелей, мало понимает, что происходит вокруг.
Я, вернее Иван, продолжает:
"3/ Разъезжал по районам и городам СССР.
Это правда, и на это я имел право, если я свободный гражданин.
Но, оказывается, я не должен был считать себя таким.
После этого мня машиной свезли прямо в Пустомыты /районный центр в 20км от Львова/, не дав возможности пойти на квартиру, чтобы взять необходимое /полотенце, зубную щетку и пасту, мыло, бритву и т.п./.
В Пустомытах меня отпустили. Жить было негде /старая квартира занята, устроился в гостиницу, где жил десять дней, пока нашел новую/.
Как только меня отвезли, вызвали к прокурору отца и брата, где рассказали им, кто я такой, и предлагали повлиять на меня. При этом не сказали им, где я, и так они четыре дня не знали, куда делся.
Ограничения такие:
1/ запрещается выходить за пределы с. Пустомыты /? - В./.
2/ запрещается выходить из дома после 8ч. вечера /раньше было после 9ч./ до 7ч. утра".
Я опять решил писать дуэтом, чтобы пояснить тебе, что прежний, годичный срок надзора кончился у Кандыбы, кажется, в мае, хотя за дату не ручаюсь.
"3/ запрещается посещать питейные заведения.
4/ каждый вторник отмечаться в милиции.
С большими препятствиями и трудом дали работу лишь через месяц. Работаю кочегаром при школе. Оклад 60 руб. За комнату плачу 25 руб."
Весь остальной текст, пожалуй, имеет отношение только ко мне и нам, одесситам, что, должно быть, приводит тебя в восторг. Однако, если ты полагаешь, что жажда общения у меня исчерпана, то ты находишься в самом серьезном заблуждении.
Как ты помнишь, вырвался я от вас в первом часу ночи и с безумным лицом укатил на вокзал. Преприятнейшим образом проведя двенадцать часов в поезде, я столь же замечательным образом провел двое суток в Киеве и было решил уже ехать в Одессу, когда дернул меня черт нанести еще один визит, запланированный мной прежде, но не удавшийся по причине занятости лица, к которому меня направили. Занятость эта, впрочем, была весьма занятного свойства, то бишь, имела тенденцию занимать других.
Как мне тут же объяснил Вимс, его, Вимса, октября так четвертого отвезли в отделение милиции /а может прокуратуру/, где провели какую-то беседу и предложили подписать какую-то бумагу. Но так как он, Вимс, подписывать отказался, то его пригласили на повторную беседу, число на одиннадцатое, и уже в ГБ, если я не перевираю чего-нибудь.
Пишу об этом по той простой причине, что Вимс не говорил об этом в Москве и, боюсь, может забыть сказать и в этот раз, несмотря на мои весьма решительные просьбы. Я бы узнал все поточнее, да сообщил бы об этом сразу же, если бы смог побеседовать с Петей хотя бы с минут десять. Однако мы расстались из-за спешки, рассчитывая встретиться вечером. Так как вечер у меня был удивительно плодотворным, то и длился до полуночи. Вимс, не дождавшись меня, уехал на свидание к отцу. Кроме указанного выше, я узнал лишь, что четверых расспрашивали о Вимсе в связи с распространением в Киеве литературы. Тот человек, к которому я не попал, также отсутствовал ввиду того, что беседовал с девочкой, допрашивавшейся в ГБ, девочкой "из его круга" - так это звучало.
Глупый, глупый псих! Не учащайся не только на ошибках других, как это делают умные люди, но и на ошибках собственных, как это делают дураки, судя по высказыванию одного очень умного немца, - я свернул, как это делают идиоты, с пути на вокзал и зашел к тому самому молодому человеку, о котором писал выше. Нет, вы не подумайте, что я заскочил так просто. Я ехал домой, и до отхода моего поезда оставалось часа полтора. Ну, вот, ты уже сам догадался - я был с тем же туго набитым чемоданом и с той же неподъемной сумкой, которые я вывез из Москвы. Конечно, человек, который меня хорошо знает, непременно бы догадался, что в чемоданах гречневая крупа, - но откуда это было знать бедным филерам? Пусть простится мне невольная мистификация - "самиздат" - мелькнуло в воспаленных мозгах тех двух молодых ребят, которые усиленно курили дорогие сигареты недалеко от парадной. Увы, увы: - я не из тех революционеров, которые кидались переносить брошюрки в момент опасности, я хорошо знаю, что в такое время лучше им лежать на месте - как-никак риск меньше. Но не знали этого киевские гебисты, клюнули они на "конспиративного" человечка - а как прикажешь расценивать типа с весьма приметной внешностью, но не замеченного прежде, появившегося в критический момент? - и решили, что кто-кто, а они не дадут уплыть книжечкам. А когда, уходя, будучи проведен черным ходом, я рванул на вокзал и мгновение ока оказался в поезде, который и отошел от платформы спустя две минуты, решимость этих ребят стала непреклонной.
Поезд Киев-Одесса очень хорош. Скорый. Комфортабельный. Чистый, красивый, с удобным расписанием. И если вы не успели купить билет, пользуясь благосклонным вниманием кондуктора, опять-таки, заметьте, симпатичной девушки, вы выбираете себе самое удобное место. Вы начинаете читать Экзюпери, особенно если он лежит с самого верху, а вам не хочется лезть в чемодан. Чтобы достать Наживина, изданного в Берлине в двадцать втором году. Вам хорошо. Вам уютно. У вас много спокойствия и приятных ожиданий. Нет, вы не можете не согласиться - чудесный поезд.
Но лучше скорого поезда наше бдительное ЧК!
Ах, стоит ли вам описывать эту сцену, полную прелести неожиданности. Полную трепета предвкушения! Нет, не стоит, ибо где же вы найдете слова, достойные этого? Во всяком случае: я - не берусь. Но если вы дадите себе труд просмотреть несколько строчек описания того, что в умных книгах именуется словом "фактаж", то я сообщу следующее:
Очень рослый и дородный молодой человек в штатском, даже не просто в штатском, а в наимоднейшем с иголочки костюме - где же? где же я встречал таких? - ну, конечно же в милиции!, где лейтенантик на девяносто рублей одевается в валютном магазине, питается икрой из "Березки", а на остатки кормит семью, да, да, - именно там: лейтенант милиции Хвещенко, - впрочем, это потом, несколько позже, зачем опережать события. Так вот, молодой человек, запыхавшийся, красный, но в светлом плаще без единого пятнышка, с разгону влетел в мое купе.
- Где ваши вещи? - разумеется это не я спрашиваю у новоприбывшего, как мог бы подумать неопытный читатель, заподозривший в последнем едва не опоздавшего пассажира, но, напротив, это меня спрашивают.
- А в чем, собственно, дело?
- Я из милиции, мне нужно осмотреть ваши вещи.
- Ваши документы!
Эх, Саня, Саня! Я вовсе не забыл, что пишу письмо, и мне жалко тебя, - но зато ты можешь гордиться, что получил письмо на очень многих страницах, /в наши дни это бывает так редко!/, а если прочтешь его, то вовсе можешь утешаться мыслью о своем рекордсменстве. Все, чем я могу сейчас тебе помочь - это отказаться от игривого тона, - но уж меня самого, - но оставить общение с машинкой я не в состоянии. Итак:
Документ свидетельствовал, что передо мной Хвещенко, лей… и т.д. дальнейший разговор внес ясность в ситуацию: я, по-видимому, только что украл чемодан и есть необходимость в осмотре моего багажа. Тебе известно ли, что я вор-рецидивист? В прошлый раз, когда я привез этот же чемодан в некое крымское село, а было это в году 1975 от Рождества Христова, выяснилось, что я обокрал Белогорский банк - матерый ворюга!
Пока я тщательно изучал документ, вел препирательский диалог, а в это время оценивал ситуацию, появилось еще одно действующее лицо: чинный гражданин в светлом плаще без единого пятнышка - это форма, что ли? - лет пятидесяти, с виду - подполковник ГБ. Документов, разумеется, никаких: "Вот он вам предъявил свои документы". И этот гражданин принял на себя роль руководителя. Первым делом мне было предложено перейти к проводникам.
Тут я и совершил самую тяжелую ошибку. Но прежде я расскажу, в каком я был положении. При мне было письмо Натальи. Заявление Группы ты когда-то читал. Несколько киевских адресов. Адрес Вимса. Наживин. Все. Добавлю, что я ехал без билета.
Что бы я делал, случись это сейчас? Потребовал бы обыска в купе. Хотя и сидел со мной человек очень чужого и очень светского вида, а это меня почему-то смутило. Чем я рисковал? Тщательным обыском. Изъятием письма, заявления, Наживина, записной книжки, адреса Вимса. Помещением в психушку - когда я был на Слободке, я видел, что безбилетники составляют одну из главных групп, помещаемых туда.
А может, напротив, обыск был бы поверхностным. Может быть, они не захотели бы поднимать большого шума и, убедившись, что я не тот, за кого меня приняли, они попытались бы смыться побыстрее. И все же психушка перевесила - я вышел.
В купе проводников мне предложили показать вещи - показал. Это не тот чемодан, который они искали, но… Так что же было в том чемодане? Этого мы не можем вам сказать. Конечно же - государственная тайна - и лейтенант Хвещенко собственноручно стал рыться в чемодане, вытащил Наживина. А в портфеле обнаружено письмо. И еще когда я предъявлял паспорт, в бумажнике хорошо виден был машинописный текст - Заявление. Прочтя письмо Натальи, Хвещенко растерялся: все делалось его руками, старшой куда-то исчез - не передавать ли по радио мою фамилию? - а когда тот появился, обратился к нему:
Тут в портфеле есть текст, который он называет личным письмом. По-моему, он интересует органы. Там о Солженицыне, Буковском…
Старший жестом приказывает подать. Читает. А затем изрекает:
Придется выходить. В Фастове.
Опять, в который раз, препирательства. Опять немой жест, указующий на лейтенанта - нет, и все-таки капитана! - Хвещенко. И я схожу. Да и теперь уже поздно - упираться надо было в купе, но психушка, психушка, а более того, надежда что-то выговорить. Молодые люди!! Если вы психи - не езжайте без билета!!! А пуще того - не бегайте с чемоданом по чужим квартирам!
Саня, я пришлю бумажку, составленную мной после обыска, а пока в двух словах. Еще в поезде капитан Хвещенко в горячах буркнул "жаль". Что же жаль, спросил я его - по-моему, все хорошо. "Это для вас хорошо, а нам жаль". А сверх того, капитан Хвещенко постоянно утверждал, что гебист не его начальник. В отделении милиции станции Фастов меня после долгих препирательств обыскали: я отказывался сам показывать - теперь это было похоже на выпендреж, ну и черт с ним, - а потом купили: предложили компромисс. Я должен написать объяснительную записку. Взамен мне возвращают Заявление Группы - был и личный обыск, - личный обыск прекращают, не изымают Наживина. А, вдобавок, "закомпостируют" мой билет и отправят в Одессу.
В кармане у меня были киевские адреса, которые я не хотел им оставлять и в эту минуту это решило все - я написал - приложу, прочтешь.
Очередной разговор о билете я в очередной раз прервал фразой о том, что меня гораздо больше волнует испорченная ночь. Затем ушел и с большим трудом через восемнадцать часов приехал в Одессу.
Мое поведение, честно говоря, до сих пор мучит меня, но я никак не мог сориентироваться в считанные минуты, которые у меня были. К тому же, я жутко устал за предыдущие двое суток.
Я сразу же попросил передать обо всем Вимсу и рассказать в Москве, что не знаю, что сделано, что нет. Недавно я узнал, что у Вимса был обыск. Я просил передать, что по моему мнению он будет, но готов ли к обыску был Вимс? Поздно теперь каяться, что я не продублировал Н.А., но в таких случаях надо возвращаться. Если бы не смертельная усталость и не головная боль, я бы сделал это тотчас, но как простить себе то, что я не поехал из Одессы? Пишу это не бия себя в грудь, не посыпая голову пеплом, но в надежде, что прецедент этот может натолкнуть кого-то на мысли нужные, которыми он со мною поделится и которые могли бы быть полезны другим.

 

 

хххххххххххххххххххх

Начальнику линейного
отделения милиции
ст. Фастов от
Игрунова Вячеслава
Владимировича,
проживающего в г.Одессе по
ул. Дубовой 4

Объяснительная записка

13 октября 1977 года я был обыскан в скором поезде Киев-Одесса, а затем в линейном отделении милиции в присутствие задержавшего меня Хвещенко Владимира Прокофьевича, дежурного милиционера по ст. Фастов, а также двух лиц, не предъявивших своих документов. У меня были изъяты:
1) Личное письмо, перепечатанное на машинке, начинающееся словами: "На письмо я ответил" и кончающееся словами "Даже не заверяю насколько я с вами, - знаете".
2) Лист бумаги с адресом Петра Вимса.
При задержании мне не было предъявлено никаких документов, оправдывающих обыск, а в устной форме мне было сказано, что я подозреваюсь в хищении чемодана.
13/Х - 77 г.

 


Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!

 

Редактор - Е.С.Шварц Администратор - Г.В.Игрунов. Сайт работает в профессиональной программе Web Works. Подробнее...
Все права принадлежат авторам материалов, если не указан другой правообладатель.