9.07.84

<К Павловскому>

Вот так-то, Глеб, решился тебе писать - и опять с головной болью, - да что ж делать, если после этой странной "ангины" /OPЗ по диагнозу больничного/ головная боль у меня не проходит. Но тебе придется с этим мириться - а вдруг это ординарное /хроническое/ переутомление, и надолго: все же полтора года в этом сумасшедшем снабжении без отпуска, а наоборот - со второй cменой на стройке, не для моего здоровья. Худо только то, что боль совершенно сумасшедшая, временами заставляющая меня впадать в отчаяние. Это значит, что письмо я оттюкаю не за один раз, а ты ух потерпишь...

Главное, с чего мне надо начинать, это отказ "приемной комиссии" восстановить меня в институте. Собственно, все было на мази, но что-то толкнуло декана посоветоваться с проректором /ну уж, пожалуй, мне ясно это "что-то": один бывший чекист, принимавший меня в академический институт, глянув в академсправку, слету выпалил: а что у вас случилось? Дело, конечно, не в успеваемости и не в вашем здоровье - таких студентов стараются сохранить любыми путями./. Проректор, мой бывший декан, поставил все точки над i, что мне и было без обиняков передано.

Как ты понимаешь, ничьего вмешательства для отказа не требовалось - это и есть та биография, которая засвидетельствована в документах и памяти народной /о чем, как раз, я и писал в прошлом письме, и о чем давеча сказал мне мой майор/. Но форма отказа была таковой, что я счел допустимым воспользоваться простейшим, жэковским, вариантом. Жэковским, ибо мой майор /или подполковник? - положенные пять лет истекли или истекают/ в сущности ничем не отличается от твоего местного опера в чине старлея /капитана? лейтенанта?/: для всех для них гораздо ближе немедленное раскаяние, чем мучительная реанимация. Раскаяние сулит совершенно очевидное поощрение, а государственные интересы - это, во-первых, не вполне ясно что, во-вторых - еще менее ясно, как их достичь /если даже упомянутый чин и отличает оные от ласкового взгляда вышестоящего начальства/, а в третьих - их на хлеб не намажешь. И все же, я пошел в ЖЭК. Собственно, позвонил.

И результат налицо: утром стулья, вечером деньги - но только деньги вперед. Я отказываюсь от воробьяниновского наследства - никаких бумаг писать не буду, никаких обязательств давать не собираюсь. Ни для публичного чтения, ни для ограниченного пользования, ни только для служебного, для отчета, так сказать. Не потому, что мои взгляды несовместимы с какими бы то ни было обязательствами, и не потому, что я остаюсь неискренним /что все время пытается формулировать мой майор, шантажируя/. Я с чекистами остаюсь в такой же мере искренним, в какой я искренен с диссидентами. Нет, разумеемся, я не делюсь с ними интимными подробностями - но разве я делюсь ими с диссидентскими приятелями?

Я отказался потому, что всерьез обдумываю возможность пути, о котором ты пишешь в своей памятной записке. Не парадокс ли: соглашаясь на работу, которая может привести к сотрудничеству с ГБ, я отказываюсь написать документ для этой самой ГБ, который по соглашению, может остаться тайным и при этом не содержать ничего, что бы противоречило моим взглядам или совести? Ни в коем случае!

В памятной записке ты не забываешь упомянуть, что "координатор" /здесь это слово вполне уместно в отличие от первоначальной ситуации/ должен пользоваться авторитетом среди... yж не помню твоей формулировки. Для КГБ авторитет среди инакомыслящих равносилен инакомыслию, потенциальному /если не явному/ антисоветизму, враждебности и т.п. Однако ты не можешь не понимать, что можно пользоваться авторитетом, излагая точку зрения, враждебную самой идее диссидентства. Для этого достаточно не быть ублюдочным бронтозавром и быть честным и независимым человеком, всякая честность и всякая независимость могут быть поставлены под сомнение, если ты извлекаешь выгоду из своего положения /= из своих взглядов/. Более того, в реальном жизни так оно и случается: редко когда соблазн выгоды не влияет на выбор взглядов. Но вообще позиция, вгрубе, так сказать, а самого - нюанса. В твоих письмах я как раз и улавливаю этот скользкий шанс - и это звучит для меня предостережением.

Моя позиция, в сущности, проста: я категорически отказываюсь лицедействовать. Как в прошлом я собирался писать антисолженицынский памфлет с протестом против диссидентского лицедейства, так и сейчас я отказываюсь принимать позы и делать заявления. Я имею определенные взгляды, в соответствии с которыми и поступаю. Я не скрываю этих взглядов, но и не напираю на них /или на какую-либо особенность в них/. Я вправе рассчитывать, что мое поведение открывает мне определенный путь в обществе, и жду, что все заинтересованные стороны сделают соответствующие выводы. Никого специально убеждать, уговаривать я не буду. Бить себя в грудь - тоже.

Если ты помнишь волну обвинительных слухов 79 года, когда меня обвинили не только в недопустимых взглядах, но и в сотрудничестве с КГБ, в даче показаний и т.д., то ты, наверное, вспомнишь и мое поведение: я никого ни в чем не обвинял в ответ, я не распинался ни насчет своих взглядов, ни насчет показаний или иного грехопадения. Я не скрывал ничего, но и ничего не писал: каждый пусть делает выводы сам, в диссиденты я не напрашиваюсь. Это было тяжело. Многие обвиняли меня в том, что я не защищаюсь и тем самым врежу не только себе, но и своим идеям. Напротив, я не думал, что от распинания моя работа выиграет: кто сам не сможет сделать разумных выводов, обречен, он и переубежденный мною не нужен нам. А муть - осядет, и если что-либо стоящего есть в моем поведении, оно даст результат. И мне кажется, мой расчет оправдался. А о потерях я не жалею.

Теперь положение точно то же, но только рентгенограмму снимают "компетентные органы". Я не собираюсь просить ничего, я хочу занять лишь то место, которое, как я думаю, я занять вправе. Я глубоко убежден, что в этом жe заинтересовано и государство. К сожалению, моего убеждения явно недостаточно. Что ж, это не значит, что я должен подталкивать кого-то, подчеркивая свою близость: поступая таким образом, я, быть может, и займу намеченное кресло, но я его займу не как независимый человек, но как сломленный статист, подчинившийся сценарию. И именно как с таковым со мной будут обращаться и впредь.

Разумеется, степень слома имеет значение. Если я не соглашусь на публичное обсуждение своего самобичевания /а при нынешнем положении ничего, кроме самобичевания или того, что будет воспринято, как самобичевание, предано гласности быть не может/, то мой авторитет среди диссидентов ничуть не пострадает, КГБ организация надежная. Правда, остается самоощущение, но для меня важно даже не это. Давая обязательства, я даю повод предполагать возможность и вслед за тем /вполне обоснованно/ требовать: моего послушного поведения, когда за каждым "верным" шагом следует подачка, а за "ошибочным" - наказание, /Прости меня за оборот - не машинка, исправил бы, а так - лень, да и полночь/. Как бы меня не убеждал майор, что такая бамага есть лишь свидетельство моих взглядов, а не акт купли-продажи, я нисколько не сомневаюсь, что всякое уважение в его глазах как партнер я потеряю. С первого же моего падения начнется наращение давления и уже тогда меня начнут запихивать в стандартное русло. Не выйдет. Лучше в кочегары и даже в лагерь. Мы заинтересованы не в примирении с государством, а в примирении на известных условиях: признание ответственности нe есть автоматический переход в ранг марионеток. Я хочу быть ответственным чиновником государства и как таковой хочу отвечать за свои поступки, за свои мысли. Во всяком другом варианте мы скатимся в лоно той самой безответственности, которая и есть главный бич нашего бытия.

Я не менее, чем КГБ заинтересован в бескризисном развитии государства. Нo на этом cходство кончается. Чиновники КГБ действуют, как частные лица /опираясь на авторитет государства, апеллируя к нему, но руководствуясь сиюминутными указаниями и частными побудительными причинами в качестве допинга/, а я, оставаясь частным лицом, хочу действовать, как чиновник. Более того, невозможность получить поощрение освобождает меня от ложных мотивов, от предательской вкрадчивой подсказки корыстолюбия. Не такова ли основа того, что по тебе следует назвать "координацией"?

И вот тут мы вплотную приблизились к анализу твоего текста, которым мы займемся в следующий раз. Здесь я тебе дам только две черточки.

В своем предложении нетривиального служения ты поднял проблему, которая мучит меня с тех пор, когда я произнес слово "сотрудничество". Ты пришел почти к тем же результатам, что я, но в выборе метода мы опять разошлись. Ты предлагаешь при интеграции с государством путь Зубатова, путь провокации, я же предлагаю исторически более испытанный и более оправдавший себя путь странствующих ши. Я предлагаю независимую работу, ты предлагаешь ассимиляцию. Твой путь реальней, но и он малоосуществим - можно было бы не беспокоиться. Однако, я убежден, что ловля журавля сейчас самое благодарное занятие, и предлагаю тебе присоединиться ко мне.

Не рассчитывал столько написать, поэтому отправлю. Завершать буду постепенно. Сейчас вернусь к сегодняшним баранам: по поводу института я, конечно, подготовлю некий нетривиальный /как тебе писал/ шаг, однако в cроки я не укладываюсь, и, чтобы избежать лихорадки, отложу дo следующей весны - следовательно, мы еще сумеем скоординировать и выражения, и шаги.

Всего наилучшего.

В.

9.7.84 г.

 


Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!

 

Редактор - Е.С.Шварц Администратор - Г.В.Игрунов. Сайт работает в профессиональной программе Web Works. Подробнее...
Все права принадлежат авторам материалов, если не указан другой правообладатель.