<Письмо Игрунова к Ляцкому. 2003 г.>

Дорогой Слава!

Я безмерно счастлив получить Ваше письмо.

Я не только всегда помнил о Вас, но постоянно искал Вас в Апатитах. Но тщетно. И теперь я рад ответить Вам.

Прежде всего, мне лестна оценка моей персоны. Не знаю, таков ли я на самом деле, но, по крайней мере, я стремился быть таким, каким увиден Вами. Я благодарен Вам за слова, которые воспринимаю, как похвалу, понуждающую к совершенствованию.

Теперь о деле.

Я, действительно, не стремился к организационной работе. Я, действительно, не стремился стать действующим политиком. И уж тем более не считал необходимым строить политические партии тогда, когда Вы предлагали мне создавать социал-демократию, да и сами примеряли партийные одежды.

Во-первых, я хотел быть идеологом, советником тех, кто стремится к власти, кто обуреваем честолюбием, либо те, кто имеет волю к власти, обладает энергией, способной превратить слово в дело. Ибо честолюбие - едва ли не самый надежный гарант неутомимого движения к успеху. Но властолюбивые и честолюбивые люди, как правило, слишком деятельны, что бы получить достаточные знания, и слишком целеустремлены, что бы быть человеколюбивыми. Поэтому  им нужен страж - он же советник. Я хотел быть и стражем, и советником. Но я не находил у кого.

Во-вторых, я не стремился к смене монопартийности многопартийностью. Ибо партии везде и всегда эгоистичны и неразборчивы в средствах. Особенно там, где идет острая конкуренция, где успех не защищен, а политическое долголетие не гарантировано. Мораль в этих случаях становится всего лишь инструментом демагогов. Я хотел видеть другую политику. Как человек увлеченный Китаем, я желал медленных перемен, хотя, как человек русский, хотел увидеть плоды своих трудов еще при жизни. Я подавлял в себе русское, европейское начало. Я призывал к терпению и труду.

Не знаю, помните ли Вы, что я (в ответ на призывы создать партию)  говорил о стремлении видеть в России систему персональной политики. Систему, в которой присутствуют лица, берущие на себя моральную ответственность и за программы, и за команды. Я не буду описывать свое видение 80-х годов - оно достаточно сложно, чтобы излагать в таком письме. Достаточно сказать, что этим идеям не суждено было сбыться. Наша политическая культура предполагала возможность такого развития, но революционный порыв не оставлял возможности для органического развития национально-культурных архетипов  поведения,  и мы должны были соскользнуть либо в авторитаризм, либо в многопартийность. И это случилось.

К счастью для страны, стереотипы диссидентского сознания были воплощены в закон о выборах в ГосДуму, искусственно вводящих многопартийность, и тем смягчающих наступление нового деспотизма. Я принял для себя этот путь, хотя и пытался своими слабыми силами направить мощный исторический поток в несколько иное русло, чуть не сойдя из-за этого со сцены навсегда. Мне пришлось очнуться уже в конце 91 года, когда разрушительная сила революции разламывала страну, размалывая общество, направляя его по пути децивилизации. Я должен был остановить это. Я понимал, что страна обречена, но я знал, что могу помочь ей избежать наиболее катастрофических сценариев. Поэтому моим долгом был выбор активной политической игры. Игры в роли политика, а не советника, ибо советы мои никому не были нужны.

В 92-ом я попытался сконструировать такой сценарий: находим молодого, умного, обаятельного, нравственного и честолюбивого общественного деятеля. Этот человек не имеет политического опыта, поэтому ему нужен советник. Он не избалован своим положением, поэтому не смотрит на советников свысока. Он умен, поэтому будет работать в команде. Он благороден, поэтому к нему пойдут люди. Мы достаточно опытны, чтобы помочь ему достичь успеха. Вместе мы приходим в парламент и спасаем страну.

Конечно, я не был смешным. Я был готов к компромиссам. Я был согласен на паллиатив. Но... Пустыня была вокруг меня. Я выбрал Явлинского в 93-м, хотя после первого разговора с ним знал ему цену. У меня не было выхода. Но я надеялся, что под знаменем Григория Алексеевича смогу собрать команду, которая сумеет предъявить свою идеологию, свои моральные нормы в политике. И тогда не столь уж важным будет, с кем мы начнем.

Вскоре приспел расстрел парламента и, сжав зубы, я стал готовить к выборам блок:  Явлинский- Болдырев-Лукин. Можете поверить мне, что безмерное тщеславие Болдырева и Явлинского не импонировало мне. Но их выбор, который я не считал удачным, принес нам победу. Это была пиррова победа, потому что строительство политической силы в такой конфигурации было делом почти безнадежным. Но альтернативой этой “почти безнадежности” была только “безнадежность”, только отчаяние. Поэтому я стал работать среди тех людей, кого смог убедить прийти в политику, и тех, кто ринулся туда сам. Я должен был работать в той стране, которая была дана мне по рождению, и в то время, в которое мне выпало жить. Я не имел выбора исходных условий. Поэтому мне оставалось выбирать сценарий.

В наличии были только плохие. Я выбрал один из них, один, который давал мне призрачную надежду найти партнеров хотя бы в отдаленном будущем. Знаете ли Вы лучший сценарий? Знаете ли Вы более успешных людей? Где они? - Я пойду к ним, я пойду к ним чернорабочим. Но я лучшей альтернативы не нашел.

Я работал, как мог. Я пытался утверждать свои идеи. Я пытался утверждать свой стиль в политике, который был бы материализацией тех нравственных норм, без которых политика превращается в разбой. Я сделал, что мог. Мне кажется, что моя работа была небезрезультатной.  Мы сможем обсудить это, если у Вас будет желание. Но я не смог довести свое дело до конца. Или, хотя бы, до середины. У меня не хватило сил. В той рамке, в которой я работал последнее время, места не осталось. Я должен был уйти, чтобы сохранить совесть. Я должен был уйти, чтобы сохранить людей для следующего шага. И я ушел.

Ушел, чтобы в конце жизни сделать еще одну попытку. Мне хочется верить, что я только устал.

Но я очень устал.

Мне нужна помощь.

И я надеюсь на Вас.

 

К сожалению, я должен прервать это письмо - мне надо срочно подготовить бумаги к парламентским слушаниям. Извините, если отправлять Вам бумаги будут мои помощники - Клара Ромасько и Андрей Шаромов. Я плохо пользуюсь компьютером, а еще хуже своим временем - мне его всегда не хватает. Но уверяю Вас, я всегда высоко ценил и уважал Вас. Я всегда помню о Вас.

Я буду рад переписываться с Вами, а еще больше - работать вместе.

До свиданья, ждущий от Вас нового письма,        В.Игрунов