Петр Бутов

 

Очерки о немецкой жизни

1. Однажды диссидент - всегда диссидент?

Недавно, четвертого декабря 2007,  в субботу, мы поехали с Таей во Freiburg, симпатичный университетский старый город. Правда, от старого центра мало что осталось - в конце войны союзники совершенно, на первый взгляд, бессмысленно разбомбили старый город.  Большинство средневековых домов вокруг собора, который здесь называется мюнстер, было разрушено. На их месте стоят супермаркеты. Супермаркеты теперь потеряли свой блеск, поскольку качество товаров заметно упало. Одежда экспортируется из Китая и продается здесь по высоким ценам, но качество значительно ниже прежнего.

Но мы ездим теперь во Freiburg в основном в библиотеку, в первую очередь. Просто Тая закончила одесское театрально-художественное училище по специальности «костюм для театра и кино» и поэтому очень внимательна к моде и качеству одежды.

Центральная улица во Freiburg короткая. Собственно, ее длинна была определена расстоянием между двумя крепостными башнями. Из этих башен, правда, сохранилась только одна. Здесь всегда и особенно в субботу, людно и здесь же обычно, происходят разнообразные демонстрации, которые во Freiburg не редкость.

И вот мы узнали, что началась какая-то демонстрация. Большая демонстрация. В дни, когда должна состояться демонстрация, полицейские патрули заранее появляются в центре города. Особенно много было полицейских тогда, когда была демонстрация курдов против турецкой агрессии и через неделю состоялась демонстрация турков против курдского терроризма.  Эти демонстрации прошли тоже совсем недавно, в ноябре.

В этот раз полиции было тоже достаточно много.  Только  теперь демонстрировали студенты. Они протестовали против введения платы за обучение. С этого года студенты должны платить 500 Euro за семестр и 100 на управление. Многие видят в этом тенденцию к тому, чтобы малоимущим студентам закрыть дорогу к высшему образованию. 500 Euro сумма большая, но терпимая. Но все дело в тенденции.

Когда-то стали здесь укрупнять деревенские школы. Родители возражали. Им объяснили, что детей будут возить на автобусе бесплатно, а укрупнение необходимо, поскольку количество детей падает. Но потом, впоследствии, ввели, конечно, плату за проезд. Сейчас она, кажется, равна 35 Euro за ребенка в месяц. Это уже заметная сумма. Родители, я это время уже застал, с каждым повышением платы за проезд протестовали, писали письма. Это, конечно, не помогало. Плату повышали. И, я думаю, что, конечно, введение и повышение платы за проезд было запланировано заранее. Такой бытовой обман здесь - дело совершенно обычное.

Я сталкиваюсь с ним постоянно. Я поговорил с одним моим знакомым об этом и он мне сказал - совсем по-одесски - так мы все же люди, все же денег хотят.

Введение платы за обучение в вузе, по нынешним временам, тоже дело обычное. Но это еще сопряжено с обеднением населения, что, на мой взгляд, объясняется тем, что в Германии, олигархи стремятся укрепить свое положение. Также ясно, что плата за обучение в дальнейшем будет повышаться. Если нужно останавливать этот процесс, то это нужно делать сейчас.

В общем, мы присоединились к демонстрации. Поскольку центральная улица короткая, демонстрация все время приостанавливалась, кто-то выкрикивал пароли, студенты их дружно подхватывали, скандировали лозунги. Сколько было демонстрантов?  Около 300 человек. Таких людей, в возрасте, как мы, вообще не было.

Центральная улица во Freiburg - шумная и веселая. Здесь всегда есть музыканты или певцы, которые зарабатывают немного денег, иногда и из России или из Украины.

Улица довольно широкая и по ней ходят только трамваи. Никаких автомобилей. Демонстранты идут по середине улицы. Трамваи во время демонстрации не ходят. А прохожие идут по тротуару. По периметру демонстрации движутся полицейские.

В конце улицы демонстрация остановилась, и там произошел небольшой митинг. Раньше, давным-давно, в шестидесятые, со студентами ходили и профессора на демонстрации. Но из демонстраций тех лет образовалось очень радикальное движение, во главе которого был РАФ - фракции красной армии - террористическая организация, начались теракты и дело приняло решительный оборот. С одной стороны, с тех пор страна полевела, чиновники были обучены держаться более демократично, с другой стороны левое движение потеряло свою привлекательность.

Один мой знакомый, человек моего возраста, сейчас он тоже чиновник, признался, что он в те времена так же участвовал в левом студенческом движении. И вот однажды подошел к нему незнакомец, который оказался подполковником Комиссии по защите Конституции (Verfassungsschutz-komission) рассказал ему о нем  самом больше, чем тот о себе знал и спросил, не будет ли он так любезен, помочь Комиссии с информацией. Ну, мой знакомый отшутился тогда и сказал, что он свою профессию уже выбрал и менять ее не собирается. Ну, стукачество во всех странах, к сожалению, - дело обычное.

Здесь из этого не делают трагедии. В последнее время не прекращаются попытки запретить NPD.

Дело рассматривалось в суде. В суд, между прочим, был вызван также один из ведущих руководителей партии как свидетель и во время процесса выяснилось, что он одновременно является доверенным человеком Комиссии по защите Конституции, по-русски сказать, был стукачем. На этом основании суд прекратил дело. Ну и что? Да ничего. Продолжает быть членом партии. И, наверное, продолжает стучать.

Да и Гитлер, если вспомнить, был в свое время доверенным человеком вооруженных сил.

В общем, профессора не пошли защищать со студентами право на бесплатное обучение.

Сейчас трудные времена. Борьба с терроризмом набирает силу. Терроризма-то нет, но борьба с ним есть и никто не хочет попасть в подозреваемые – нет, конечно, не в подозреваемые в терроризме, а просто в подозреваемые. Да и никто не объясняет толком, о каком терроризме идет речь.

Вместе со студентами были представители профсоюзов и  Linke - новообразованной левой партии.

Потом состоялся короткий митинг, и демонстрация закончилась, хотя и не все участники сразу разошлись и полиция так же осталась.

 

2

 

Мы ушли с центральной улицы по своим делам, а минут через тридцать опять проходили не вдалеке и заметили, что полиция все еще  не ушла и была видна какая-то активность. Тая сразу пошла туда. И я с ней. Оказалось, что полицейские окружили группу студентов, человек 8 - 10, кольцом и не выпускали их. Вокруг кольца полиции стояли довольно растерянно еще человек тридцать студентов. Зрелище было довольно жалкое, поскольку полицейские были все довольно мордатые, выглядели агрессивно. При этом у них наготове были резиновые дубинки. А студенты, как правило,  были плохо одеты и довольно худенькие. Никого в кольцо не пропускали и никого не выпускали...

Тая стала выяснять у полицейских, что произошло и попыталась пройти в круг.  Один из них грубо ее оттолкнул и стал угрожать, что запишет ее паспортные данные.

Тут появился руководитель этой операции и объяснил, что во время демонстрации некто забрызгал краской дом и теперь они должны выяснить, кто это сделал. Я понимал, что если кто-то и забрызгал краской дом, то это, скорее всего, была провокация. Кроме того, схватили, очевидно, тех студентов, которые были причастны к организации демонстрации, так как среди них были те,  кто собирал плакаты после демонстрации. Мы не уходили, а студенты, оставшиеся на свободе, увидев, что они получили поддержку, стали скандировать:

- Освободите их, освободите их.

На этой улице вообще в субботу много людей и некоторые стали задерживаться.

Полицейские  попыталась записать паспортные данные у окруженных студентов, но не закончили это, и вдруг все развернулись и ушли. Видимо, получили приказ, закончить операцию. Что, собственно и доказывало, что речь шла не о том, кто забрызгал дом краской, а том, какие студенты активно борются за свои права и желание власти оказать давление на студентов.

Один из организаторов стал нас благодарить за поддержку, и я не стал его разочаровывать и объяснять, что мне на роду написано заниматься такими делами. Он принял нас просто за прохожих. К сожалению, среди немцев трудно найти людей, которые бы стали одобрять такие демонстрации. Они, скорее, в большинстве своем станут на сторону полиции, чем на сторону студентов. Одни просто из боязни попасть на глаза полиции, другие из-за своих консервативных убеждений.

К этому еще стоить добавить, что во время короткого митинга было еще сказано, что в здании напротив, а это было здание регионального управления (Regierungsprдsidium), как раз в это время проходит заседание, на котором министр внутренних дел  в правительстве Merkel  Schäuble  пытается склонить местных политиков поддержать его в деле борьбы с терроризмом. Сейчас речь идет, в частности о том, чтобы ввести закон, по которому можно было бы  записывать, кто к кому  пишет через Интернет и еще проводить необъявленный просмотр записанной в компьютере информации из Интернета у подозреваемых. Эти намерения правительства, естественно, вызывают со стороны многих, особенно прессы, сопротивление.

Полиция и так проводила уже обыски в помещении редакций, которые в дальнейшем были судом признаны незаконными.

 

3

 

Через несколько дней я пошел в библиотеку и совершенно случайно нашел книгу "Der Apparat", написанную Rolf Gussner / Uwe Herzog и опубликованную в 1982 году издательством Kiepenheuer &Witsch; Köln, в которой описывается деятельность полиции. Действительно, были тысячи сфабрикованных обвинений, в том числе и обвинения в том, что кто-то что-то испачкал краской.

Не очень находчивая полиция в Германии, и за почти 20 лет в этой области мало что изменилось.  В этой книге много интересных фактов расправы полиции с левыми, но сейчас это не моя тема. Я хочу просто заметить, что мои подозрения относительно действий полиции оказались правильными.

Что это - демократия или массивное нарушение прав человека? С одной стороны - очевидный и безнаказанный произвол полиции, очевидно сфабрикованные обвинения, но с другой - возможность с этим как-то бороться, публиковать информацию о произволе властей. Кроме того, и произвол все-таки довольно умеренный.

Правда, во многих случаях полиция пыталась через врачей выяснить, кто обращался с ранениями для того, чтобы сфабриковать против этих людей обвинения. О том, чтобы обвинять полицию, как правило, нет и речи. Правда, нужно добавить, что есть небольшое сообщество левых, которое называется "автономные" и которые при столкновениях с полицией ведут себя агрессивно. Часто полицейские так же бывают ранены. Сам я такие столкновения видел только по телевизору, участников не видел. Это все происходит в больших городах. 

Если бы не история с третьим рейхом и существованием неонаци, то к этому можно было бы и не относиться слишком серьезно.

Другая страна, другие нравы. Мне один знакомый, советский капитан, рассказывал, как он сошел в неапольском порту с несколькими офицерами и боцманом на базар арбузы купить. Боцман был одессит, а в Одессе известно, подойдешь к тётеньке с очевидно богатым жизненным опытом и скажешь ей "девушка" - она расцветет. Ну и боцман по одесской привычке обратился к продавщице, которая, само собой разумеется, была итальянка из Неаполя, со словами - signorina, девушка, то есть. А та, вместо того, чтобы расцвести как майская роза, вдруг невероятно разозлилась и закричала - как торговка на Привозе:

- Я девушка? Я уже тридцать лет как не девушка! - схватила арбуз и разбила на голове у боцмана.

 

4

 

После этого случая я вдруг задумался, почему я принял участие в этой демонстрации?

Почему мне левые симпатичнее, чем правые? Почему, собственно, я стал диссидентом?

Когда-то, в 74 году, сложилась ситуация, в которой я сделал определенный выбор и стал после Игрунова заведовать библиотекой самиздата. Для меня это было естественно, меня удивило в последствии только то, что многие воспринимают мой естественный шаг как нечто необычное.

Ведь большая часть моих знакомых имела те же идеалы, что и я. Мы хорошо, как мне казалось, понимаем друг друга. И это было действительно так. Но у меня было еще видение, которого, видимо, у них не было. И у меня была большая уверенность в жизни.

С другой стороны, я был увлечен своими идеями и совершенно не думал о тех, которых мои занятия должны были ужаснуть. То, что для меня было историческим исследованием, для них выглядело как собирание материала для уголовного дела и были другие, которые в таких людях как я должны были видеть угрозу своему существованию. Об этих людях я вообще не думал. Государство не формулировало прямо, почему оно нас преследует и все, что мы делаем, в общем называло клеветой и распространением клеветы. 

А у меня было несколько вопросов к нашей истории. И я должен был найти ответы на мои вопросы.
Во-первых мне было интересно понять, что произошло в конце тридцатых годов и то, что Конквест назвал большим террором. Во вторых меня интересовало, как происходят революции вообще и как произошла Великая Октябрьская революция. Мена интересовали и декабристы и народовольцы и их последователи. Без самиздата найти ответы на эти вопросы было нелегко. Дело даже не в том, что в самиздатовской литературе можно было найти новую информацию, сколько в том, что многие известные факты были иначе освещены, что будило творческое воображение.

Я не относился к тем, кто абсолютно доверял фактам, изложенным у Конквеста или у Солженицына, но это уже был материал, который можно было попытаться проверить. Особенно мне было важно выяснить, что представляет собой система сегодня, то есть тогда, в семидесятые. Без прямого столкновения с КГБ это нельзя было узнать. Нужно было провести эксперимент. Это Я пытался сделать еще в университете, но не очень последовательно.

 

5

 

Борис Херсонский довольно верно замечает, меня должны были по доброй советской традиции признать сумасшедшим.  Но у меня было одно свойство - я никого не пытался агитировать, убеждать, переубеждать и мне было все равно - и это так и осталось, - кто что обо мне и о моих взглядах думает. Конечно, я спорил в свое время и спорил отчаянно. Я ценил свое мнение, конечно. Но я твердо знал, что истины, как говорил мой соученик по университету, Давид Краснер, в последней инстанции я не знаю. Но я к ней стремился. Об этом не стоило бы писать, если бы не один довольно курьезный факт. Я здесь как-то понял, что язык - дело серьезное и необходимо учиться писать по-немецки по-настоящему и стал пытаться писать лирику на немецком. И написал большое количество. Я мучил своих знакомых. Я давал им читать и просил корригировать язык. Это длилось годы. Потом я добавил немного фактов и рассказиков и попытался опубликовать. Но у меня просили деньги на опубликование. Я не стал платить, конечно. В конце концов я собрал текст страниц на 130 А4, прозу и лирику под названием "Das Erlebnis des Dissenses“ и отправил два самодельных экземпляра в Немецкую национальную библиотеку (Deutsche Nationale Bibliotek - DNB). 

Книгу взяли, каталогизировали и теперь ее можно взять в читальном зале в Лейпциге почитать. Во втором читальном зале библиотеки, во Франкфурте-на-Майне, книга пока еще не доступна в читальном зале - где-то, видимо, ее читают специалисты. Могли бы уже экземпляр и купить - столько времени прошло. Если в поисковой машине DNB написать Petr Butov, то появиться информация обо мне и книжке и там можно найти, если нажать на Petr Butov информацию, что моя профессия - диссидент.

Такой профессии, конечно, нет. Все-таки я учился и работал как физик. В конце концов, я кое-что написал и когда я стал рассказывать моим знакомым здесь об этом случае, они предположили, что мне приписали профессию «Schriftsteller», то есть писатель.  Сначала я посмеялся, но потом подумал и нашел, что логика в том,  какую профессию мне приписали, есть. Ведь именно мои занятия как диссидента, сильнее всего повлияли на мою жизнь. Да если кто-то обо мне вспомнит из знакомых, то, скорее всего, в связи с тем, что я занимался библиотекой и потом был арестован КГБ.

Между 1974 годом и 1990 прошло 17 лет, из них 5 я провел в лагере и это, конечно, меня сильно изменило.

 

6

 

Но чем занимается диссидент? Критикует правительство и его политику?  Или это в первую очередь визионер, человек, который видит будущее и пытается в интересах грядущих поколений изменить политику? Разные бывают.  Я тогда ничего не публиковал, хотя возможности для публикации были. Но я не считал себя достаточно компетентным, чтобы высказывать то, что я думал.

Но еще до ареста я считал, что диссиденты во многом не правы. Мне не хватало исторических знаний, мне и сейчас не хватает. Но теперь я имею свою точку зрения,  которую готов опубликовать.

Мое мнение - это скорее набросок проекта исследования, чем само исследование.

Тем для рассмотрения, конечно, очень много и поэтому все вопросы российской истории я не мог систематически изучит. Но у меня хватает фактов, чтобы изложить логическую концепцию истории России за последние 200 лет, которая объясняет проблемы нашей истории.

Моя концепция во многом находиться в противоречии со многими утверждениями диссидентов моего времени.

 

Среди диссидентов считалось, например, что коммунисты установили диктатуру и что это очень плохо. То, что диктатура была, спору нет.  Если меня ночью разбудить и спросить, что лучше, диктатура или демократия, то я скажу - демократия.  Но политическая система - это инструмент для решения сложившихся проблем. Это не то, что можно по своему желанию установить. Для этого нужны особые обстоятельства. И эти обстоятельства сложились  не по воле большевиков в 1917 году, а в силу расстановки политических сил в мире.

Потом, например, была создана теория тоталитарного государства, в рамках которой СССР и Германия после 1933 года приравнивались. С моей точки зрения эта теория совершенно неверная и излишняя и создана только для того, чтобы затемнить суть дела.

Теперь я нашел некоторые исследования советских времен о годах 1914-1917. Мне остается только непонятным, почему советская пропаганда так плохо защищала нашу историю и так плохо обосновывала само существование СССР. Мне кажется, что все время существования СССР в верхних слоях власти шла борьба за то, как представлять нашу историю. По крайней мере, история февральской революции в мои времена была сильно затушевана.

У меня была  одна хорошая  знакомая в Москве, которая мне долго сюда в Германию писала, несмотря на то, что я ей, к сожалению, не отвечал. У неё в квартире была огромная библиотека книг. Они были изданы в тридцатые и двадцатые годы. Я за короткое время не мог все их даже просмотреть. Важно то, что в 60-е годы эти книги уже не существовали или были недоступны. Из нашей жизни был вычеркнут важный период истории.

Как бы не ошибались диссиденты в своих публикациях, я не отрекаюсь от того, что занимался распространением диссидентских материалов, хотя они во многом так же искажали действительность, как я теперь понимаю. Но это шаг нужно было сделать. Мы, наше поколение,  должны были  высказать и продемонстрировать наше сомнение в правдоподобности официальной версии советской истории.

Какова правда?

У меня пока есть только логическая модель истории. И я собираюсь её опубликовать в ближайшем будущем.

Да, все годы после 1974 наша история была в центре моих интересов, хотя до последнего времени я и не собирался публиковать свое мнение о ней. Но теперь время созрело.

 

2. Взгляд со стороны на немецкие законы

 

1

 

Я ехал в Германию без больших надежд и не имел никаких определенных планов. В Германию мы поехали, потому что нам отсюда прислали гостевой вызов. Нас пригласили в гости две немецкие семьи. Мы им написали, что хотим уехать из Союза и спросили их, как это можно сделать. Адреса этих семей мы узнали, потому что они нам начали писать еще тогда, когда я был в лагере. Тая им упорно не писала, но я, когда вернулся, решил ответить.  Мы стали переписываться. Моих знаний  немецкого хватало для того, чтобы я мог понять письма и даже как-то ответить. Во всяком случае, немцы меня понимали.

Они предложили приехать в гости всей семьей и посмотреть на местную жизнь и уже потом решить, что делать.  Мы так и сделали. Но с того момента, когда мы написали наше первое письмо с просьбой нам помочь, и до дня отъезда прошло около полутора лет. За это время произошло много интересного в нашей жизни, но об этом я напишу позже, когда вернусь к книге «Следующая станция – Одесса». Теперь же я хочу описать немецкую государственную систему такой, какой мы ее познали на собственном опыте.  Я буду это делать не хронологически и больше опираться на немецкие законы и в качестве иллюстрации приводить случаи из нашей жизни.

Правовыми системами я начал интересоваться еще в СССР, что и понятно. Но система законов в Союзе была относительно проста. Здесь я потратил около 15 лет на то, чтобы понять эту систему. Без знакомства с немецким законодательством невозможно объяснить  то, что с нами происходило в Германии. Жизнь здесь у нас оказалась очень сложной. Одно время было очень трудно. Я даже перестал писать моим друзьям письма, чтобы их не разочаровывать.   Моя жена стремилась понять, что с нами происходит, и ей казалось, что мы что-то не так делаем.

Но теперь я вижу, что наша судьба здесь отображает систему политического и юридического мышления немцев. Я ехал сюда просто спокойно жить, а получилось иначе.

 

2

 

В Федеративной Республике Германии в основании правовой системы лежит Grundgesetz – Основной Закон. Он был принят Парламентским Советом 23 Мая 1949 года в Бонне. С тех пор в него были внесены многочисленные поправки и изменения. Он состоит из 11 разделов.

Первый раздел называется Grundrechte- то есть основные права и содержит 19 статей. Иначе говоря, это права человека сформулированные на немецкий лад.

Grundgesetz  это аналог конституции. Но конституция по-немецки называется Verfassung. И суд, который следит за исполнением Основного Закона, называется Verfassungsgericht, то есть Конституционный суд. Конституции носят обычно декларативный характер. Некий идеал, к которому нужно стремиться. Но в  третьем абзаце первой статьи Основного Закона писано „Die nachfolgende Grundrechte binden Gesetzgebung, vollziehende Gewalt und Rechtsprechung als unmittelbar geltendes Recht“, то есть последующие основные права обязательны для законодательства, исполнительной власти и при вынесении приговора как непосредственно действующее право. На практике это должно означать, в первую очередь, что законы должны быть сформулированы так, чтобы основные права каждого отдельного гражданина не были бы нарушены.

 

Для меня непосредственно интересна пятая статья, 3 абзац, который говорит о том, что искусство и наука, исследование и преподавание свободны, а так же статья 16 а, которая гарантирует для политических беженцев убежище.

Очень симпатично выглядит второй абзац 14-й статьи – Собственность обязывает. Её использование должно одновременно служить благу общества. Но, конечно, эту статью очень трудно реализовать. Собственность не падает с неба. Её имеют те, кто над этим работает – приобретает собственность. Это вид профессии – приобретение и сохранение собственности.

Собственно, эта статья противоречит смыслу понятия прав, поскольку декларирует обязанность. Права определяют степень свободы человека, а обязанности, наоборот, указывают на то, где свободы наталкиваются на границу.

Со времени принятия основного закона в Германии опять многое изменилось.

Собственно, реализация прав в действительности очень не простое дело. Права декларируются, но, как правило, их нужно востребовать. То есть их не дарят, их нужно взять и иногда за них бороться. Что я собственно и делал. Больших иллюзий относительно Европы я не питал, но развитая социальная система и благополучие вызывали некоторое доверие.

Я, конечно, понимал, что если западники поддерживают диссидентов, то, прежде всего, из своих интересов. Некоторые диссиденты и Вячек Игрунов в том числе уже в 1978-79 годах заметили, что интерес западных политиков к диссидентам падает. Меня это не удивляло. Кто они - Картер, Рейган, Тэтчер, Коль, Блэр, Ангела Меркель, Саркози - правозащитники? Они все политические карьеристы. Если они говорят о правах человека, то это совершенно не означает, что их в действительности интересуют права человека. Да они и не могут толком понять, что это такое. Тот человек, для которого действительно понятие права человека имеет значение, тот и борется за них и непременно при этом наталкивается на сопротивление власть имущих, которые всегда стремятся эти права ограничить. Такова природа власти. Власть стремится, как газ, занять весь возможный объем. Но самое главное, обычно власть имеет цель и стремится к ней. Политика это не просто своеволие, это необходимость решать определенные проблемы. Даже если политик поставит себе целью создать общество, в котором полностью уважаются права человека, то он столкнется с неразрешимыми противоречиями, поскольку каждый человек, маленькая, но власть, ставит свои цели и стремится их достигнуть и находится в постоянном состоянии конкуренции с другими людьми. Чтобы стать диссидентом, нужно выйти из этого круга борьбы. То есть перестать быть политиком.

 

Те из диссидентов, которых я знаю, неважно, известны они или нет, чувствовали себя так, как будто от них зависит судьба страны и судьба всего мира. Так оно и было. Но разрешение проблем, которыми занимались диссиденты, были очень сложны, сопротивление, которое они встречали, было очень сильным, а поддержка довольно незначительна и количество диссидентов было просто очень маленькое.

 

3

 

В Германии есть такое понятие как Beamte - беамте. Переводиться это слово на русский как чиновник или служащий. Чиновники в Германии - это особый класс со своими традициями и законами, которые в основе своей возникли задолго до возникновения ФРГ. Поэтому в статье 33  Основного Закона говорится о том, что Право общественных служб должно регулироваться с учетом основ законодательства о  профессиональных чиновниках. Так Основной Закон легализовал старые традиции чиновников в новой системе. Ведь профессиональные чиновники того времени все были на службе третьего Рейха, по законам которого они находились на службе у партии.  Понятие беамте шире, чем понятие чиновник. Беамте – это может быть офицер, полицейский и обычный чиновник и прокурор, но так же и учитель, и профессор.  Собственно, отличие беамте от остальных смертных заключается в том, что он работает не по договору и поэтому при нормальных условиях не может  быть уволен. Он получает ставку. Он не платит страховой взнос в пенсионный фонд. Государство берет его на свое обеспечение. Уволить его, конечно, можно. Но для этого он должен так проштрафиться, чтобы его посадили на срок не меньше года. Поэтому беамте получают сроки обычно  не более 10, 11 месяцев, как правило, чтобы они не потеряли право быть беамте после отсидки  и не потеряли привилегии. За свои привилегии он должен быть верен своему патрону. При определенных обстоятельствах беамте должен выполнять указания своего патрона, даже если они противозаконны. Если он видит, что указания противозаконны, то он может потребовать письменное распоряжение, чтобы снять с себя ответственность. Чинопочитание закреплено в Законе о беамте.

Раздел III  Правовое положение беамте Закона о беамте начинается параграфом 52 этого закона, который гласит:

 

(1) Der Beamte dient dem ganzen Volk, nicht einer Partei. Er hat seine Aufgaben unparteiisch und gerecht zu erfühlen und bei seiner Amtsführung   auf dem Wohl der Allgemeinheit Bedacht zu nehmen.ß

(2) Der Beamte muß sich durch sein gesamtes Verhalten zu der freiheitlichen demokratischen Grundordnung im Sinne des Grundgesetzes bekennen und deren Erhaltung eintreten.

 

 

(1) Беамте служит всему народу, не одной определенной партии. Он должен свои обязанности  исполнять беспристрастно и при исполнении служебных обязанностей иметь в виду  благополучие общества.

(2) Беамте должен через свой образ действий объявлять себя сторонником демократического образа действий в смысле Основного Закона и выступать за его сохранение.

 

4

 

Читатель, наверное, не увидит ничего странного и настораживающего в этих предложениях.  Но когда я прочитал этот закон, то он меня очень насторожил. Чиновники, государственные служащие принимают присягу, когда они занимают должность. Я один год вел шахматный кружок в школе в Гютенбахе. Из-за младшего сына, чтобы он чувствовал себя в школе лучше.

Мне тоже пришлось принимать присягу на верность немецкому Основному закону. Но это не значит, что все, кто принял присягу, действительно должны быть ей верны.

 

Из-за другого моего сына мне пришлось как-то говорить с директором его школы. Один ученик дразнил моего сына и, конечно, исподтишка. А мой стукнул его совершенно открыто. Получился скандал. Здесь родителей не вызывают в школу, как правило, а назначают ученику арест, то есть оставляют после уроков на пару часов. Но я пошел к директору, потому что в записке об аресте было написано, что мой сын без причины ударил соученика. Я пришел и объяснил, что причина была и была основательная. Он вызвал учительницу и заставил ее исправить формулировку и пообещал наказать и другого ученика, чего, я, собственно, не добивался.

Это все не так уж серьезно и это не стоило бы упоминания, если бы не одна фраза директора школы, которая все поставила на свои места. Он извиняясь сказал,  что он ничего не может поделать  - половина учителей школы, как здесь говорят,  Ausländerfeindlich, то есть настроены враждебно по отношению к иностранцам. С некоторыми учителями я знаком хорошо и у нас отличные отношения. Но это факт, что большая часть учителей праворадикалы, а праворадикальные взгляды несовместимы с основным законом. Поэтому их должны были бы уволить.

Но Германия в действительности духовно недалеко ушла от 1945 года. Здесь часы идут несколько иначе, чем в России. И здесь я стал лучше понимать Маркса. Он опирался существенно на германский опыт. К счастью, весь мир это не большая Германия. Мир устроен гораздо сложнее.

 

5

 

Враждебность к иностранцам в Германии нечто само собой разумеющееся. Это общество существует в большой степени за счет иностранцев, которые имеют ограниченные права. Большинство из них приехало в Германию тогда, когда страна имела еще хорошее экономическое положение в поисках, как говорят, лучшей жизни, и они все-таки здесь жили лучше, чем у себя на родине. И большинство немцев думает - если тебе не нравиться здесь, то поезжай к себе на родину. И, вообще говоря, их можно в этом понять. Ведь речь идет об экономических беженцах.

Враждебность к иностранцам имеет под собой вполне экономические корни, Все это понимают, но не все говорят открыто. Но это проблема не только Германии.

Хотя Германия по закону является демократическим и социальным государством,  в Германии нет влиятельного слоя населения, для которого демократические принципы играли первостепенное значение.

Вот что пишет известный социал-демократ Carlo Schmid в своей книге  „Politik als geistige Aufgabe“, 1974:

«Es ist ein merkwürdig Ding  daß während in anderen Ländern es wesentlich die Bildungsschichten waren, die die Demokratie und die ihr zugrunde liegende Ordnung der Werte getragen haben, bei uns gerade diese Schichten sich der Demokratie gegenüber so häufig und so lang kühl verhalten haben_ durchaus nicht, wie manche glauben möchten, aus schlechterund bösartigen Gesinnung, sondern weil bestimmte Umstände in Deutschland es schwergemacht haben, die Demokratie als etwas zu akzeptieren, was dem deutschen Wesen zugeordnet und zuträglich sei».

 

„Это удивительная вещь, что, в то время как в других странах это были образованные слои, которые демократию и в основе её лежащие ценности поддерживали, у нас как раз эти слои зачастую  долго холодно ставили себя по отношению к демократии, и не потому, как многие хотели бы думать, из-за плохого и злобного образа мыслей, а потому что в Германии некоторые обстоятельства им мешают, демократию как нечто такое акцептировать, что соответствует немецкой сущности и  ей полезно».

 

Это замечание было опубликовано впервые в 1958 году. Сегодня оно все еще актуально. В Германии сейчас  наблюдается заметный поворот направо. Университеты играют в этом опять большое значение.

Нацизм или немецкий фашизм связывают временно с приходом Гитлера к власти.

Идеи, которые были заложены в государственную структуру в Германии в 1933 году, в действительности вызрели еще до Первой мировой войны. Мне кажется сейчас, что это явление очень плохо представлено общественности, и проблематика очень узко рассматривается наукой. Поэтому и фашистские проявления в некоторых странах принимаются сегодня недостаточно серьезно нашими политиками во внимание. Поворот направо происходит не только в Германии или Эстонии. Это соответствует всем странам Европейского Союза. Вообще-то идея нацизма заключается в том, чтобы в индустриальном обществе вернуться к рабовладению (это моя точка зрения).  Не столь уж важно, по какому именно принципу и признаку выделить группу людей  в класс рабов.

Рабовладение в сегодняшней Европе, в Европейском Союзе, дело противоправное, но, тем не менее, терпимое. Так что вся Европа движется в направлении, указанном наци. Я говорю это вполне серьезно.

 

5

 

Теперь мы вернемся к параграфам Закона о беамте. На первом месте в параграфе 52 стоит требование, чтобы беамте служил всему народу и заботился  об общественном  благе.  На втором месте стоит условие, чтобы он заботился о сохранении Основного закона и был ему верен.  Я, как правозащитник, составил бы закон так, чтобы условие служения народу было поставлено в подчинение верности конституции. Но в существующей редакции верность народу и верность основному закону конкурируют между собой.

Иностранцы в любой стране имеют ограниченные права по сравнению  с гражданами страны.

Так же и в Германии. Обычно эти ограничения касаются передвижения по стране и права на работу или предпринимательскую деятельность и обычно права довольно четко сформулированы. Но в Германии, как видно из § 52 Закона о беамте, беамте должны в первую очередь заботиться о правах «своих» людей.  Кроме того, никто подробно не информирует тебя о твоих правах и о возможных ограничениях. Ты ходишь в учреждения, разговариваешь с чиновниками, пишешь заявления на работу, какую ты хочешь, и никто тебе не говорит, что работу, на которую ты претендуешь, ты практически получить не можешь, поскольку ты иностранец, даже если у тебя формально есть право занимать любую должность. 

В Основном законе есть статьи, которые касаются всех. В этих статьях речь идет о "каждом". Но есть статьи, которые относятся только к немцам, как например, 12-я статья, 1-й  абзац, в котором говориться о том, что  "Все немцы имеют право свободно выбирать профессию, рабочее место и заведение для обучения профессии". Для читателя уже должно быть ясно, что иностранец, "fremde", – чужой - не может свободно выбирать свою профессию. Это вопрос не очень простой, как немцы определяют, кто является чужим. Но кто читает Конституцию? Я сам стал систематически читать законы после 10 лет жизни. Для этого нужны действительно хорошие знания языка и тренировка.

 

6

 

Как относится народ к бюрократам? Как и везде. Я разыскал несколько шуток о беамте. Все они довольно неостроумные. Шутки про адвокатов гораздо лучше и злее.

 

-Твой же брат хотел стать беамте.

-Да

-Что делает он теперь?

-Ничего. Он уже беамте.

 

В чём отличие  безработного от беамте?

Первый когда-то работал.

 

Два полицейских нашли труп возле гимназии. Один вынимает блокнот и спрашивает

- Скажи-ка, как пишется «гимназия» (Gymnasium)?

- Понятия не имею, - отвечает второй.

- Давай-ка перенесём его к почте (Post). 

 

Встретились два беамте в коридоре

- Что, Клаус, тоже не можешь спать?

 

7

 

Мы все любим Европу. Но какую Европу? Что думает о Европе один образованный человек? Что приходит на ум?

Сократ, Платон, Аристотель, Фома Аквинский, Плотин, Лейбниц, Кант, Гегель, Маркс, Достоевский, Лев Толстой.

Можно еще привести имена людей из 20 столетия, которые существенно повлияли на формирование мировоззрения европейцев и на общественное мнение в Европе.

Когда мы думаем о Европе, то имеем в виду в первую очередь ее культурное наследие.

Это культурное наследие в большой степени Германией потеряно. И потеряно потому, что немцы упорно выпирают из страны одаренных и талантливых людей. Это произошло до войны, во времена прихода фашистов к власти, это продолжилось и после войны. Например, Klaus Mehnert в своей книге  Der deutsche Standort («Немецкое местоположение») (1967) пишет уже о том, что Германию ежегодно покидает много интеллектуалов, в том числе 425 ученых, исследователей. Аналогичная картина наблюдалась и во Франции. Сегодня речь идет уже о десятках тысяч выпускников вузов. Уезжают наиболее способные.

В чем причина такого пренебрежения руководителей Германии  к собственным талантам?

Я полагаю, что причина эта заключается, в первую очередь, в том, что те, кому принадлежит Германия,  боятся конкуренции. Они стремятся создать замкнутое общество, в котором им принадлежит ведущее положение и в котором не должно быть места беспокойным элементам.

То есть Германия находиться в состоянии застоя. Ведь и Союз после короткого, но бурного развития в 20-30 годы и вновь после войны до момента устранения Хрущева от власти попал в состояние застоя именно потому, что руководство страны сделало ставку на внутреннюю стабильность и придушивало развитие идей. (Выделение мое - Е.Ш.). В Германии нужны сегодня люди в первую очередь послушные и это заметно уже в школе. Беспокойные элементы стараются в гимназию не пропускать. А ведь в Германии только 4 года школьники учатся вместе (Grundschule – базисная школа, а потом школьников разделяют на три потока Hauptschule (основная школа),   Realschule (реальная)  и Gymnasium (гимназия), соответственно 5, 6 и 9 лет обучения. При отборе после 4 лет обучения в Grundschule беспокойных и активных учеников стараются отсеять в реальную школу и в основную. При этом, конечно, состояние родителей также играет большую роль. Уже на этом уровне программируется, что бедные и активные по возможности вытесняются в слои с худшим образованием. Уже на этом уровне олигархи пытаются убрать конкурентов.

Учителя – также беамте и их охранительная задача здесь гораздо важнее задачи воспроизведения знаний.

Образование, в целом, высоко не цениться, наука финансируется плохо и главная задача большинства профессоров – удержать свои шаткие позиции.

Как должны относиться тогда немецкие  политики к диссидентам, как  к своим, так и к чужим? Принципиально плохо. С опаской.

Если всмотреться в историю Германии, то можно увидеть, что это страна, в которой к вещам (своим) относятся лучше, чем к людям. Идеи типа свободы, равенства и братства здесь чужды.

В начале 20 столетия были известны имена ученых и писателей, философов. А теперь?

Я прожил 17 лет в Германии, довольно регулярно смотрю телевизор, и кроме пары старичков типа Гюнтера Грасса никого не видел и не слышал.

Германия вынуждена была подписать в свое время женевскую конвенцию по беженцам и даже внести в Основной закон статью (сейчас это статья 16 а), по которой политические беженцы имеют право на убежище (азиль) в Германии. Зачем они это сделали, если они испытывают глубокое отвращение ко всяким борцам за права человека, правозащитникам и т.д.? На этот вопрос я отвечу позже. А теперь коротко опишу, как Германия, подписав женевскую конвенцию по беженцам, тем не менее, ее обошла.

 

8

 

Женевская конвенция по беженцам относиться, конечно, к международному праву. Она была заключена Германией и затем ратифицирована и включена в общую систему законодательства.

В первую очередь через основной закон (сейчас ст. 16 а). Но каждый беамте имеет совокупность законов под рукой, которыми он руководствуется при принятии непосредственных решений. Хотя в основном законе и написано, что основные права – это непосредственное право, о каждом праве беамте должен иметь конкретное представление, которое растолковано в соответствующих законах, на которые он опирается в отдельных случаях.

В Германии, когда я приехал, существовала общегерманская служба по приёму иностранных беженцев (Bundesamt für die Aufnahme der ausländischen Flüchtlinge) в Nürenberg.

Что должен сделать человек, чтобы получить убежище? Он должен обратиться к властям, то есть в местный городской или районный совет и тогда его направляют в соответствующее место, где с ним проводят собеседование, выясняют обстоятельства дела и через некоторое время принимают решение. Раньше, во времена СССР, такие собеседования, насколько я знаю, происходили только в Nürenberg, а после распада и уничтожения берлинской стены, ввиду возросшего количества беженцев, были открыты филиалы в землях ФРГ непосредственно. В Baden-Würtemberg такой филиал находился в  Karlsruhe.

Каждый, кто появляется в Германии и не имеет немецкого гражданства, является, разумеется, иностранцем. В параграфе 52, 1-м  предложении закона об иностранцах (Ausländergesetz) говорится о том, что высылка признанных политических беженцев запрещена и далее, в следующих предложениях, описывается, как должно происходить определение статуса политического беженца.

Правила приема беженцев определены в Asylverfahrengesetz (Закон о процессе приема беженцев).

В этом законе первый раз упоминается во 2-м параграфе конвенция по беженцам и в котором утверждается, что имеющие право на убежище имеют в Германии права по этой конвенции (без ограничений).

После того, как за  беженцем служба по приёму иностранных беженцев признает право на убежище (сама или по суду в спорном случае), дело возвращается в службу по иностранцам районных советов (Landratsamt) по месту жительства. Эта служба входит, вообще-то,  в состав  министерства внутренних дел. Через эту службу беженец получает паспорт, как это предусмотрено конвенцией по беженцам и дальше его перенимают местные службы - социальная (Sozialamt)  и служба по трудоустройству (раньше это был  Arbeitsamt, теперь Bundesagentur für Arbeit). Bundesagentur für Arbeit не только должна помогать устраиваться на работу, но и является страховкой по безработице. Все социальные службы охвачены федеральным социальным законом, который состоит из 12 отдельных кодексов Sozialgesetzbuch (от SGB I до SGB XII). Эти кодексы охватывают не все, но большинство аспектов жизни нормального человека.

Bundesagentur für Arbeit руководствуется SGB III и SGB II и Sozialamt в первую очередь SGB XII и SGB II. Остальные кодексы включают проблемы инвалидов, пенсионеров, молодежи, здоровья и т.п. Фактически все социальные службы являются региональными. Bundesagentur für Arbeit нет, но и она ведет себя, по моему опыту, как региональная. Она,  правда, управляется централизованно, по всей Германии, но её руководства непосредственно правительству не подчиняется.

Мне  уже давно было ясно, что конвенция по беженцам в Германии не действует. Социальные суды её не признают. Но политики все время повторяют, что эта конвенция, конечно же, действует.

 

9

 

Женевскую конвенцию по беженцам я читал много раз, но только ту её часть, в которой описываются права беженцев. В самих кодексах SGB практически нет упоминания о беженцах и их правах. Немцы обошли конвенцию очень примитивным способом. Моя жена как-то не спала и стала читать общие статьи женевской конвенции и потом мне кое-что пересказала (наше разделение труда). В том числе она упомянула 40-ю статью  женевской конвенции по беженцам, по которой федеральные государства должны официально уведомлять самоуправляемые части федерации (как земли, например, в ФРГ) о правах политических беженцев. Мне не хватало этой связки, и я давно уже думал о том, как всё-таки я могу ущучить федеральное правительство. Оно должно было реализовать эту, 40–ю статью и не реализовало, в чем я был уверен.

Я тут же написал Ангеле Меркель, канцлеру ФРГ, письмо и спросил её в отношении 40-й статьи, выполнило ли правительство свое обещание перед ООН. Ответа довольно долго не было (нормально, в течение месяца должен прийти ответ или, по крайней мере, извещение, что письмо получено и обрабатывается).

Наконец, то есть около двух месяцев назад,  я получил письмо от  14. 11.2007 из Министерства внутренних дел (Innenministerium BadenßWürttemberg):

 

Ihr Schreiben an das Bundeskanzleramt vom 24. September 2007

Genfer Konvention

 

Sehr geehrter Herr Butov,

 

das Bundeskanzleramt hat Ihr Schreiben vom 24. September an uns weitergeleitet.

Zu Ihrer Anfrage können wir Ihnen mitteilen, dass den Zuständigen Ausländerbehörden des Landes Baden- Württemberg die Regelungen der Genfer Konvention bekannt sind

 

Mit freundlichen Grüssen

 

Gez. Stübel

 

Я перевел письмо так

 

Глубокоуважаемый господин Бутов,

Федеральная служба Канцлера Ваше письмо от 24 сентября переслала нам. На Ваш запрос можем Вам сообщить, что уполномоченным службам по регистрации иностранцев земли Баден- Вюрттембегр женевская конвенция известна.

 

Тот, кто знает правила, по которым пишутся ответы из государственных служб, сразу заметит, что письмо написано довольно в грубой форме – обычно положено благодарить за то, что ты сделал запрос. У меня сотни писем и я сразу могу сказать, когда интересы чиновников твоим письмом не задеты - вежливый ответ, - и когда ты попал в точку, – соответственно, письмо не содержит обычных форм вежливости, что должно означать: «ах ты, со свиным рылом, да в калашный ряд». Но меня теперь смутить трудно. Я еще в противостоянии с КГБ научился не тушеваться, а, пройдя около 20 процессов, просто стал профи и грубые ответы и истерика беамте меня скорее радуют, чем огорчают. Кстати письмо не подписано, а подпись только отпечатана. Перенервничал, что ли Herr Stübel, отвечая на мое письмо?

 

Такой ответ означает, что в Германии только службы по регистрации иностранцев имеют официальную информацию о правах иностранцев. Остальные – нет. То есть никакие социальные службы в Германии не обязаны выполнять женевскую конвенцию. То есть, политические беженцы становятся бесправными существами в Германии.

Вот и все. Я дело это вижу так, что в Германии несоблюдение прав политических беженцев правительством запрограммировано. Это не только грубое нарушение прав человека, но и нарушение международного права. Невыполнение взятых на себя обязательств по защите прав беженцев в полном объеме означает, что немецкое правительство и не интересуется вопросами защиты прав человека, а только использует эту тему в своих политических целях.

На эту тему я собрал много конкретного материала. И я, как правозащитник, рассматриваю дело очень серьёзно. Я пытался найти помощь у местных адвокатов, но в ответ получил очень недвусмысленные угрозы.

Я, конечно, продолжаю действовать через суды. Я это делаю уже около 5 лет. А теперь решил обратиться к общественности и рассказать, как обстоят дела здесь в действительности.

Я долго колебался по этому поводу. Я и в Союзе не считал необходимым  свое мнение открыто высказывать. Говорил с друзьями и знакомыми – это были беседы, обмен мнениями. Это было неверно со стороны КГБ эту часть моей жизни квалифицировать как антисоветскую агитацию и пропаганду. В беседах я искал истину. Писать для себя я писал, делал различные заметки, планировал и публиковать свое мнение, но с этим не спешил.

Если бы Меркель не вела себя агрессивно по отношению к России, я, может быть, и сейчас не стал публиковать свое мнение о Германии.