Сейчас на сайте

Алексей ПАНКИН. Что мы потеряли и чего мы ищем?. "Век ХХ и мир", №8, 1988г.

СОЗНАТЬСЯ В РАЗНООБРАЗИИ

Мне хотелось бы сделать несколько комментариев к рассуждениям о том, что мы «оторвались от корней».

Хотим мы этого или не хотим, но все революции означали разрыв с прошлым, с корнями. Если бы старые системы могли примирить все противоречия внутри себя и обеспечить преемственность развития, то никаких революций и не было бы.

При этом «отрыв от корней» едва ли может быть тотальным. Скажем, христианство — это полный идеологический разрыв с язычеством, но посмотрите, сколько обрядов языческого происхождения в русском православии. Мне кажется, что и нам досталось от прошлого немало, может, даже больше, чем хотелось бы. Например, почти полное отсутствие прочных демократических

традиций, покорность народа, чрезмерный пиитет к государству (рецидив принципа «власть от Бога») и т. п.

Наконец, справедливо ли утверждать, что мы все потеряли и ничего не приобрели? Я сейчас не хочу говорить о хрестоматийных вещах, упомяну о том, что близко лично мне. Мой дед — первостроитель Московского метро и я горжусь этим. У меня, конечно, свой взгляд на то время, и все же я по-своему завидую ему, слушая рассказы о том, как они шли на работу как на праздник, испытывали восхитительное чувство своей нужности стране, причастности к великому делу. Да и метро в Москве действительно прекрасное! Догадываюсь, что окажусь среди москвичей в меньшинстве, но для меня не существует улицы Остоженка,— есть упраздненная Метростроевская. И я уверен, что чувство укорененности в советском прошлом есть у большинства людей, его не надо сбрасывать со счетов.

Говорят, ценности были ложными. Я, пожалуй, могу согласиться с этим. Но с точки зрения нас, сегодняшних, чуть ли не вся история выглядит как процесс смены ложных ценностей. Во имя странных фантазий строились египетские пирамиды. Иван Сусанин отдал жизнь за бездарного царя. А лет этак через сто кто-нибудь, обозревая идейные баталии нашего времени, скажет: «Надо же, нашли из-за чего шуметь и шебуршиться!»...

И еще одно замечание: раз уж мы говорим о потерях, то в каждом случае надо все-таки определять, когда, что и по сравнению с чем мы теряли. Сейчас например, то и дело повторяют, что Советский Союз находится на 52 месте в мире по детской смертности. Это что — закономерный итог 70 лет? Деградация по сравнению с пресловутым 1913 годом? Вот некоторые цифры: в 1950 г. приходилось 80,7 умерших на 1000 детей, в 1971 г.—22,9, в 1980 — 27,3, в 1986 — 25,4.

Я хочу сказать, что 70 лет нашей истории не есть какой-то целостный период. У каждого из происходящих общественных процессов своя динамика: то шло поступательное движение, то деградация. И надо учиться не отделываться общими словами, а видеть конкретно-исторические причины тех или иных явлений. Ведь без реального понимания того, что происходит в нашем обществе мы и перестройку рискуем загубить.

И это подводит меня вплотную к рассуждениям о том, что же мы хотим обрести в результате перестройки. Хотя я бы сформулировал вопрос по-иному: что мы можем обрести? Ибо желать мы вольны чего угодно, а реальные возможности ограничены хотя бы тем, что и на этот раз нам не удастся оторваться от корней.

Бесспорно, Советскому Союзу нужна политическая реформа. И, на мой взгляд, ее первоочередной задачей должно быть встраивание в политическую систему механизма стабилизации конфликтов. Проблемы так долго загонялись внутрь, что сейчас, при появлении первых признаков свободы, они неизбежно начнут вырываться наружу и, я думаю, нам необходимо быть готовыми к целой полосе конфликтов и кризисов. Пока же у меня такое ощущение, что уже имевшие место кризисы эпохи перестройки, будь то Чернобыль, «дело Ельцина» или события в Нагорном Карабахе заставали общество и политическое руководство врасплох и приводили к повторению одних и тех же ошибок.

Почему так происходит? В значительной степени потому, что мы продолжаем гипнотизировать себя заверениями в том, что мы все по одну сторону баррикад. Отличным примером такого рода мифа является ситуация в писательской среде (а литературная жизнь всегда была чутким барометром общественных процессов). Повернется ли у кого-нибудь язык сказать, что Петр Проскурин и Андрей Вознесенский, Александр Проханов и Алесь Адамович находятся по одну сторону баррикад? А ведь инженеры человеческих душ преспокойно состоят в единой писательской организации и, громя позиции друг друга, завершают свои выступления на различных форумах призывами к единству.

Или зададимся таким вопросом (оставив его, от греха подальше, без ответа): можем ли мы, положа руку на сердце, утверждать, что у нас в стране все еще однопартийная система, по крайней мере в идейном плане?

Сегодня в обществе, в его политических и социальных институтах наметились очень сложные и причудливые линии размежевания. Это естественно и нормально. Ненормально лишь то, что мы страшимся признать это. Убежден, что открытое и честное размежевание куда полезнее для стабильности и здоровья общества, чем искусственное объединение. Можно по крайней мере надеяться, что закулисные маневры и склоки заменятся честной идейной борьбой, позиции будут формулироваться яснее. Да и диалог, вероятно, будет вести проще.

Мне кажется, что в механизм стабилизации конфликтов должно входить и расширение гласности. А для этого необходимо использовать еще один ее резерв: не мешать журналистам сообщать о том, о чем они считают нужным. Пока такой ситуации нет. Скажем, на протяжении первых недель после начала событий в Нагорном Карабахе большинство газет проявляло дружное нелюбопытство к тому, что же собственно там происходит, печатая всякую чушь. Ясно, что тут была установка сверху. И все, чего удалось добиться (как и в некоторых предыдущих случаях), это то, что информационный вакуум был заполнен дикими слухами, началось смятение умов, и люди, забросившие было свои коротковолновые приемники, вновь обратились к «голосам», тем более, что к ним сейчас беспрепятственный доступ. Уж не говоря о том, что первоначальный характер освещения (или затемнения) ситуации, насколько можно судить по последующим публикациям, явно оскорбил и армян, и азербайджанцев и стал дополнительным фактором обострения ситуации. Сейчас зреет конфликт между Венгрией и Румынией, союзными нам странами. Наша перестройка встречает неоднозначное отношение ряда социалистических стран. В прессе об этом — молчок. Чего ждем?

Словом, пока пресса не может не подчиниться приказу сверху, она будет продолжать замалчивать острые ситуации и действовать вопреки своей природе как средства «раннего оповещения» о проблемах, пока они не достигли точки кипения, а также инструмента достоверного выявления параметров ситуации, мнений, взглядов. Уж не говоря о том, что пресса — это посредник при нормальном диалоге между общественными силами.

Короче говоря, мне кажется, что открытое размежевание и последовательное расширение гласности — это важная часть механизма стабилизации кризисов. Это, среди прочего, и возможность гарантировать права меньшинства. А меньшинство, не чувствующее себя безгласным, реже тяготеет к экстремизму. И чтобы ввести эту часть механизма в действие, не нужны сложные дорогостоящие реформы, не нужно ничего придумывать. Нужно лишь признать уже сложившиеся реальности.

 


Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!

 

Редактор - Е.С.Шварц Администратор - Г.В.Игрунов. Сайт работает в профессиональной программе Web Works. Подробнее...
Все права принадлежат авторам материалов, если не указан другой правообладатель.