Сейчас на сайте

<<< На титульную страницу книги

Глава 7.

Самиздат века

Никогда ничего люди не читали с таким
жаром, как Самиздат в России ХХ века.
А. Стреляный

В конце 1997 года издательство “Терра” прислало мне каталог “Книжная лавка”, где сообщалось о предстоящем выходе тома “Самиздат века”.

“В этом уникальном томе собраны самые яркие неподцензурные произведения ХХ века. Это проза, публицистика, анекдоты, песни (дворовые, блатные, “дембельские” и пр.), листовки, плакаты, надписи на заборах и даже татуировки. В томе больше трехсот иллюстраций” - так было написано в анонсе (“Книжная лавка”, cентябрь / октябрь 1997, стр.3).

Удивило только отсутствие упоминания о стихотворном самиздате.

Первое мое знакомство с самиздатом произошло ещё в институте: как сейчас помню слепые, затертые листочки открытого письма Раскольникова Сталину и варварский перевод “По ком звонит колокол”, где все ругательства были даны по-английски и по-испански. И, конечно, стихи – Гумилев (до сих пор храню подаренный кем-то, аккуратно переплетенный томик с плохо читающимся текстом), Ахматова, Цветаева, Мандельштам, даже Есенин, а потом Бродский и многие, многие другие.

Свой первый “тамиздат” я привез из Польши, куда ездил со студентами на практику в начале семидесятых.

А вот при выезде из Германии, тогда ещё Западной, в 89 году незадолго до крушения Берлинской Стены, хоть нас шмонали по черному и везли мы по целому ящику самой откровенной антисоветчины, вроде Авторханова, Конквеста и т.п., все обошлось благополучно. При полной неразберихе на таможне, там не смогли отыскать очередной не-то разрешающий, не-то запрещающий список книг и махнули на нас рукой: черт с вами, везите.

Новое время – новые песни, то есть книги.

Несмотря на высокую цену - 177 р., я книгу заказал.

Прошло несколько месяцев, но “Терра” мне книгу не прислала. Я начал искать ее по магазинам и на развалах и, в конце концов, обнаружил и купил в магазине “Графоман”, что на улице Бахрушина, хорошо знакомой мне, так как в начале ее в Театральном музее работал мой друг, активно снабжавший меня самиздатом в былые годы, а в конце – находилось районное отделение КГБ, куда меня вызывали для душеспасительных и профилактических бесед.

В полиграфическом смысле это действительно прекрасный памятник “одному из чудес ХХ века”, как назвал самиздат составитель сборника А. Стреляный в предуведомлении, напечатанном на суперобложке: в коробке, в прекрасном переплете, на мелованной бумаге, с дивно выполненными иллюстрациями. Словом – полиграфический шедевр.

Книга входит в состав многотомной подписной серии “Итоги века. Взгляд из России”, основанной в 1994 году издательством “Полифакт”.

Каково же было мое разочарование, когда я пришел домой и, предвкушая этакое виртуальное возвращение в молодость, открыл книгу: содержание никак не соответствовало заглавию – даже беглое знакомство с оглавлением приводило в недоумение – что же понимают составители под самиздатом и чем руководствовались они при отборе авторов и произведений.

Самиздат формировался из нескольких источников:

- научных, публицистических и художественных произведений, отвергнутых цензурой (или, даже, не дошедших до неё и “самоцензурированных” редакторами, а то и самими авторами) по “политическим” соображениям, либо пущенными в народ авторами, уверенными в непроходимости своего труда через неё;

- научных, публицистических и художественных произведений, отвергнутых редакциями из-за своего низкого качества (чего греха таить, и такого было достаточно в самиздате), но двинутых в самиздат авторами либо из-за завышенной самооценки, либо из желания приобщиться к диссидентству, что было модно среди интеллигенции, либо по каким-то иным причинам;

- наконец, существовала масса текстов, прежде всего стихов (я не имею в виду упомянутых выше авторов), написанных просто графоманами, которые существовали, и будут существовать во все времена и при всех политических режимах, и являвшихся достоянием узкого круга людей (одной-двух кухонь), никогда не ходивших сколько-нибудь широко в самиздате.

Ну, а анекдоты, рассказываемые всеми и везде, и частушки, распеваемые в подпитии также всеми, никто и не держал за самиздат (хотя и за них изредка сажали).

И вот, последние две категории составляют две трети книги, призванной увековечить самиздат как феномен отечественной истории и культуры.

Почему?

Прежде всего, обращаю внимание на резюме (стр.4): “В томе “Самиздат века” собраны самые значительные и яркие неподцензурные произведения, созданные в России в ХХ веке. Это публицистика, поэзия, анекдоты, частушки, песни, листовки, лозунги… Авторов всех возрастов, поколений и направлений объединяет любовь к свободе, юмор и жизнелюбие, стойкость и мужество в борьбе за право думать и говорить то, что хочется. В книге около тысячи иллюстраций”.

Странно.

Сначала анонс “Терры” отлучал от самиздата поэзию, теперь из самиздата исключена проза. Что это? Несогласованность действий издателей и распространителей литературы или просто небрежность технических исполнителей? Впрочем, они друг за друга не отвечают.

Затем начинаю читать предисловие, чего обычно не делаю, либо просматриваю по прочтении основного текста. Книге предпослано два введения-предисловия: Л. Аннинского - “Светлая тайнопись чумного барака” и Г. Загянской и Н. Ордынского - “САМИЗДАТ и изобразительное искусство ХХ века. Как смотреть эту книгу”.

Основной корпус текста раздела самиздатской публицистики “Из-под глыб” открывается обзорной статьей Л. Алексеевой “История инакомыслия в СССР. Новейший период”, которую так же можно рассматривать как введение в проблему.

Начинаю с работы Людмилы Алексеевой, несомненного знатока истории и самиздата и диссидентства.

Все правильно: и периодизация, и представленные авторы и целые группировки и течения вполне согласуются с реалиями истории инакомыслия в СССР.

В чем же дело? Почему заявленное в открывающей книгу статье находится в столь разительном противоречии с содержанием? Смотрю внимательнее и обнаруживаю – текст Л. Алексеевой не имеет прямого отношения к представляемой книге, а является перепечаткой работы 1984 года. Возможно, она и не видела издания до его выхода в свет (а, может быть, и после?).

Читаю вступительную статью Л. Аннинского. Здесь прямо про содержание, принципы формирования и структуру книги не говорится, хотя и подразумевается. Автор витийствует по поводу самого понятия “самиздат”: что включать, что не включать, есть критерии или их нет и т.п.

“Трудность изучения состоит уже в том, что явлению самиздата невозможно приписать твердые и ясные границы (стр. 6)”, заявляет автор. Ни хронологические рамки, ни “идейно-содержательная” грань, ни талант авторов не удовлетворяют Л. Аннинского в качестве критериальных факторов, по которым можно проводить селекцию самиздата или даже признание за теми или иными текстами права быть в него включенными.

“Странное явление: границы размыты и признаки эфемерны, но существование непреложно, неопровержимо, физически ощутимо” – удивляется автор.

Такой подход можно было бы понять, рассуждай он на академической трибуне симпозиума, в специальном научном литературоведческом журнале, на защите диссертации, в конце концов. Истории науки известны случаи, когда открытие и практическое использование ее (науки) результатов предшествовало на десятилетия, а, порой, и столетия формальному обоснованию правомерности этого открытия. Достаточно вспомнить дифференциальное и интегральное исчисление, открытое и применявшееся для прикладных расчетов с ХVII века, а строго теоретически обоснованное лишь в середине ХIХ.

Здесь же мы имеем дело с изданием, рассчитанным на широкого читателя, которому важно окунуться в знакомую или совсем новую сферу и вспомнить или заново прочувствовать аромат и реалии ушедшей, но еще близкой эпохи и подивиться и (или) ужаснуться той атмосфере, в которой жили они сами или их совсем недавние предки и старшие современники.

И уж ни слова нет у Л. Аннинского в обоснование полного отсутствия художественной прозы, как составной (и едва ли не главной и по объему и по значению) части самиздата. Более того, автор согласен с тем, что если “…собрать все, что ходило в самиздате в 60-80-е годы нашего века …, тогда войдут в этот круг романы (Пастернак, Солженицын), повести и рассказы (Войнович, Владимов, Ерофеев), мемуары (Надежда Мандельштам, Лидия Чуковская)” (стр.6). И чуть дальше - “Дело не в составе идей, сталкивающихся на арене самиздата, а в столкновении жанров, вроде бы невообразимых в одном литературном поле… как сопрячь записки между обходами врача, доводящими пациентку до реального безумия, и трактат об интеллигенции, с методическим перечислением черт, признаков и стадий, со взвешиванием дефиниций и уточнением задач?”.

Ну, во-первых, не очень понятно, что значит в данном контексте “сопрячь” и для чего это сопряжение нужно делать. А, во-вторых, в книге реально “сопрягаются” такие, казалось бы, не совместимые тексты, как леденящие душу показания Анатолия Марченко и вот такие, к примеру, стихи (стр.515):

У моей бабушки, были бусы и камешки.

У дедушки - вино и девушки.

А у матушки были родинки.

И в любовниках был крыжовник.

Так что, Бог с ним с сопряжением! Но почему, все-таки, художественная проза оказалась исключенной из самиздата?

Составитель стихотворного раздела тома “Непохожие стихи” Г. Сапгир прямо пишет: “В антологии самиздата, которая, по сути, является антологией русской поэзии (???) второй половины ХХ века…” (стр. 341). Может быть, Генриха Сапгира, вынужденного многие годы писать в стол, а публиковать переводы и детские стихи (кстати, моим детям они очень нравились), можно понять и, даже, извинить, тем более, что он сам пишет: “Антология получилась поневоле авторская. Но я думаю, объективность не для искусства, скорее для юриспруденции”.

Но редакторы и идеологи тома, безусловно, должны были исходить из более общих и беспристрастных посылок, или, по крайней мере, позицию свою внятно обосновать, а не ставить читателя перед загадками.

Что-то похожее на такую попытку делают составители изобразительного корпуса. “Разумеется, - пишут они, - каждый из жанров самиздатского творчества – поэзия, проза, публицистика или мемуары – заслуживают отдельных многотомных исследований (заметим в скобках, что антология и исследование существенно не одно и тоже, М.Б.). Многие тексты, недавно возможные только в самиздате, сейчас изданы легально с добротными и весьма обширными научными комментариями … и повторять их здесь только в виде текстов едва ли имеет смысл. В то же время не учитывать их присутствия в теме невозможно” (стр. 11).

Так если не учитывать невозможно, то все-таки может быть стоит повторить, хотя бы в извлечениях?

Дальше, пуще того: “Началом, объединяющим под одной обложкой трудную и долгую историю неофициальной русской мысли … стал изобразительный ряд, он и помог раскрыть основную тему антологии: самиздат как типичная российская форма сопротивления официальной государственной власти, как еще один плодотворный вид творческой оппозиции, как своего рода способ пластического выживания в страшном вакууме навязываемых тоталитарной властью нормативов изображения и высказывания”.

Тут и вовсе ничего понять нельзя.

Изобразительный ряд, представленный в книге ничего не объединяет и даже не иллюстрирует, он существует вполне автономно, на что, бесспорно, имеет право. Да и названием статьи авторы как бы выдают себя: озаглавив ее “САМИЗДАТ и изобразительное искусство ХХ века”, они признают параллельное и независимое существование, как самих понятий, так и исторических реалий за ними стоящих.

Кроме того, следует иметь в виду, что в этой серии “Итоги века” уже вышло два стихотворных тома по 1056 страниц - “Строфы века” и “Строфы века-2”: первый составлен Е. Евтушенко и включает стихи 875 русских поэтов, впервые представленных без деления на дореволюционных, советских и эмигрантских, в том числе и самиздатских, второй – антология мировой поэзии в русских переводах ХХ века (в томе собрано творчество более 500 переводчиков).

Пытаюсь домыслить не выраженные в явном виде мотивы составителей: а вдруг они посчитали, что большинство прозаических произведений, ходивших в самиздате, уже опубликованы и известны широкому читателю, а свою задачу они видят в предании гласности неизвестных или мало известных текстов. Действительно, тексты и авторы, собранные в антологии в большинстве своем, скажем, не первого ряда (хотя, упаси меня Бог, сказать хоть слово против их сегодняшнего опубликования). Но тогда и назвать работу следовало бы, допустим, “Неизвестный (или малоизвестный) самиздат”.

Эта мысль как бы подтверждается при анализе текстов. Скажем, А.Д. Сахарова обойти в таком издании просто нельзя, но составители выбирают “Памятную записку”, в то время как сами пишут, что наиболее известная самиздатская работа Сахарова – “Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе” (стр. 304). Причем, обе они опубликованы в одном сборнике в 1990 году.

То же и с А.И. Солженицыным: из трех томов публицистики выбрано “Жить не по лжи” (есть даже ссылка на выбор статьи самим автором (стр. 297)) - бесспорно одно из ярчайших произведений самиздата.

Кстати, именно эта работа первой оказалась легально опубликованной в СССР в 1988 году, и где (!?) – в газете “Рабочее слово” органе Управления и Дорпрофсожа Юго-Западной Ордена Ленина железной дороги (N 205 от 18 октября). Пока “Новый мир” в это время, чуть ли не контрабандно (в части тиража октябрьского номера было напечатано о готовящейся публикации, а в части – нет, у меня есть обе ксерокопии), только анонсировал публикацию ряда произведений Солженицына в следующем году, а партайгеноссе В. Медведев клялся, что Архипелаг никогда не будет опубликован в СССР, редакторский коллектив рабочей газеты взял да и напечатал запрещенный текст. Через знакомых Александра Исаевича я тогда же передал ксерокопию газеты для посылки в Кавендиш, не знаю только дошла ли она до адресата.

Но когда Нобелевскому лауреату по литературе А. Солженицыну выделяют две страницы в антологии самиздата, а анониму под псевдонимом К. Вольный, про работу которого составители пишут в сноске: “В АC (Архив Самиздата) имеется машинописная копия настоящего документа, который есть основания считать самиздатом (?) (стр.259)”, - двадцать, остается только развести руками.

Видимо, не подлежит сомнению, что отсутствие публикации произведения в момент создания или непосредственно вслед за ним, следует считать лишь необходимым условием включения его в самиздат.

Достаточным же условием является более или менее широкое хождение его среди читающей публики.

Никому ведь не приходит в голову считать самиздатом “Мастера и Маргариту”, хотя от завершения романа и смерти его создателя, до публикации прошло без малого тридцать лет. Вдова писателя, Елена Сергеевна, хранила рукопись и даже тайну ее существования от чужих глаз и ушей настолько тщательно, что за исключением ближайшего круга, никто и не догадывался о существовании романа, вполне достойного претендовать на звание лучшего русского романа ХХ века. Только после публикации в “Москве” искореженной первой части романа, стали ходить в самиздате купюры из него (на мой взгляд, абсолютно бессмысленные: чего добивались цензоры нормальному человеку понять не возможно).

То же происходило с “Архипелагом”, законченном в 67-68 годах и не предназначавшимся до времени к публикации. Я был свидетелем того, как Лев Копелев клялся и божился, что такого произведения нет, что это фальшивка ГБ и тому подобное: такова была воля автора. А уж в самиздатский оборот он вошел только после выхода в тамиздате в 1974 году.

Особенно наглядно это видно на примере иллюстративного материала тома. Большинство совершенно уникальных и прекрасно выполненных иллюстраций никак нельзя считать самиздатом: по своей природе они единичны, интимны и не предназначены для широкого распространения. Ну, кому в голову придет пускать в самиздат зековскую аллюминиевую кружку и тюремный бушлатик или их изображение? Большинство материалов изобразительного ряда тома хранилось, пряталось (тем самым выполнялось необходимое условие самиздата) и вовсе не предназначалось для сколько-нибудь широкого распространения (т.е. не выполнялись требования достаточного условия).

Сегодняшняя их публикация (хочется верить, что с разрешения авторов, либо родственников или иных хранителей), безусловно оправдана и создает читателю дополнительную эмоциональную атмосферу, но в самиздат не превращает. Я не говорю уже о принципиальном различии литературного и изобразительного творчества с точки зрения общения с читателем и зрителем: после завершения картины (или любой другой формы художественного творчества) никаких посреднических форм уже не нужно и любая демонстрация – у художника в мастерской или дома, на “выставке достижений” или в полуподвале жилого дома на Малой Грузинской, да в чистом поле, наконец, уже является общением со зрителем. Для литературы же необходима публикация, как непременное условие доведения литературного труда до читателя.

Трудно отделаться еще от ощущения, что составители как бы претендуют считаться первыми публикаторами в России произведений, включенных в состав публицистического раздела тома (про стихотворный раздел я не говорю, здесь большинство текстов публикуются в первый и последний раз), что не вполне согласуется с истиной.

Открытое письмо Л. Чуковской М. Шолохову печатается (так указано в сноске на стр. 181) с фотокопии журнала “Грани” N 62, 1966, тогда как это письмо неоднократно опубликовано и в периодике и книгах самой Л. Чуковской (“Процесс исключения”, “Горизонт”, Москва, 1990, стр. 327).

Завещание Н. Мандельштам, источником публикации которого указана фотокопия из “Вестника РСХД” N 100, 1971, (стр.282), завершает том “Воспоминаний”, изданный в 1989 году (Москва, “Книга”, стр. 471).

То же относится и к записям по делу А. Синявского и Ю. Даниэля, напечатанных в 1989 году (“Цена метафоры или преступление и наказание Синявского и Даниэля”, Москва, СП “Юнона”, стр. 474), и ряду других текстов.

Да и сама идея подобного издания реализовывалась, например, в сборниках “Средь других имен” (“Московский рабочий”, 1990), “Возвращение” (Москва, “Советский писатель”, 1991, выпуск первый) и ряде других в скромных бумажных переплетах, с черно-белыми иллюстрациями, на газетной бумаге и без особых претензий на подведение итогов века.

И уж совсем непонятно, каким образом оказались включенными в самиздат стихи, датированные 1990 годом (стр. 687), 1991 (стр. 619), и даже 1996 (стр. 705), тогда как подписан к печати том был 30.12.97!?

Самый внимательный анализ книги никак не объяснял как отсутствие в антологии (вспомним, кстати, что anthologia – букет цветов по-гречески – подборка наиболее представительных сочинений разных авторов) множества имен и текстов (хотя бы в выдержках, что вполне уместно в изданиях такого рода и частично использовано составителями: например, “Мои показания” А. Марченко даны со значительными купюрами), так и наличие стихотворных опусов без малого 300 (!) авторов, из которых сам Л. Аннинский выделяет десяток (стр. 10). Про большинство остальных (я не говорю о Б. Окуджаве, А. Галиче, В. Высоцком, И. Бродском и т.п.) никто в самиздате и не слыхивал.

Я вовсе не против поэзии и множество стихов читал в самиздате и прекрасных и вполне посредственных.

Помню как Игорь Хохлушкин дал мне прочесть переданное из следственного изолятора Лефортово написанное на оберточной бумаге стихотворение Леонида Бородина, из которого мне запомнились заключительные строчки:

“Бессильная злоба – гангрена души,

Беззлобная сила – победа!”

Это просто личное стихотворное письмо и ни автор, ни получатель письма никогда не пускали его в самиздат и не пытались опубликовать.

В данном случае речь идет только о вопиющей несоразмерности количества и качества текстов, представленных в издании, претендующем подводить “Итоги века”.

Словом, не поняв замысла составителей тома и не предполагая заранее их злого умысла, я обратился с открытым письмом к А. Стреляному (о котором у меня до этого было вполне благоприятное мнение, особенно по его старому циклу передач на “Радио Свобода” – кажется, он назывался письма из глубинки).

Вот оно.

"Милостивый государь, Анатолий Иванович!

Подпись, адрес, телефон.

Письмо кроме самого адресата (открытое ведь!) я разослал по редакциям самой различной идеологической направленности: Аргументы и факты, Дуэль, Завтра, Комсомольская правда, Культура, Литературная газета, Литературная Россия, Московский комсомолец, Московские новости, Московская правда, Настоящее время, Неделя, Независимая газета, Общая газета, Русская мысль, Радио Свобода, Сегодня, Совершенно секретно, Союз писателей России.

При этом каждому адресату к тексту открытого письма давалось предуведомление:

"Уважаемая редакция!

С уважением."

Письмо я показал ряду друзей, и некоторые из них предложили посодействовать в опубликовании его. Я сознательно отказался, – хотел одновременно провести своего рода социологический эксперимент: кого заинтересует эта проблема.

Разослал письма и стал ждать результата.

Первой (и единственной) откликнулась Максимова Элла Максовна, отрекомендовавшаяся сотрудницей “Известий”. Попросив меня уточнить выходные данные, главным образом дату подписания в печать (очень уж они боятся откликаться на ”старые книги” - лучше пропустить, чем опоздать), она пообещала, что выдержки из письма будут опубликованы в субботней рубрике “Мнения”.

Прошла неделя, затем другая. Когда я вновь позвонил Э. Максимовой, она подтвердила намерение опубликовать письмо, но сослалась на технические трудности: мало места, много материала и т.п. – подождите ещё немного (словно я мог делать что-то иное).

Когда мне позвонили и сказали, что письмо появилось в газете “День литературы”, я, прежде всего, удивился, т.к. не посылал его в эту газету и, даже, не знал о её существовании. Купив её, я понял, что это нечто вроде литературного приложения к газете “Завтра”.

Письмо под названием “Самоуправиздат” было опубликовано в декабрьском номере за 1998 год, посвященном восьмидесятилетию А. Солженицына.

Я тут же позвонил в “Известия” и сообщил о появившейся публикации. После филиппики о сотрудничестве с “черной прессой” Э. Максимова сказала, что теперь о публикации в “Известиях” не может быть и речи. На мои попытки объяснить, что я послал материал, чуть ли не в два десятка редакций самых разных - красных, белых, желтых, черных и серо-буро-малиновых, о чем их всех уведомил, она повесила трубку.

Ох, уж эти мне любители красить друг друга всеми цветами радуги, причем сам цвет не имеет часто никакого смысла (как и деление на правых и левых, о чем еще в начале ХХ века писал известный русский философ): чего стоит, например, придуманное кем-то клише “красно-коричневые”, где цвет знамени одних сочетается с цветом рубашек других (хорошо, что не подштанников), имевших, впрочем, точно такое же красное знамя, о чем усиленно пытаются забыть, чтобы скрыть слишком лезущее в глаза сходство.

В марте 1999 года письмо было опубликовано в “Русской мысли”, которая, став гораздо более доступной, чем в советские времена, увы, не стала в той же степени более популярной. Раньше ее зачитывали до дыр, а теперь…

И все. А дальше тишина.

Возникает вопрос: почему пресса, называющаяся и, видимо, искренне считающая себя демократической, никак не прореагировала на практически удавшуюся попытку фальсификации нашего недавнего прошлого?

Неужели сегодняшние, сиюминутные оценки и пристрастия политических группировок-однодневок могут быть приняты критериями в отборе того, что “включать”, а что “не включать” в нашу недавнюю историю.

А сам А. Стреляный?

Имея такой рупор, как еженедельная передача “Ответы на Ваши письма” на “Радио Свобода” (с ежедневной рекламой вкрадчивым голосом: “…не на все Ваши письма я могу ответить, тем внимательнее все их читаю…”), не реагирует Анатолий Иванович на критику своего, едва ли не главного дела жизни. Не так уж много он печатается, радиопередачи перестают существовать сразу после выхода в эфир, а вот “Итоги века” совсем другое дело – это навсегда, это шаг в вечность. И он это отлично понимает, и относится к этому весьма серьезно, иначе не поместил бы на супере свою фотографию в позе роденовского мыслителя. Пусть кто-нибудь припомнит, когда на суперобложках печатались фотографии не авторов, а составителей?

Вернемся, однако, к целям и деньгам.

При самом усиленном напряжении мысли, не могу придумать ни одной разумной объясняющей причины для появления такого издания, кроме прямой и сознательной фальсификации. Кому это надо и кто дает на это средства, и не малые? Слегка знакомый с расценками на издание разного рода печатной продукции, могу предположить, что такого масштаба и качества издание обошлось не в один десяток тысяч долларов. Откуда они? Ведь издатели вряд ли могли рассчитывать на коммерческий успех. Значит, их кто-то спонсировал.

Так кто и с какой целью?

Может быть, расскажете господин Стреляный?

Или это просто свойство человеческой природы и памяти – отторгать со временем все черное, мрачное, неприятное и преувеличивать те крохи хорошего и светлого, которые всегда, конечно, бывают.

Ведь не даром не только об армии, но и о лагерях и тюрьмах сохраняются у людей порой светлые воспоминания, совершенно не адекватные реально происходившим событиям. Эти-то воспоминания и выводят на улицы несчастных (а, порой, и свирепых) старушек под красные знамена зюгановых и анпиловых.

Да что далеко ходить! Три месяца нашего пребывания на целине после первого курса были сплошным кошмаром, о котором наш отрядный поэт Толя Топилин писал стихи, где были такие строки:

Целина – это вам не Сочи,

Это каторга, короче,

Что года нашей жизни сотрет!

Но уже через пару лет мы с упоением вспоминали те редкие минуты отдыха и разные комичные ситуации, постепенно полностью вытеснившие память о голоде, холоде, грязи и изнурительной работе.

Но что уместно и простительно на бытовом уровне, вряд ли допустимо при формировании общественной памяти, к чему и призвана серия “Итоги века”.

Или свойство памяти отдельных людей, групп и сообществ и всего человечества к отторжению мрачных сторон прошлого вечно и не устранимо?

Очень может быть, иначе, как объяснить популярность нынешнего премьера (а так же двух его предшественников), который по окончании юридического факультета Ленинградского университета работал куратором от КГБ в родной альме матер (в бытность моей работы в Плехановском институте мне пришлось пообщаться с таким куратором и память об этом - отнюдь не лучшие воспоминания в моей жизни), а затем долгие годы в структурах комитета в ГДР и т.д. вплоть до начальника ФСБ, т.е. сидел в кресле Дзержинского, Ягоды, Ежова, Берии, Абакумова, Андропова и других незабвенных чекистов.

Или все забыли уже, что ФСБ всего лишь эвфемизм наших славных и давних знакомых ЧК, ОГПУ, НКВД, МВД и КГБ?

* * *

На этом история не закончилась.

Последние два абзаца однозначно указывают, что текст написан в конце 1999 года.

К этому времени я решил предварить этот текст, рассказом о том, как меня вербовало ГБ, желая получать информацию об Игоре Хохлушкине, который был для меня одним из главных источников самиздата, а затем и тамиздата, и чем эта история кончилась. Этим я хотел, как бы обосновать свое право судить о предмете антологии “Самиздат Века”, показать, что тема мне близка и достаточно хорошо знакома. Могу похвастаться: в конце восьмидесятых годов, когда большинство советских читателей буквально задыхались от обилия хлынувших на легальные страницы произведений самиздата и тамиздата, мне просто нечего было читать. Оказалось, что я практически не пропустил в самиздате ничего сколько-нибудь значительного.

По рекомендации Юлика Крейндлина, старинного моего знакомого врача-писателя, я отдал оба текста И. Виноградову, главному редактору “Континента”, и к моему удивлению и радости тот решил их опубликовать. Правда, потом его точка зрения изменилась, и он оставил только эпизод про вербовку, а часть contra Стреляный печатать не стал. Но я был безмерно рад, что хотя бы часть появилась в журнале, публикацию в котором считаю большой честью для себя.

Но мысль попытаться понять, что двигало создателями и издателями, столь взволновавшей и возмутившей меня книги не проходила.

Самое забавное заключалось в том, что мне не случилось встретить человека, одобрившего состав и представительность авторов и произведений, включенных в издание. Большинство просто его в глаза не видели, а только краем уха о нем слышали. Это и не удивительно: сравнительно небольшой тираж и высокая цена (за четыре года с момента выхода в свет цена выросла в пять раз, и сейчас лишь немного не дотягивает до тысячи рублей) не способствуют слишком широкой известности.

Кому бы я ни показывал том: Ю. Крейндлину, И. Виноградову, И. Шафаревичу, Л. Бородину, В. Игрунову, А. Даниэлю и многим другим, имевшим самое непосредственное отношение к самиздату в качестве авторов и распространителей, все соглашались с крайней тенденциозностью и непредставительностью издания. Но по разным причинам отказывались публично высказать свое мнение.

Посмотрел рецензии, печатные и в Интернете. Их оказалось не много, и они четко делились на две группы: либо резко отрицательные, если оценивалась книга в целом (“Самиздат века” - это чудовищно некомпетентная и абсолютно произвольная подборка текстов – Сайт www.vavilon.ru), либо нейтральные, когда рецензенты анализировали отдельные разделы, главным образом поэтический блок “Непохожие стихи”, и не касались вопросов общей идеологии издания, его целей и задач.

И. Ахметьев, например, представляясь редактором стихотворного раздела “Самиздата века”, сравнивает состав авторов со “Строфами века”, извиняется за ошибки и опечатки, но сам принцип издания не ставит под сомнение и даже не обсуждает (Сайт www.rvb.ru).

К. Парамонов в веселенькой, а, порой, разухабистой рецензии, просто констатирует выход в свет книги и не без юмора описывает ее содержание (Сайт www.russ.ru). Рецензент даже взвесил том – три килограмма триста грамм – а вот о том, насколько анализируемый текст соответствует своему названию, даже не задумался: видимо безымянное вино типа “портвейн”, которым он пробавлялся во время чтения, сыграло с ним дурную шутку.

Вероника Боде, одноклассница моей дочери, которую я давно знаю и которой столь же давно симпатизирую, опубликовала рецензию, не подумав, видимо, на сколько этично, будучи одним из авторов сборника давать ему публичную оценку, и можно ли считать самиздатом стихи, датированные 1996-ым годом. Ну, да Бог с ней, с этикой. По существу ее замечания к составу издания практически не отличаются от моих, но сомнений о праве столь произвольного и несовершенного собрания текстов подводить итоги века у нее не возникло.

Увидев объявление в ЦДЛ о каком-то вечере, где ожидалось присутствие Н.Д. Солженицыной, я набрался наглости и отдал ей газету с открытым письмом и текст рецензии. Реакции не воспоследовало.

По “Свободе” услышал как-то, что самое большое собрание самиздата в свое время принадлежало В. Игрунову, нынешнему депутату Госдумы от Объединения “Яблоко”. Я позвонил своему бывшему студенту по плешке Володе Аверчеву, состоявшему в той же фракции, и попросил свести с Игруновым. В скорости встреча состоялась. Вячеслав Владимирович тоже об издании только слышал, и с интересом листал принесенный мною том. Прочитал он и вышеприведенный текст, и полностью с ним согласился. Посоветовал обратиться в “Мемориал” к А.Ю. Даниэлю и дал его телефон.

Ссылка на Игрунова мгновенно подействовала, и я приехал в “Мемориал”. А. Даниэль книгу видел, но мельком. Внимательно просмотрев том, и мою рецензию, он в целом с ней согласился, хотя и посчитал инвективу против А. Стреляного излишне резкой. В ходе достаточно продолжительной беседы родилась идея попробовать противопоставить “Самиздату века” другое издание, более представительное по составу авторов и текстов, и более доступное по цене. А. Даниэль предложил мне набросать ориентировочный план такого проекта, пообещав, в свою очередь, продумать свое видение издания.

Мне не составило особого труда выполнить просьбу А. Даниэля и через несколько дней мы вновь встретились. Я предложил назвать издание “Антологией самиздатской литературы ХХ века”, и сделать четыре выпуска: художественная проза; поэзия; публицистика, научные трактаты, мемуары; периодические издания и сборники. Внутри каждого выпуска произведения или выдержки из них располагать по времени их появления в самиздате. Подготовил я и примерный состав авторов, чьи работы должны были быть представлены в антологии.

Вот этот список.

Антология самиздатской литературы ХХ века

(принципы издания и проспект)

Историчность – подбор авторов и произведений должен отражать исторические реалии того времени, когда они создавались и публиковались (или не публиковались), а не сегодняшние представления об их значимости, художественной ценности и степени известности или воздействия на читателя.

Объективность – на формирование состава авторов не должны оказывать влияния политические, идеологические и, тем более, личностные пристрастия составителей антологии, как бы далеко не разошлись сегодняшние взгляды, положение и партийная принадлежность тех и других.

Представительность - антология (anthologia – букет цветов по-гречески) – подборка наиболее представительных сочинений разных авторов, безотносительно к степени их нынешней известности и количеству предыдущих публикаций.

Том (выпуск) 1. Художественная проза.

Г. Владимов, В. Войнович, В. Гроссман, Ю. Даниэль (Н. Аржак), В. Ерофеев, М. Замятин, А. Кестлер, А. Лондон, В. Максимов, В. Мнячко, Дж. Орвелл, А. Платонов, Б. Пастернак, А. Синявский (А. Терц), А. Солженицын, Тарсис, В. Шаламов.

Том (выпуск) 2. Поэзия. А. Ахматова, И. Бродский, М. Волошин, В. Высоцкий, А. Галич, Н. Гумилев, С. Есенин, Н. Коржавин, О. Мандельштам, Б. Окуджава, Б. Пастернак (стихи из романа), М. Цветаева.

Том (выпуск) 3. Публицистика, научные трактаты, мемуары.

Вехи, Из глубины, А. Амальрик, Е. Гинзбург, П. Григоренко, М. Джилас, М. Михайлов, А. Марченко, Р. Медведев, Ж. Медведев, Н. Мандельштам, Г. Померанц, А. Сахаров, И. Шафаревич, Б. Шрагин, Л. Чуковская.

Том (выпуск) 4. Периодические издания и сборники.

Синтаксис, Бумеранг, Политический дневник, Хроника текущих событий, Вече, Документы Московской Хельсинской группы, Память, Поиски, Из-под глыб, Метрополь, Сумма, Самосознание, Евреи в СССР, Московский сборник.

А. Даниэль этот вариант забраковал, сказав, что с точки зрения создания и распространения историчного представления о самиздате такая структура не удачна: читатель, интересующийся поэзией, возьмет один том, другой - ограничится прозой и так далее. Хронологическое же расположение материала по томам или выпускам, может открыть ему новые имена, произведения или сборники и стимулирует его интерес к другим выпускам.

После недолгих колебаний я согласился и переделал проспект следующим образом.

Том (выпуск) 1. 50-е годы.

Художественная проза. М. Замятин, Мы; М. Булгаков, Роковые яйца, Дьяволиада, Зойкина квартира; Э. Хемингуей По ком звонит колокол.

Поэзия. А. Ахматова; М. Волошин; Н. Гумилев; С. Есенин; О. Мандельштам; Н. Коржавин, Зависть, На смерть Сталина, Ленин в Горках, Комиссары; Б. Окуджава, Голубой шарик, Ванька Морозов, Песня о солдатских сапогах, Полночный троллейбус, До свидания, мальчики, А мы швейцару...; Б. Пастернак (стихи из романа); М. Цветаева.

Публицистика, научные трактаты, мемуары. Вехи; Из глубины; М. Горький, Несвоевременные мысли.

Том (выпуск) 2. 1960-1965.

Художественная проза. Ю. Даниэль (Н. Аржак), Говорит Москва, Искупление, Руки, Человек из МИНАПа; А. Синявский (А.Терц), Графоманы, Суд идет, Любимов; Тарсис; А. Платонов, Котлован, Чевенгур; Б. Пастернак, Доктор Живаго; А. Солженицын, Круг, Корпус; В. Шаламов, Колымские рассказы; Л. Чуковская, Софья Петровна.

Поэзия. И. Бродский, Рождественский романс; В. Высоцкий, Наводчица, Штрафные батальоны, Нынче все срока закончены; А. Галич, Ошибка, Старательский вальсок, За семью заборами, Облака, Про маляров, истопника и теорию относительности, Красный треугольник; Н. Коржавин, На полет Гагарина, Подонки. Б. Окуджава, По смоленской дороге, Дежурный по апрелю, Песенка о пехоте, Всю ночь кричали петухи, Молитва, Старинная студенческая песня; Ю. Алешковский, Товарищ Сталин, вы большой ученый, Окурочек.

Публицистика, научные трактаты, мемуары. Е. Гинзбург, Крутой маршрут; М. Джилас, Новый классс, Разговоры со Сталиным; Р. Медведев, Перед судом истории; Ж. Медведев, О положении в биологической науке; Н. Мандельштам, Воспоминания; А. Синявский (А.Терц), Что такое соцреализм.

Периодические издания и сборники. Синтаксис; Политический дневник; Бумеранг.

Том (выпуск) 3. 1966-1974.

Художественная проза. А. Солженицын, Август четырнадцатого; Г. Владимов, Верный Руслан; В. Войнович, Чонкин; В. Гроссман, Все течет; В. Ерофеев, Москва-Петушки; А. Лондон, Воспоминания; В. Максимов, Карантин, Семь дней творения; В. Мнячко, Вкус власти; Ю. Алешковский, Николай Николаевич; А. Кестлер, Слепящая тьма; Дж. Орвелл, Ферма животных, 1984.

Поэзия. Н. Коржавин, Апокалипсис, В защиту прогресса, Памяти Герцена; А. Галич, Баллада о том, как Клим Петрович добивался, чтоб его цеху присвоили звание ЦКТ, Памяти Б.Л. Пастернака, Поэма о Сталине; В. Высоцкий, О фатальных датах и цифрах, Я не люблю, Охота на волков, Честь шахматной короны; И. Бродский, Речь о пролитом молоке, Письмо генералу Z.

Публицистика, научные трактаты, мемуары. А. Солженицын, Письмо вождям; А. Амальрик, Просуществует ли СССР до 1984г; П. Григоренко, Воспоминания; М. Михайлов; А. Марченко, Мои показания; В. Мороз, Репортаж из заповедника имени Берия; Г. Померанц, Человек ниоткуда; Э. Генри, Открытое письмо И. Эренбургу; А. Сахаров, Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе; В. Осипов, Три отношения к родине; В. Буковский, Последнее слово на суде; И. Шафаревич, Социализм как явление мировой истории; Б. Шрагин; Л. Чуковская, Открытое письмо Михаилу Шолохову, автору Тихого Дона, Не казнь, но мысль, но слово; А. Якобсон, Конец трагедии.

Периодические издания и сборники. Хроника текущих событий; Вече; Документы Московской Хельсинской группы; Память; Поиски; Евреи в СССР; Из-под глыб; Общественные проблемы; Политический дневник.

Том (выпуск) 4. 1975-...

Художественная проза. А. Солженицын, Красное колесо.

Публицистика, научные трактаты, мемуары. А. Солженицын, Архипелаг Гулаг; Н. Мандельштам Вторая книга; Ю. Орлов, Возможен ли социализм не тоталитарного типа; Л. Тимофеев; Л. Чуковская, Процесс исключения, Гнев народа.

Периодические издания и сборники. Хроника текущих событий; Метрополь; Сумма; Самосознание; Московский сборник; Память; Сахаровский сборник.

Одобрив этот вариант в принципе, вечно занятый и спешащий А. Даниэль, прикрепил ко мне очень милого и вежливого, но не всегда обязательного молодого человека Гену Кузовкина, с которым мы должны были этот список уточнить, дополнить и сверить с Архивом Самиздата, созданном и хранившимся в “Мемориале”. Просидев вместе несколько дней за компьютером, мы эту работу выполнили для первых двух выпусков.

Параллельно с этим я попытался набросать что-то вроде макета или модели издания, показав свое видение возможного представления авторов, с краткой биографией, и произведений (или фрагментов из них) с небольшой аннотацией.

Вот как он выглядел.

1.Фамилия, имя, отчество (или\и псевдоним) автора

2. Даты жизни.

3. Основной вид (род) деятельности, профессия.

4. Краткие сведения об авторе.

5. Название текста.

6. Дата появления в Самиздате.

7. Дата публикации (за рубежом и\или в России).

8. Информация о хождении (распространенности) в Самиздате.

По этому макету я сделал несколько пробных аннотаций, которые одобрили и Г. Кузовкин и А. Даниэль.

Вот несколько примеров.

1. Бек Александр Альфредович.

2. 1903-1972.

3. Писатель.

4. Творческий путь А. Бека начался в 1932 году участием в горьковской “Истории фабрик и заводов”. Наибольшую известность получил роман “Волоколамское шоссе” о событиях обороны Москвы в период войны.

5. Новое назначение.

6. В 1971 году роман опубликован за границей. Автор закончил роман в середине 1964 года и передал рукопись в редакцию “Нового мира”. После длительных мытарств по различным редакциям и инстанциям роман так и не был опубликован на родине при жизни автора. По свидетельству самого автора уже в октябре 1964 года он дал читать роман друзьям и некоторым близким знакомым.

7. Первая публикация на родине в журнале “Знамя”, N 10-11, 1986.

8. …

9. В романе описывается жизненный путь крупного советского государственного деятеля, искренне верящего в справедливость и продуктивность социалистической системы и готового служить ей верой и правдой, не смотря на любые личные трудности и неурядицы.

10. А. Бек, Новое назначение, Изд. “Книжная палата”, Москва, 1987, стр. 3-8, 27-36.

Высоцкий Владимир Семенович.

1. 1938-1980.

2. Актер, писатель, автор и исполнитель песен.

Окончил актерское отделение Школы-студии МХАТ. С 1964 по 1980 год - ведущий актер Московского театра драмы и комедии на Таганке (свыше 20 ролей, в том числе: Хлопуша, Лопахин, Свидригайлов, Гамлет и т.д.). Как актер участвовал в создании 30 фильмов. В 1987 г. удостоился получить Государственную премию СССР (посмертно). С начала 60-х годов писал песни и исполнял их под гитару как для узкого круга друзей и знакомых, так и публично. С появлением магнитофонов его песни широко распространялись по всей стране. От ранних песен, имитирующих военную и лагерную лирику и городской романс, перешел на социальную и общественно значимую тематику.

1.Джилас Милован

2. 1911-

3. Политический деятель, один из руководителей СФРЮ, сподвижник И.Б.Тито, писатель.

1. Родился в Черногории. Изучал литературу и юриспруденцию в Белградском университете. В 1932 г. вступил в Компартию Югославии. Арестовывался и пробыл три года в заключении. С 1937 г. член ЦК КПЮ, с 1940 г. – член Исполкома ЦК КПЮ. Во время войны один из руководителей партизанского движения. После войны на высших партийных и государственных постах, вплоть до председателя парламента (Союзной народной скупщины).

С конца 1953 г. выступает с публичной критикой И.Б. Тито и созданного им режима. После этого снят со всех партийных и государственных постов, арестован и приговорен сначала условно на 18 месяцев, затем осужден сначала на 3, позднее на 7 лет тюрьмы. В октябре 1956 г. М. Джилас открыто поддержал венгерское восстание, подверг резкой критике коммунизм и режим, созданный Тито в Югославии, за что был осужден. В это время ему удается передать рукопись для опубликования.

Основные произведения: Новый класс (1957), Беседы со Сталиным (1961), Страна без прав (196...), Несовершенное общество (1969), Партизанская война (Югославия, 1941-1945), Тито (опыт критической биографии).

2. Новый класс.

6. Начало (середина) 60-х годов

7. Милован Джилас. Лицо тоталитаризма. – Пер. с сербохорватского. - М.: Изд-во “Новости”, 1992, стр. 159-360.

1. На суде над членами “Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа” (1967 г., Ленинград) НК фигурировал в качестве вещественного доказательства. (Политический дневник, т. 1, стр. 310).

9. Работа представляет собой критический анализ практических результатов построения коммунистического общества в России и странах Восточной Европы, осуществленный с вполне ортодоксальных марксистских позиций.

10. Милован Джилас. Лицо тоталитаризма. – Пер. с сербохорватского. - М.: Изд-во “Новости”, 1992. Стр. 207-214.

Подходило к концу лето 2000-го года, и Гена сказал, что наработанного материала достаточно для представления В. Игрунову, который обещал найти спонсоров издания. Дальнейшая работа требовала значительных затрат сил и времени, а на голом энтузиазме далеко не уедешь. Я с этим согласился.

Состоялась еще одна беседа с А. Даниэлем, в ходе которой он обещал организовать встречу с В. Игруновым, но одновременно впервые высказал мысль параллельно или просто взамен обсуждаемому проекту опубликовать результаты в интернете.

И до этой встречи обсуждался вопрос об адресности предполагаемого издания. Мое мнение состояло в том, чтобы сделать книги, сколь это окажется возможным, дешевыми для распространения их по школам в качестве пособия по истории, литературе, обществоведению и другим предметам, где могут затрагиваться соответствующие вопросы. Именно молодому поколению следует знать и не забывать те события, информация о которых, прежде всего и больше всего, муссировалась в самиздате. Современное же компьютерное оснащение школ по всей стране, а не в республиканских и губернских столицах, явно оставляет желать лучшего. Следовательно, говорить можно только о параллельности, но никак не о замене книжного варианта сетевым.

На том и расстались.

Раз в две-три недели я беспокоил Гену звонками: как там дела со спонсорами. Ответом было: А. Даниэль занят публикацией книги стихов отца, и только покончив с этим, сможет думать о чем-нибудь другим.

Прошла осень. Кажется, по “Свободе” услышал о выходе книги стихов Ю. Даниэля. Значит, могу звонить. Ситуация не меняется, А. Даниэль по-прежнему занят. Тогда я решаюсь сам позвонить В. Игрунову, договориться о встрече и поставить А. Даниэля перед фактом. А отказаться ему вряд ли будет удобно. Так и случилось. Опоздав на полчаса, в течение которых В. Игрунов просмотрел весь наработанный материал, и, как я понял, одобрил его, А. Даниэль все же пришел. После получасового обсуждения договорились, что как только В. Игрунов найдет деньги (речь шла о пяти тысячах долларов для начала), он позвонит А. Даниэлю, а тот сообщит мне. Звонка я так и не дождался. Уже в начале весны я созвонился с Геной, спросил как дела, тот пообещал выяснить у А. Даниэля и позвонить мне. Звонка нет больше года.

Оценить создавшуюся ситуацию мне трудно.

Представить себя человеком, больше всех заинтересованным в объективном освещении истории самиздата, при всем уважении к себе, никак не могу. Скорее наоборот, я ощущаю себя слоном в посудной лавке, ворвавшимся в устоявшийся мир, где сферы влияния давно уже поделены, все лавры розданы и каждая сестра довольна своей серьгой.

Или другое. Я все больше начинаю задумываться над вопросом: а сколько вообще в те времена было людей, связанных с самиздатом? Может быть, и впрямь узок был круг этих революционеров? Не правомерная экстраполяция собственного видения событий многих и не раз заводила в тупик. Из того, что большинство моих близких знакомых постоянно читали самиздат и тамиздат, не следует, наверное, делать вывод о повсеместной и широкой распространенности этого явления. Только этим могу я объяснить равнодушие, с каким был встречено издание, откровенно необъективное и дезориентирующее общественное мнение нынешнего поколения, и уж, тем более, поколений грядущих.

Но это, в свою очередь, возможно, дает ключ к пониманию общественных процессов истекшего десятилетия. Советская власть все сделала для превращения подавляющего большинства своих подданных в те самые винтики, о которых мечтал великий вождь и учитель всего прогрессивного человечества. И фрондирование какой-то части общества, заключавшееся, в частности и в чтении самиздата, было скорее внешним проявлением своего рода моды, а не глубоко продуманным, выстраданным, если хотите, осознанием преступности большевистской власти во всех ее ипостасях, если говорить, конечно, не о декларациях, а о практических делах.

Тогда становится понятно, почему разрушение коммунистической системы, абсолютно оправданное и необходимое, с моей точки зрения, сопровождалось столь мало продуманными и не оправданными экспериментами в политической, экономической, социальной и других областях, в результате чего целые группы и слои общества были ввергнуты буквально в нищету, а само понятие демократии сделалось ругательным и ненавистным большинству общества. И при этом рейтинг президента сознательно, целенаправленно и вполне успешно разрушающего крохотные, еще не окрепшие ростки этой демократии в стране постоянно растет.

Закончу, может быть, излишне длинной, но весьма глубокой и актуальной мыслью Н. Бердяева.

“Демократию очень часто понимают навыворот – не ставят ее в зависимость от внутренней способности к самоуправлению, от характера народа и личности. И это реальная опасность для нашего будущего. Русский народ должен перейти к истинному самоуправлению. Но этот переход зависит от качества человеческого материала (ох, не люблю я этого словосочетания! М.Б.), от способности к самоуправлению всех нас. Это требует исключительного уважения к человеку, к личности, к ее нравам и ее самоуправляющейся природе. Никакими искусственными взвинчиваниями нельзя создать способность к самоуправлению. Разъяренная толпа, одержимая корыстными и злобными инстинктами, не способна управлять ни собой, ни другими. Толпа, масса не есть демократия. Демократия есть уже превращение хаотического количества в некоторое самодисциплинированное качество”.

Post scriptum >>>

Уважаемые читатели! Мы просим вас найти пару минут и оставить ваш отзыв о прочитанном материале или о веб-проекте в целом на специальной страничке в ЖЖ. Там же вы сможете поучаствовать в дискуссии с другими посетителями. Мы будем очень благодарны за вашу помощь в развитии портала!