Фото Б.Зиммельмана,
примерно 1979 год.
|
МОЙ ДРУГ ШУРА ЧЕРНОВ
Чернов умеет ВСЁ. Ну, ладно, половину ВСЕГО. Он,
несомненно, постмодернист, потому что: точит на токарном
станке, фотографирует, ремонтирует утюги, лампы дневного
света, двигатели внутреннего сгорания, ксероксы и факсы,
магнитофоны, фотоаппараты, компьютеры, станки с
программным управлением, кстати, и программы пишет v на
ассемблере, Фортране, Си, причём почти всеми выше и ниже
перечисленными специальностями он работал
профессионально. Он столяр-краснодеревщик v делал
декорации в театре, а, впрочем, может и из металла,
папье-маше и ткани на швейной машинке; он налаживал
станки с программным управлением на оборонных заводах;
искал утечки в газопроводах в Средней Азии; в домашнем
сарае травил ювелирные изделия фотохимией и выращивал
барельефы гальванопластикой; по технологии электрографии
(той, что сейчас называют "ксерокс") в диссидентские 70-е
годы строил копировальную машину и печатал ею, а также
фотоувеличителем "Ленинград" "Архипелаги" и "1984-е";
очень прилично управляется с мотоциклом, историей
древнего Рима и КПСС, знает классическую философию,
кулинарию и поэзию Серебряного века, песни бардов,
биографию Пастернака, причем не только в скандально-
хрущёвской её части, но и отличие переводов Шекспира от
Щепкиной-Куперник с Маршаком...
На моей памяти, вот уже больше 25 лет, у Чернова никогда
не было своего угла. Он жил у нескольких своих жен,
исправно зачиная им детей, у любовниц (за что-то же они
его приживали!), ночевал в подвалах, шиковал в
пустующих деревенских домах, собирая колорадские урожаи,
блаженствовал в общежитиях театральных и художественных
училищ, в негласных комнатах, под возбужденным
перспективой ремонта всего сущего покровительством
комендантов, в совсем не невинном окружении молоденьких
студенток, причем годы идут, возраст Чернова как бы
меняется, а первый курс остается первым курсом, он жил
(годами!) в психбольнице и в отделении кардиологии, но из
этого не вытекает, что он псих или сердечник, потому что
он жил и в роддоме.
Чернов не хиппи, не наркоман, не алкаш, не баптист, не
мунист, не кришнамуртинец и даже не вегетарианец: он
трезвых агностических взглядов без примеси никакой
религии и философии. Чернов не еврей! Хотя некоторые
графические примитивы его подозревают за умность и
картавость речи. Внешне его описать очень просто: похож
на Ленина. И росточком и фигурой и ликом. Чтобы найти
законную толику татарина его и скрести не надо,
достаточно в глаза посмотреть, а родом он с Дальнего
Востока - в общем, что касается кровей - полноценный
русак.
По одежке выглядит неброско, но чисто и прилично, потому
клиенты всех мастей сдают ему в ремонт свои пылесосы,
дверные замки и душевные тайны. Деньги он берет не
всегда, но и отдает не чаще и никто за то не обижается.
Собственно, честно говоря, живет он подаяниями друзей, но
их много. Кто-то даёт десятку раз в пару месяцев, а кто-
то и пару тысяч в несколько лет. А полученное и временно
заработанное Чернов обязательно раздает другим, некоторые
из которых этого и не просят, а некоторые еще ухитряются
жить приживалами при Чернове. Заработать себе на другую
жизнь и квартиру, при всех талантах и ремёслах, Чернов не
может. Взяв подряд на изготовление или ремонт некоего
предмета материального быта, он вступает с ним,
предметом, в сложные духовные и этические отношения, в
которых только и выясняется: иметь ли шкафу дверцы
снаружи и заправляться ли "Запорожцу" керосином. Мнение
заказчика при этом значения не имеет. Иногда клиент
получает свой телевизор в исправности и с дополнительным
незаказанным приспособлением для защиты от помех, а
иногда объект сделки исчезает, как коммунистический
митинг: распадается на составляющие и растворяется в
толпе себе подобных на обильных полках Черновской
мастерской. Естественно, при этом плата за работу
колеблется от плюса до минуса, асимптотически приближаясь
к абсолютному нулю. После революции в жизни Чернова почти
ничего не изменилось: мир ушел еще дальше к бесстыдному
прагматизму, но Чернов-то и при соцкоме был далёк и
увеличения дистанции почти не заметил.
Я завидую ему. За моё относительное благополучие и
социализованность заплачено МНОЮ. А Чернов всегда
остаётся самим собой. Если лень v не работает. Если есть
охота v месяцами мастерит нечто, за нечто никто не
платит. Если нравится женщина v уходит от предыдущей.
Мы, которых большинство, трудолюбивые и обязательные,
можем после третьей рюмки признаться, что и не прочь бы
ИНОГДА так, если бы была возможность. А ОНА ЕСТЬ ВСЕГДА!
Чернов гиперболически РУССКИЙ. Но не карикатура, а
дружеский шарж, где какая-то приметная часть лица
разрастается на пол-листа. Это Нос нации: кусочек ленцы,
немножко безответственности, доброта и обуреваемость
непрактичными творениями, он плоть от плоти майоров
Ковалевых и гуляет сам по себе Невскими проспектами. Ох,
тяжко с таким-то пролезть в великозападное prosperity. Да
и надо ли?
Самое невероятное во всем этом, читатель, что я не
сочиняю! То-есть, я стараюсь писать складно, но фактов не
придумал НИ ОДНОГО! Всё: профессии, места жительства и
свойства принадлежат реальному живому прототипу, и в это
ночное время последнего года тысячелетия он вполне, что
нередко бывает, может позвонить в телефон, а то и прямо в
дверь, и, появившись на пороге, сказать: "Кордонский! А
не найдется ли у тебя двух картофелин и щепотки соли?".
Вот и звонок...
Михаил Кордонский
См. расширенный вариант рассказа о Чернове
здесь
|